Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

быть, ты все-таки позволишь нам попробовать?

— Я бы тоже хотела, жаль, что она не позволит, — внезапно негромко ответила Злата, не открывая глаз.

От неожиданности Яков отшатнулся и едва не упал спиной на пол. Замер.

— Пожалуйста, тише, — попросила Злата. — Ты разбудишь ее, а нам надо поговорить.

На языке крутились ругательства, но Яков сдержался. Что происходит? Она же точно спала! Или нет? Или что…

— Что…

— Все нормально, Яш. Успокойся.

Вот это уже было больше похоже на Злату, и тем самым неожиданно его действительно успокоило. Она как-то это умела: охладить словом и взглядом, заставить перестать метаться.

Яков снова сел и вгляделся в ее лицо. Ну спит же…

— Жаль, что я тебя не вижу, — вздохнула Злата. — Послушай, Яша. Ты должен прекратить ваши встречи. Ты все это не заслужил.

— Тебя не заслужил?

— Ее.

— Недостаточно хорош? — неожиданно обиделся Яков. — Не царского рода?

Он часто об этом думал, когда искал причины ее поведению. И вот сейчас она подтвердит, и... Злата засмеялась. Мягко, тихо и совсем не обидно. Наоборот. Захотелось присоединиться и посмеяться вместе с ней.

— Если бы… — вздохнула она. — Наоборот, ты слишком хорош для нее. Я не хочу, чтобы ты страдал. Тебе нужно все это закончить. Просто поверь мне. Ты мне очень нравишься, Яша. Жаль, что мы не встретились раньше.

Ты мне очень нравишься...

Как долго он мечтал это услышать. Но заветные слова не принесли ни радости, ни утешения.

— В каком смысле нравлюсь тебе? Тебе — это кому?

Ответа не последовало. Молчание все длилось и длилось, и Якову вдруг показалось, что все это ему лишь привиделось. Стало страшно. Но когда он уже готов был окликнуть ее, она наконец-то снова заговорила.

— Это сложный вопрос. Я все то, что она запретила себе, заперла в себе. Наверное, я часть нее. Она бы хотела меня уничтожить, но у меня есть то, что она не готова потерять. Так что ей приходится терпеть мое общество. Забавно, да?

Яков вовсе не находил все это забавным, но все равно зачем-то кивнул.

— Заперла — в смысле?..

— Магией.

А, ну конечно, мог бы и сам догадаться. Куда ж без этого? Наверное, здесь нужно было удивиться, но все происходящее было абсолютно из ряда вон выходящим, словно сон. Может быть поэтому он реагировал так спокойно?

— А зачем она это сделала?

Злата снова замолчала, и ему снова почудилось, что он все придумал.

— Она совершила ошибку, — все-таки ответила Злата. — Попыталась исправить ее, и в результате совершила еще большую. Впрочем, сама она так не думает. Но она снова ошибается.

— А что с ней…

— Прекрати. Ты же тоже заметил. Ты спросил, все ли у нее хорошо.

— Ты… она… она выглядит уставшей. Мне показалось, у нее проблемы.

Злата снова засмеялась. Впрочем на этот раз прохладнее.

— Разумеется, у нее проблемы. Но ты тут ничем не поможешь. Был момент, когда мне показалось, что ты сможешь, но нет. Все стало только хуже.

— Но я ведь…

— Яша, — осекла его она. — Просто сделай, как я прошу. Оставь нас. Иначе для тебя все это закончится плохо.

— Для меня? А она?..

— С тобой она перешла черту. Она совсем перестала видеть грани. А мне, кажется, уже недолго осталось. Но если я еще здесь, и могу тебя спасти… Пожалуйста… Отпусти нас обеих. Ты так смотришь на нее, что мне больно…

— Больно? — не понял он.

Злата во сне вздрогнула и поморщилась. Яков ждал, боясь дышать. Ему показалось, она сейчас заплачет. Но нет. Она снова не отвечала слишком долго. Он набрался смелости и дотронулся до ее ладони. Та была ледяной. Что за черт?

— Яша, — вдруг сдавленно и совсем тихо позвала она. — Мне очень больно. Обними меня.

И вот теперь он действительно растерялся и испугался. Злата замолчала, и каким-то образом он понял, что теперь уже насовсем. И все мгновенно перестало казаться сном. Стало страшно. А она продолжала вздрагивать во сне, будто ей снилось что-то плохое. Возможно, надо было разбудить.

«Мне больно...»

Если он разбудит, она не позволит обнять.

Стараясь действовать как можно аккуратнее, он лег на постель рядом с ней. Подождал, но ничего не случилось. Отчего-то становилось все страшнее и страшнее. Такое простое действие — обнять. Они столько раз были вместе, как только он ее уже не видел и как только к ней не прикасался, так откуда же взялась робость?

Да потому что он знал, что на это она разрешения не давала. И обнять внезапно показалось интимнее, чем все, что они делали друг с другом в течение последнего месяца.

Злата снова вздрогнула во сне.

«Мне больно», — сказала та, другая. И кем бы она ни была, она была частью Златы.

«Я все то, что она заперла в себе».

«Мне очень больно».

«Обними меня».

И он обнял.

Злата немедленно сжалась, будто попыталась сбежать от объятий, тогда он обхватил крепче и прижал к себе.

Ее тряхнуло. Ощутимо так. Она задышала судорожно, словно тяжело больной человек. А потом…

…проснулась.

— Отпусти меня, задушишь, — очень спокойно, но категорично потребовала она.

Яше совсем не хотелось отпускать. Наоборот, захотелось прижать ее к себе крепче, будто нужно было заслонить от чего-то. Но ослушаться он не посмел. Собственное сердце частило. Ему показалось, что только что вокруг них сгустилось что-то темное, вязкое, и его пробрало до костей. Что это было?

Злата села. Потерла лицо ладонями. И снова стала холодной и неприступной.

— Надо было разбудить, раз вернулся, — устало произнесла она и поморщилась. — Плохое место. Снилась какая-то муть. Тебя не