Распущенные знамёна - Александр Антонов

— Даже не половину, — улыбнулся Алексей. — Мне этот тип – кстати, бумаги он предъявил вовсе не на имя Нащёкова – показался несколько странным, но документы у него были выправлены верно, и я должен был хоть как-то удовлетворить его просьбу.

— А если бы «Невский» прилетел двумя днями позже, или не прилетел бы вовсе, ты бы отдал ему оставшуюся часть денег? — полюбопытствовал Павел.

— Только если бы Петроград подтвердил его полномочия. Я как раз готовился отправить запрос, когда прибыл Кравченко.

— Кстати, о Кравченко, — сказал Павел. — Тебе не показалось, что он уж очень похож на полковника Львова, того, из ОКЖ, что был ещё близок к царю, ты ведь его знавал?

— Не близко, — частично согласился Алексей, — но мне действительно показалось, что они очень похожи.

— На самом деле считается, что это два разных человека, — произнёс Павел, — что-то в его тоне заставило Алексея насторожиться?

— Считается? — переспросил он. — Так ты с этим не согласен?

— Мы с этим не вполне согласны, — поправил его Павел. — У нас есть все основания считать, — правда, нет доказательств – что полковник Львов ведёт какую-то свою игру, прикидываясь то бывшим жандармом, то большевиком.

— Вы подозреваете Львова в двурушничестве? — удивился Алексей.

— А вот для этого у нас точно нет оснований, — отрицательно покачал головой Павел. — Ни в образе Кравченко, ни в своём истинном обличии он пока ничего серьёзного против своих бывших коллег не предпринимает, в отличие от того же Джунковского.

— А что Джунковский? — спросил Алексей.

— По нашим сведениям отозван с фронта в распоряжение председателя ВЧК Дзержинского, и, по слухам, помогает теперь создавать новый политический сыск. Ладно. Так что приключилось с теми деньгами?

— Кравченко мне их вскоре вернул, а я потом передал всю сумму подлинному представителю российских властей. Как он их употребил, про то мне неведомо.

— Часть денег он передал на нужды российского посольства, а часть в настоящее время тратит на закупку образцов военной техники; и тебе про то ведомо!

Алексей поморщился, будто у него внезапно заломило зубы.

— Брось, Алёша, — усмехнулся Павел. — Ты вправе хранить свои секреты, тем более что ничего крамольного мы в действии «товарищей» по расходованию этих средств пока не видим. Образцы военной техники нужны, видимо, для того, чтобы сравнить её с отечественной, что безусловно во благо нашей армии. А как они охраняют наши военные секреты? Как «Невский» сел, так союзнички сразу стали к нему подбираться – шутка ли, лучший боевой самолёт в мире! Так «товарищи» выставили вокруг самолёта оцепление, да ещё пригрозили, что если кто попробует оцепление прорвать силой, то они взорвут самолёт! Молодцы!

— А как у вас смотрят на события на юге России? — спросил Алексей.

— Без удовольствия, — кисло сморщился Павел. — Но там как будто всё пока уладилось. Каледин формирует корпус, чтобы повести его на фронт. «Товарищи» и вправду готовят наступление.

— Слышал, — кивнул Алексей.

— Если так, то мы пока с ними, — сказал Павел, разливая вино по бокалам. — За Победу, брат!

Глава седьмая

Артур

Кончились приключения – начались мытарства. Та малая мелочь, что завалялась у меня в кармане, истратилась очень быстро, и я стал до обидного резво опускаться на дно. Когда я всё же добрался до Парижа, то мало чем отличался от местного бомжа (по-ихнему, клошара). Три дня разыскивал российское посольство, ещё день мучился сомнениями, потом подошел к входу. Ажан, то бишь полицейский, стал меня гнать, но вышел сотрудник и провёл меня в посольство, а там сразу в ванную комнату, за что я был ему крайне благодарен. Отмякнув в горячей воде, я побрился и впервые за последнее время отразился в зеркале не рожей, а лицом – пусть и слегка осунувшимся.

В предбаннике (в данном случае: в предваннике), где я скинул свои лохмотья, их не оказалось. Вместо этого на деревянной скамье аккуратной стопкой лежало чистое бельё, а на плечиках висел моего размера костюм. Так что пред светлые очи посла России во Франции Александра Петровича Извольского я предстал во всём, так сказать, великолепии. Не знаю, что думал обо мне посол в свете полученных из Петрограда указаний. Говорил он со мной мало, был вежлив и холоден.

Зато за дверьми посольского кабинета меня ждал крайне «тёплый» приём. Та самая троица, что упустила меня у дома Игнатьева, заступила мне дорогу. Один, как бы невзначай, занял позицию между мной и окном. Нет, ребята, я уже набегался! Удивительное дело – я был даже рад их видеть. Возвращение в Россию, пусть даже в наручниках, которые, впрочем, на меня надевать похоже не собирались, не казалось мне теперь менее привлекательным, чем вожделенное ещё недавно путешествие за океан.

Михаил

Итак, Артур под конвоем бойцов Кравченко возвращается в Россию. Сухие строчки дипломатической депеши вызвали во мне много больше положительных эмоций, чем красочный рассказ Кравченко после его недавнего возвращения из Парижа.

«…Тогда он вскарабкался на двухметровый забор и исчез в Парижских переулках! Признаться, я тому очень удивился. …Когда стоял на перроне вокзала Сен-Лазар, а до отхода поезда Париж – Шербур оставались считанные минуты, я уж было подумал, что Слепаков меня переиграл, но обошлось. …Вы бы видели лицо Артура, когда мы вошли в купе! …И тут я по выражению лица Слепакова определил, что денег на билет до Нью-Йорка ему хватает. Пришлось одному из моих людей сработать под местного карманника. …Теперь Слепаков малым ходом следует в Париж, и будьте покойны, спеси в нём это путешествие поубавит!»

Честное слово, не знаю, что на меня тогда нашло. Может неуместное, на мой взгляд, Ольгино веселье? — она сопровождала рассказ взрывами смеха. Или я был недоволен, опять-таки, на мой взгляд, нарочито киношными действиями Кравченко – хотя ему-то про это откуда знать? Или мне просто вожжа под хвост попала? А может, и не первое, и не второе, и не третье. Может, четвёртое, пятое или шестое? Мало ли причин у такого важного государственного мужа, как я, быть чем-то недовольным? Так, Миша, так! Хлещи себя по самодовольной роже выдернутыми из собственного хвоста павлиньими перьями!

Процесс самобичевания был прерван появлением в кабинете секретаря.

— К вам нарком внутренних дел, Михаил Макарович!

— Просите!

Александровича я встретил почти у порога. После обмена приветствиями спросил:

— Ты нынче завтракал, или как всегда?

— Как всегда! — рассмеялся Александрович.

Я вызвал секретаря и попросил принести чай и бутерброды. До прихода персоны, ради которой мы и собрались сегодня в моём кабинете, оставалось ещё довольно времени, которое мы вполне могли употребить для беседы под чаёк. Поскольку я-то как раз успел позавтракать, и мой мозг не был отвлечён для приёма пищи, то, глотнув из стакана ароматного напитка, я и положил начало беседе.

— Во время совместного заседания Президиума ВЦИК и Совнаркома ты, хотя и проголосовал в конечном итоге «за», довольно холодно отнёсся к предложению прервать перемирие и начать широкомасштабное наступление по всей линии фронта… или мне показалось?

Александрович уж очень неторопливо дожевал бутерброд, потом поднял на меня твёрдый взгляд.

— Ты ведь прекрасно знаешь, что тебе не показалось. И если уж ты вызываешь меня на прямой разговор – давай оставим на потом все эти буржуйские политесы.

— Извини, — смутился я.

Александрович кивнул и продолжил:

— Если честно, то я, Миша, так до конца и не понял, для чего нам нужно продолжать лить рабоче-крестьянскую кровь с обеих сторон? Даже при том, что вы с Духониным и Брусиловым очень убедительно показали, что победа практически гарантирована.

Товарищ дорогой, если бы ты один так нас не понимал! Даже людям, посвящённым, кто мы и откуда (я имею в виду Ленина и Спиридонову), пришлось полночи талдычить про геополитические интересы России и утопизм мечтаний о скорой мировой революции. Первым, к счастью, они таки прониклись, да и то, подозреваю, один Ленин, Маша просто поверила мне на слово. Второе отвергли категорически и накрепко привязали к первому. Пусть пока так, наступлению это никак не помешает.

А Александровича я понимал. Мне и самому выступление Ленина на совместном заседании показалось не вполне убедительным, в отличие от доклада Духонина – вот кто разложил всё по полочкам! Не зря мы последние месяцы втайне от всех разрабатывали план осенней кампании. Попробую объясниться с наркомом внутренних дел простым языком.

— Понимаешь, Слава, мы, конечно, можем избежать потерь, о которых ты говоришь, если наши фронты просто останутся стоять на месте. Думаю, что к зиме Антанта победит и без нашего наступления. Скорее всего, падут обе монархии: и австро-венгерская, и германская, а Австро-Венгрия к тому же распадётся на отдельные государства. Какими они будут? Уж точно не монархическими! А, может, и социалистическими, такими, какое строим мы. И наше наступление тому только поспособствует. — Да простится мне этот панегирик во славу мировой революции!