Женщина-лиса - Кий Джонсон

Я и раньше оставался с женщинами на всю ночь, занимался с ними любовью, или обменивался стихотворениями, или просто дремал, положив голову к ним на грудь. Утром я чувствовал себя уставшим, мне не терпелось написать утреннее стихотворение и идти спать. Но я никогда еще не ощущал абсолютной слабости, как сейчас, когда, кажется, достаточно легкого дуновения ветерка, чтобы поднять меня ввысь, как воздушного змея. Я словно смотрю на все через ткань, прозрачную, как шелковый газ.

Встало солнце. Горячий вишнево-красный цвет залил небо на востоке. Солнце кажется очень большим и будто застрявшим в ветках дерева кацура. Тяжелая роса в саду сверкает в свете нового дня. Мое дыхание (сегодня достаточно холодно для того, чтобы оно приобрело форму — начинается осень) окрашено в красный цвет.

Я нахожусь в саду Мийоши-но Кийойуки. Расположение сада такое же, как у моего, с тремя прудами и двумя беседками, построенными над поверхностью воды. Туман скрывает опоры, на которых должны стоять беседки: кажется, что они парят в воздухе, как некое божество.

Даже расположение некоторых построек такое же, как у меня. Каменная лампа на озере, которое ближе всего от дома. Хотя здесь она сделана из черного камня с прожилками цвета пионов. Темно-синие камни в пруду образуют такой же узор, как у меня. Но в то же время все какое-то другое — оно лучше. Но в чем — я сказать затрудняюсь. Пруды больше, вода в них, насколько я могу рассмотреть в рассеивающемся тумане, более чистого голубого цвета. Маленькие пагоды, наполовину спрятанные в листьях, более живые.

В стороне я замечаю полянку, примерно на том же месте, где и моя полянка с лунным камнем. Но на ней ничего нет. На мгновение я задумался о том, не ждут ли они, пока он упадет, и не приготовили ли место заранее. Это, наверное, причуды моей усталости. Ночь была хороша, но мне почти тридцать. Наверное, поэтому я так устал.

Дорожка из дома ведет вниз с холма, к огромным воротам в китайском стиле и бамбуковой ограде высотою с лошадь. Как и мои, эти ворота сделаны из обтесанных стволов самшитового дерева. Но, в отличие от моих, они целые. Крыша крыта голубой черепицей, такой яркой, что кажется, будто это кусок летнего неба.

Я смотрю назад. Должно быть, я прошел немало, чтобы выйти сюда, но позади меня остались лишь полянка без камня, пруд и лягушка цвета нефрита, дремлющая на одном из синих камней посреди пруда. Я вижу дом — множество зданий и пристроек, дорожек и переходов, наполовину скрытых ветвями деревьев, мягкий изгиб холма, скрывающий (без сомнений) тысячи кипарисовых опор, на которых они стоят.

Крыша дома крыта такой же черепицей, что и ворота. Крыши зданий соединены между собой, образуя тысячи — десятки тысяч — углов такого же слепящего синего цвета с черными верхушками на каждой арке крыш. На своде крыши по обе стороны висят зеленые медальоны: это вход в главный дом. Я не вижу, что выгравировано на них. Но я думаю, что это такие же медальоны, какие были на рукавах внука Мийоши-но Кийойуки — с выгравированными лилиями. Эффект от сочетания ярко-голубого, зеленого, черного и почти белого должен бы быть безвкусным. Но здесь оно смотрится богато.

Как они могли позволить себе такую роскошь? Нет, не в этом вопрос: богатых людей полно, даже богатых эксцентриков, которые по непонятным причинам предпочитают свои деревенские имения домам в столице. Но дело не в местности: принцы в столице живут под более скромными крышами.

Вопрос в том, кто они? И почему они здесь живут? «Потому что могут» — недостаточный для меня ответ. Она немного рассказала мне вчера ночью о своей семье. Поэтому теперь мне любопытно.

Есть еще более интересный вопрос, чем почему они здесь живут и кто они такие. Как они сюда попали? Я знаю, что дороги очень плохие, и, конечно же, они не выдержат веса огромного количества повозок, которые им понадобились бы, чтобы привезти эту черепицу (ее здесь не изготавливают). Возможно, даже и то, что они приехали из Китая. Но это менее вероятно, чем то, что они приехали из столицы.

Я останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам, пытаясь представить себе свои ворота, починенные и крытые этой небесно-голубой черепицей. Возможно, я смогу убедить моих новых соседей поделиться со мной оставшейся черепицей.

— Господин! — негромкий мужской голос позади меня. — Подождите!

Я оборачиваюсь и вижу брата моей очаровательной любовницы, бегущего ко мне по дорожке. Он двигается легко, как будто привык бегать рысью больше, чем ходить. Когда он останавливается на расстоянии вытянутой руки, я вижу, что у него даже не сбилось дыхание.

В жемчужном свете зари он кажется мне более похожим на свою сестру: стройный молодой человек примерно ее возраста с такими же безупречными чертами лица и искренним взглядом золотых глаз. Сегодня он одет в желтовато-коричневые и красные охотничьи платья, с деревянным колчаном для стрел, прикрепленным к поясу, с луком за плечами и убитым павлином за поясом. Я не представляю себе, откуда он пришел. Я не видел павлинов с тех пор, как уехал из столицы. Я не видел их даже здесь, в этом удивительном саду.

Он кланяется мне так же неловко, как поклонился бы мальчик наполовину младше его.

— Доброе утро! Как удачно, что я вас встретил. Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Доброе утро. Не думал, что вы проснетесь так рано, не то я ушел бы, как полагается… — вежливая ложь, конечно же.

— Нет, вы бы не ушли, как полагается. (Молодой человек — я не могу в это поверить — фыркает.) — У вас был секс с моей сестрой. Вы бы постарались уйти тихо, несмотря ни на что. Так говорит дедушка.

— Вы понимаете, — говорю я мягко, я не знаю, что мне еще сказать и сделать, чтобы не рассмеяться, — что это неприличное замечание с вашей стороны, — должно быть, они с сестрой похожи не только внешне: оба говорят все, что им вздумается, невзирая на правила приличия.

Он пожимает плечами.

— Вы занимались сексом. Мы все это знаем. Вы сильно шумели.

Мы с ним шли к воротам, но, когда он сказал это, я резко остановился. Я почувствовал, что краснею. Я не выдержал и все же рассмеялся.

— Мой господин? — сказал он. — Я сделал что-то не так?

— Нет, — ответил я и дотронулся до его рукава, — все в порядке. Но я должен идти домой. Мне нужно…

— О нет! — сказал он, вдруг побледнев. — Вы не можете. Нет, останьтесь со мной, прошу вас, пойдем поохотимся.

— Это было бы неплохо. Но я немного устал и… — я отстал от него. Все бы поняли мой вежливый отказ. Все. Но только не брат моей любовницы.

— Охота взбодрит вас. Меня она всегда бодрит. Пожалуйста.

«Наверное, у него нет друзей», — вдруг подумал я. Если его дедушка держит его взаперти так же, как и его сестру, то это вполне вероятно. Мне стало немного жаль его.