ФАЛЬШАК - Андрей Троицкий

– Сейчас я тебе помогу, – сказал Ищенко.

Раскрыв перочинный нож, он разрезал кусок кожи, на котором висел отрубленный палец. Несвежим носовым платком кое-как перевязал рану, а палец отбросил в сторону. Жбанов, до боли сжав зубы, терпел.

– Ну вот, сейчас станет легче, кровь уже успокоилась, – сложив ножик, Ищенко задержал взгляд на наручных часах пленника. – Хорошие котлы. Швейцарские или подделка?

– Фирменные.

– А… Тогда я их сниму? Не возражаешь?

Глава четырнадцатая

Не дожидаясь ответа, Ищенко наклонился, расстегнул застежку ремешка. Поднес часы к уху и, повертев их в руках, опустил в карман штанов. Он прошелся по траве, стирая ладонью с лысой башки дождевые капли. Приволок несколько палок и положил их в огонь. Уселся на пень, прикурил сигарету и стал пялиться куда-то в даль, видимую ему одному. Дождь закончился, и сквозь просветы в тучах, показались синие лоскутики неба. Жбанов решил: если не действовать сию же минуту, то он совсем задеревенеет от холода и сырости. Отталкиваясь руками от земли, он как-то неловко боком подполз к костру, будто хотел погреться. Выставил вперед поближе к огню руки, растопырил пальцы. Костер жарко разгорался, огонь лизал толстые ветки, что Ищенко притащил из леса.

– Что, холодно, братан? – Ищенко вытащил фляжку, отвинтил колпачок и, глотнув, поморщился. Пленнику водки не предложил, спрятал фляжку в карман. – Нам тут еще долго канителиться. Пока мой кент обернется… Ты, главное, молись, чтобы деньги на месте оказались.

Жбанов подумал, что толку от молитв мало, если уж ему суждено сдохнуть в этом лесу, так и случиться. Он уже приметил головешку длиной сантиметров тридцать. Толстая ветка с одного края обгоревшая, с другого еще не тронутая огнем.

– Кстати о времени, – сказал он. – Там на моих, то есть на твоих часах есть одна хитрая кнопка: летнее время. Если ее нажать, часовая стрелка перескакивает на час вперед. Или назад. В зависимости от ситуации.

– Ну, покажи.

Ищенко, сидя на пне, залез в брючный карман, нагнувшись вперед, вытащил часы, протянул их пленнику. Жбан, делая вид, что хочет взять часы и показать хитрую кнопку, тоже наклонился вперед. Уперевшись левой рукой в землю, правой он выхватил из костра головешку и, что было силы, ткнул ее горящим концом в лицо противника, метя в глаз. Но промахнулся и попал чуть выше, в левую бровь. Ищенко, вскрикнув, уронил часы в огонь, спиной повалился на землю и заорал благим матом. Жбан, оттолкнувшись от земли, поднялся, и двинул к лесу. Ищенко, катаясь по земле, выхватил пистолет и несколько раз выстрелил на звук, расстрелял всю обойму, но промазал.

Взлетала в небо воронья стая. Пули срезали с дерева большую ветку, и та едва не грохнулась на голову Жбана, но в последний момент удалось увернуться. Миновав опушку, он оказался в низкорослых зарослях молодого осинового подлеска. Сырые ветки били по лицу, под ноги попадались какие-то корни, больно ранившие ступни. Кровь из раны на ноге снова полилась, как вода из худого крана. Но он упорно брел дальше, петляя, заметая следы. Первое неприятное открытие: правая нога держала куда хуже, чем рассчитывал Жбан. Второе: он не мог бежать. Быстрый шаг – это все, что можно из себя выжать.

Несколько раз без всякой причины искалеченная нога подламывалась в колене, он терял равновесие и, выставив руки вперед, падал, ударяясь грудью и лицом о землю. Но тут же снова вставал и шел дальше, раздвигая ветви руками. Тяжелое свистящее дыхание вырывалось из груди, как из парового котла. Жбан падал, вставал и снова падал. Ступни распухли и посинели, он перестал чувствовать боль в ноге, прислушивался лишь к посторонним звукам. Нет ли за спиной погони. Кажется, все тихо. Здесь многое зависит от того, сильно ли пострадал Ищенко, получив по морде головешкой. Если он очухается быстро, пиши пропало. Зацепившись ногой за корень дерева, высоко вылезающий из земли, Жбан упал и решил, что больше не поднимется. Сил осталось только на то, чтобы медленно умереть.

Он лежал на земле, слушая свое хриплое дыхание, и думал о том, что в свое время он допустил ошибку, сойдясь с Архиповым. Жбан был обычным валютным ломщиком, кидал лохов на деньги у обменных пунктов, предлагая валюту по выгодному курсу. В последний момент, он ловко подменял сотенные купюры на бумажки достоинством в один доллар, а его напарник, подваливал к группе людей, совершавших сделку. Раскрывал липовое милицейское удостоверение и предлагал пройти с ним в отделение, чтобы там разобраться в деле по существу. Жбан и его клиенты разбегались в разные стороны, а в кармане ломщика оставалось когда двести, а когда и все пятьсот баксов. В удачные дни снимали навар и пожирнее. В неудачные дни вся выручка доставалась ментам, которые разбанковывали бабки между собой.

Однажды у незнакомого обменника в незнакомом районе его задержал какой-то сопливый опер, который, наверное, еще не научился самостоятельно вытирать нос, когда Жбан провернул свою первую валютную аферу, подсунув иностранцам бумажную куклу вместо обещанных рублей. Его продержали в подвале отделения трое суток, жестоко избивая каждый вечер, то бишь вели профилактическую работу. Эти воспитательные процедуры продолжались когда два часа, а когда и дольше. Уже на второй день Жбан мочился кровью и испытывал такие боли в пояснице, что самостоятельно не мог влезть в ботинки. После той истории он решил, что уличным приключениям у обменных пунктов настал конец. И стал искать стоящее дело. Вскоре случай свел его с бывшим однокашником Архиповым, который поднялся в жизни, сделавшись хозяином картинной галереи «Камея», процветающего заведения, куда народ валил валом.

Архип показался человеком солидным, которой не возьмется за сомнительное проигрышное дело. «Ты не мог бы помочь мне с работой?» – хватаясь за поясницу, Жбан устроился в кресле хозяйского кабинета. «А что ты умеешь?» – Архипов, занятый своими мыслями, переворачивал листки настольного календарика. «Ну, если честно, я ломал бабки у обменников, – ответил Жбан. – Кидал лохов на деньги. Но случилась одна заминка. Сейчас я лечу отбитые почки. Менты хотели сделать меня калекой. Они очень старались, и этот фокус почти удался. Теперь я по утрам хожу в поликлинику. Между процедурами стараюсь найти какое-нибудь занятие по душе». Архипов, оторвавшись от клендарика, впервые взглянул на собеседника с интересом и сказал: «Знаешь, приходи завтра. Поговорим». Вскоре Жбан толкнул первую в своей жизни партию фальшивых долларов и, потрудившись пару дней, зашиб такие бабки, которые не случалось сделать за две недели, а то и за месяц. Если бы знать, чем кончатся эти эксперименты с поддельными долларами. Сначала тебе бросают жирный кусок, затем отнимают добычу, вырывают его изо рта вместе с зубами. А потом убивают.

Оттолкнувшись ладонями от земли Жбан, застонав от боли в ногах, поднялся, пошел дальше и дальше. Вскоре он снова упал, долго лежал, распластавшись на земле, на глазах закипали слезы. Сил оставалось с наперсток, но Жбан снова сумел подняться. Он потерял счет времени, потерял направление, в котором шел. Через минуту молодые заросли осинника кончились, откос глубокого оврага спускался вниз. Вокруг стояли высокие сосны и старые березы, а где-то в далеко слышался собачий лай. Жбан остановился, навострив уши, повел головой из стороны в сторону, стараясь определить, с какой стороны долетают эти звуки. Если лают собаки, значит, где-то неподалеку деревня или садовые участки. И там люди. Собачий лай, подхваченный ветром, доносился то слева, то справа. Нужно выбрать правильное направление, не ошибиться.

Спустившись в низину, Жбан продрался сквозь заросли сухой осоки и вышел то ли к обмелевшей речке, то ли к разлившемуся ручью. Пошел по воде, такой холодной, что судороги сводили икроножные мышцы. Надо потерпеть. Если Ищенко вздумает найти его по кровавому следу, у него ничего не получится. Босые ступни скользили по камешкам и корягам, заросшим донным илом. Жбан снова падал, но сейчас вода сама выталкивала его и ставила на ноги. Или сил прибавилось от надежды на скорое спасение. Когда ноги снова свело от холода, Жбан, встав на четвереньки, выполз из воды, стал карабкаться вверх по откосу. Кажется, собачий лай сделался ближе, значит, он выбрал правильное направление.

Когда до края откоса оставалось метров пять, Жбан растянулся на земле, подумав: если не дать себе минутного отдыха, можно просто подохнуть от потери сил и крови. Он слушал близкий собачий лай, но вот где-то за спиной раздались посторонние звуки: невнятные шорохи, плеск воды и, кажется, приглушенный человеческий голос. Жбан поднял голову, обернулся. В ручье по колено в воде стоял Ищенко. Мокрый и грязный, едва пробившийся через заросли осинника, он внятно матерился и прикрывал ладонью левую сторону лба. Под ладонью вздулся и лопнул водянистый пузырь, обожженная головешкой кожа повисла лоскутом и закрывала верхнюю часть глаза. Ищенко вытащил пистолет, прицелился. Противников разделяли всего полтора десятка метров, а то и меньше. Жбан закрыл глаза. Ухнул выстрел, пуля пролетела где-то над головой, ударилась в мягкий настил из прелых сосновых иголок, ушла в землю. Вслед прогремели еще четыре выстрела.