Берлинский дневник (1940-1945) - Мария Васильчикова

Когда мы добрались до Потсдама, то в первый момент от свежего, холодного воздуха у меня закружилась голова. В "Реги-рунге" (маленьком дворце, где расположена и канцелярия и официальная резиденция Бисмарков) хлопотала жена Готфрида Мелани, стелившая постели. Хермине Эссен сидела в своей постели со свежевымытыми волосами, всклокоченными, как у маленькой девочки. Я тоже приняла ванну. Лоремари оттирала меня, и вода сделалась черная! Мелани совершенно выведена из себя сажей и грязью, которые с каждым новоприбывшим поступают в их доселе безукоризненно чистый дом.

Мы только кончили ужинать, как дали заказанный нами междугородный разговор с Кенигсвартом, и мы смогли успокоить Татьяну и Мама; они весь день пытались с нами связаться, но безуспешно. Сразу же после этого Готфриду сообщили, что к Берлину опять направляются мощные воздушные силы противника. Я позвонила Герсдорфам и Папa предупредить их. Мне было немного стыдно передавать эту дурную весть в то время, как сама я нахожусь в безопасности, но по крайней мере они успеют одеться. И действительно, через некоторое время завыли сирены. Другие остались в гостиной, но мы с Лоремари, все еще не оправившиеся от событий прошлой ночи, пошли наверх в комнату брата Мелани Жана-Жоржа, откуда лучше видно. Самолеты летели над Потсдамом волна за волной, но на этот раз они направлялись дальше на запад, в сторону Шпандау, и мы немного успокоились. Налет продолжался около часа, после чего мы, безмерно уставшие, легли спать.

Четверг, 25 ноября.

Сегодня утром мы с Лоремари Шенбург встали рано. Эссены обещали подвезти нас в город на своей разбитой машине, так как Хермине вылетала к себе домой в Стокгольм. Дверцы машины заклинило, пришлось забираться через окна. Ветровые стекла тоже были разбиты, по краям оставалось много осколков, и по дороге они то и дело летели нам в лицо, но мы закутали головы как могли. Нам надо было быть на работе к 11 утра, но поскольку Рюдгер хотел сменить свой автомобиль на более исправный в каком-то гараже близ Халлен-зее, мы сделали крюк в этом направлении.

Скоро мы поняли, что вчерашний налет все-таки причинил городу новые разрушения. Мост Халлензее, правда, был цел, но все дома вокруг выгорели. Гараж Рюдгера был весь разбит и пуст. Мы поехали по Паризерштрассе. Эта часть города выглядела немного лучше, хотя и запущенно. Но когда мы добрались до отеля "Эден", то с изумлением увидели, что он сильно изменился за прошедшие 24 часа. Стены пока стояли, но окон уже не было, а оконные проемы были заткнуты матрацами, кусками мебели и прочими обломками. Позже мы узнали, что в крышу угодили три фугаса, разрушив все внутри и оставив одну коробку. Уцелел только бар, служивший по совместительству и бомбоубежищем к счастью, поскольку во время налета он был полон народу. Зоопарк на другой стороне улицы сильно пострадал. Бомба попала в аквариум, уничтожив всех рыб и змей. Сегодня рано утром застрелили всех диких зверей, так как их клетки были повреждены и побоялись, что они разбегутся. Впрочем, крокодилы так и сделали, они пытались нырнуть в Шпрее, но их вовремя поймали и тоже застрелили. Представляю, что это было за зрелище! Покинув "Эден", мы условились встретиться в пять часов пополудни у шведского посольства, чтобы вернуться в Потсдам всем вместе.

Нас высадили на Лютцовплац, и, кутая лица в большие мокрые полотенца (многие здания все еще горели, и дышать было нечем), мы отправились в министерство. Там мы застали тот же хаос; никто не знал, что будет с нами дальше; кто-то говорил, что мы немедленно выедем на наши Ausweichquartier [загородные убежища]. Говорили, что министр иностранных дел фон Риббентроп в городе; он даже посетил некоторые дипломатические миссии, когда они горели. Прошел слух, что он лично участвует в обсуждении вопроса "Куда теперь отсюда" на совещании в том, что осталось от комплекса Министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе. Побеседовав немного с разными коллегами, которые все подходили и подходили, одетые в самые несуразные наряды, так как большая их часть потеряла все свое имущество, я подстерегла начальника нашего технического отдела, присутствовавшего на нашем последнем совещании в день первого налета. Он сказал мне, что спас мой велосипед, обнаружив его стоящим во дворе, но что он пока оставит его себе, потому что ему больше не на чем добираться. Я нашла, что это вполне справедливо, поскольку я уже все равно смирилась с мыслью, что велосипед пропал, но интересно, что скажет Готфрид: велосипед-то его! В конце концов нам сказали снова собраться завтра в 11 утра, когда, возможно, что-то наладится.

Когда мы уже собрались расходиться, неожиданно появился Папa. Выглядел он ужасно, волосы растрепаны, лицо серое. Он явно сердился, что я не сочла нужным сперва заехать к Герсдорфам. Я же не подумала, что наш дом мог опять пострадать от бомбежки, и собиралась зайти туда просто так, мимоходом. Оказалось, на этот раз одна бомба упала прямо за домом Герсдорфов; все двери и окна вылетели, крыша и частично стены обвалились, и они все это время тушили пожар. Но на сей раз с меньшим успехом; а дом напротив, на той стороне нашего маленького скверика сгорел дотла.

Затем Папa, Лоремари и я вернулись на Войршштрассе. Зрелище было поистине ужасающее. Так как большинство берлинских булочных было разрушено или закрылось, я закупила в Потсдаме несколько буханок белого хлеба, и мы наскоро поели супа. Потом Лоремари отправилась на поиски каких-то своих пропавших друзей, а я до вечера занималась тем, что забивала оконные проемы картоном и коврами для защиты от холода и дыма. Восьмидесятилетняя мать Марии, как всегда бесстрашная, настояла на том, чтобы мне помочь: я взгромоздилась на лестницу, а она подавала гвозди. Еще мне помогала англичанка, которой принадлежал сгоревший напротив дом. Ей не удалось спасти ничего, и она в скором времени уезжала за город.

Со вчерашнего дня постоянно заглядывают люди с других концов города, как правило - пешком, для того, чтобы узнать, как мы тут. Почти все сходятся на том, что хотя бомбили весь Берлин, но наш район, дипломатический сектор у Тиргартена и Унтер ден Линден пострадали больше всего. Приезжал на военной машине с ординарцем подполковник фон Герсдорф (родственник Хайнца), они помогли устроить временную крышу, забив дыры досками.

Хотя в то время Мисси, конечно, этого не знала, подполковник (впоследствии генерал-майор) барон фон Герсдорф был в числе военных, рано примкнувших к заговору против нацизма. В марте 1943 года на церемонии в берлинском Арсенале он сам готовился убить Гитлера. Он оказался одним из немногих выживших видных участников заговора.

Потом я отправилась искать Дики Вреде. Вчера, когда мы проезжали по Раухштрассе, я видела, что ее дом сгорел, а когда я заглянула туда сегодня, там не было ни души. Я все же вошла. Ее квартира находилась на первом этаже, и я подумала: вдруг остались какие-нибудь вещи, я бы их взяла и сберегла. Но когда я стояла в холле и смотрела на разрушенную лестницу, раздался грохот, и сверху обрушилась обгоревшая балка. Я отскочила и выбежала на улицу. После этого я зашла к Альбертам, их соседний дом уцелел.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});