Пари, или не будите Лихо - Яна Лари

силой встряхивая одной рукой поддатую девицу. – Тебя привадить, как обоссаться на морозе: поначалу зашибись, а потом хреново. Арман если про шашни с босотой узнает – шею тебе свернёт без скидок на сроки давности. Ты этого добиваешься? С твоим папашкой не шутят даже клоуны в цирке, так может перестанешь уже искушать судьбу?

– Давай я со своей жизнью сама разберусь.

Её потуги изобразить безразличие едва ли могут претендовать на Оскар, а попытка незаметно подавить всхлип и вовсе не выдерживает никакой критики. Но Соня, кажется, даже не замечает ни своих бегущих по щекам слёз, ни сползающего вниз по стене тела.

– Разбирайся, – сухо отрезает Матвей. – Только при этом в мою не лезь.

– Что даже до машины не поможешь спуститься? – с надеждой глядя на Лиховского снизу вверх уточняет она.

– Меньше бухать надо, идиотка, – передав мне рюкзак, он рывком поднимает Соню с пола и тут же подхватывает подмышки, потому что её снова начинает кренить в сторону. –Ч-чёрт, ну где я так накосячил, а? Доставай телефон и живо звони своему водителю. Пусть поднимется, заберёт тебя, если не хочешь отсыпаться прямо здесь в коридоре.

– Ну ты и сволочь, Лихо, – хрипло смеётся Соня, неловко перебирая содержимое своей сумочки. – одумаешься, я не приду. И удали мой номер.

– Лучше поторопись.

Мне кажется, я слышу, как скрипят его зубы, пока он мрачно поддерживает бывшую любовницу, сканируя меня "прости за неприятную сцену" взглядом.

Махнув рукой, отвлекаюсь на покатившийся по полу тюбик помады и понимаю – вот оно. Его белые кеды сверкают чистотой, причём сверкают буквально, будто свежевымытые, что особенно бросается в глаза в сравнении с Сониными забрызганными грязью ботфортами.

Потепление превратило наш двор в глинистое болото, но не помыл же он обувь у самого подъезда? О чём его и спрашиваю, едва плечистый водитель сворачивает со своей неадекватно хихикающей ношей к лестнице.

– Пробежался по луже, – беспечно пожимает плечами Лиховский.

Закрывая за нами дверь, всё ещё прислушиваюсь к недоверчивому ворчанию своей интуиции, но как только он разворачивает меня лицом к себе вся подозрительность бесследно исчезает. Сердце проваливается куда-то вниз, и я едва не мурлычу, приоткрывая губы под напором умопомрачительно наглого, отдающего сладостью мятной жвачки языка.

Руки, пробирающиеся под шёлк халата к тонкому кружеву пеньюара, рассыпают снопы горячих искр под кожей. Тело так пронзительно, так неистово требует ласки, что начинает кружиться голова. Полумрак комнаты, насквозь пропитанный ожиданием, густеет голодом в его расширенных зрачках, и прелесть этого единения не хочется портить лишними действиями, оттягивая близость на десерт. Но и хочется одновременно. Никак не получается определиться с выбором.

Не размениваясь на лишние слова, помогаю Матвею снять куртку, следом толстовку, футболку и прогибаюсь под напором его ладоней с такой отдачей, словно завтра для нас уже не наступит. Я не могу поймать ни одной своей мысли, но зато ловлю его взгляд: полный смятения, не дерзкий как обычно.

"Не останавливайся, – прошу его про себя. – будь со мной, не оттягивай, поторопись... – и следом сопротивляюсь. – Нет, лучше не спеши. Я так не хочу, чтобы это заканчивалось".

Пусть Лихо не может услышать, но как-то улавливает мой внутренний спор и в свойственной себе манере решает за нас двоих. Выбирает здесь и немедленно, ловко огибая накрытый стол, увлекая меня в направлении завешенного балдахином из воздушной тюли матраса.

Между нами миллиметры горячего влажного воздуха: насыщенного мятной свежестью и горечью никотина, сбитым дыханием прогретого, протяжными стонами овеянного. И мы ловим его с жадностью утопающих, разделяем на двоих одно счастье, отдавая друг другу чуть больше, чем сами вот только забрали. Делим ласку моих прикосновений и животную страсть его прикусов, объединяя наши различия в одно гармоничное целое. И в этот миг не существует сомнений, что сама судьба предрекла нам быть вместе.

А позже наш романтический ужин превращается в романтический предрассветный завтрак, совсем не такой, какой я планировала, но от этого не менее запоминающийся. Я сижу на коленях обнажённого Матвея, кутаясь в его объятия, словно в одеяло и прикрыв веки слушаю, как он периодически сопит мне в волосы.

– Что ты делаешь? – запрокидываю голову, в тысячный раз жалея, что мой новенький ноутбук пылится у Дронова. Сейчас бы разбавить молчание музыкой...

Его ресницы медленно опускаются, взгляд скользит по моему лицу, а глаза при этом чёрные-чёрные: чернее мглы за окном и такие же бездонные.

– Не могу тобой надышаться, – заворожено проводит он пальцами по моим губам. Кажется, во мне замирает даже пульс. К чёрту музыку, Лихо нечасто бывает таким романтиком. Нечасто и недолго, потому что тут же щипает меня второй рукой за ягодицу и развязно добавляет: – Подъём, сладкая. Схожу отлить.

Оставшись наедине с телефоном, набираю короткое сообщение Саше и сразу же жму "отправить", чтобы наутро не было соблазна передумать. Хватит откладывать, в конце концов на нём работать удобнее, чем просиживать днями в интернет-кафе.

"Верни мой ноут"

Несмотря на позднее – ранее? – время ответ приходит сразу. Надеюсь, это совесть ему спать не дает, а не какая-нибудь хорошенькая студентка.

"От: Саша

Ок. Завтра в полдень. Не опаздывай, ждать не буду"

О, да что ты! – с трудом удерживаюсь от того, чтобы, следуя примеру Матвея, не шваркнуть телефон о стену. – У меня теперь твоими стараниями весь день свободен.

Глава 39

Не кипятись, Мa belle

– Вера, у тебя что-то срочное? – голос Лиховского отдаёт слабым эхом, словно он находится один в огромном, совершенно пустом помещении. – Я на лекции. Перезвоню как освобожусь.

Ну как срочное... ещё пару месяцев подождёт. Но это не телефонный разговор, мне нужно видеть его глаза, когда услышит. Хочу чувствовать тёплые руки, кружащие меня по комнате, и колоть губы об отросший ёжик волос на его голове. Запомнить хочу во всех деталях самый важный, самый удивительный эпизод нашего счастья. Представляю, как скажу Матвею что ошибался не он – мы оба ошибались, и дичайшее волнение вперемежку с таким же дичайшим восторгом захлёстывает по самую макушку.

– Нет, не нужно, – широко улыбаюсь ясному февральскому небу, пытаясь выровнять срывающееся дыхание. – Просто не задерживайся сегодня. У меня для тебя грандиозная новость.

Эмоции переполняют: немного страха, растерянность, окрылённость, восторг – их во мне сейчас столько намешано, что выпустить получится только с криком. Представляю, какой ажиотаж вызовет голосящая