Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко

Пилота Гильдии Ветра бесполезно пускать за штурвал межпространственного крейсера, предназначенного для путешествия по обитаемой вселенной по темному полотну космоса. Эта черненная даль – издавна привилегия миротворцев, для которых хорошее дальнее зрение, жесткий самоконтроль, ошеломительная стойкость и скорая реакция, а также хорошее летное мастерство, вкупе с трезвостью рассудка, тактическим мышлением и уравновешенной осторожностью, были главными и основополагающими приоритетами в наборе кадров на роль пилотов их кораблей. Однако эти ребята из Мира совершенно бессильны без своих операторов, множества навигационных приборов и специализированных систем предупреждения, сообщающих о приближающейся угрозе. Путники никогда не надеялись на приборы из-за того, что они практически всегда отказываются работать в условиях обратной стороны мироздания, оттого у каждого пилота-путника развилось невероятное по своей силе шестое чувство, ведущее их сквозь штормовое небо и оберегающее от грозящих отовсюду опасностей.

Их осталось мало. Настоящих асов среди путников. Последняя Волна забрала с собой столько жизней, что Катарине пришлось пойти на крайние меры. Путь выстоял, но цена была непомерно высокой. Гильдия Ветра опустела, истинные уходили не возвращаясь, пропадали на пепельной земле. Оттого пилотов теперь можно пересчитать по пальцам. Новичков в их деле не осталось. Только те, кто мог прочувствовать настоящий небесный ветер Изнанки.

Пепельная пустыня, лишившись внутренних колодцев, пыталась погубить собственных детей, так что даже среди пилотов остались лишь те, кого не так сильно опалила серая земля. Бор был среди них. Он и Ласточка – единственные асы, ныне летающие под сводом Изнанки и не боящиеся за собственные жизни. Отчасти, конечно, у всех свои лимиты. До них из ныне здравствующих путников асами были чуть ли ни четверть всех истинных. Даже Сигурд – молчаливый и спокойный хирург медицинского крыла, едва ли с трудом покидающий свою обитель, в прошлом пугал ореан больше, чем огромные эскадрильи миротворцев.

– Держи левее, – мерный голос Бора в кабине, точно маяк в безбрежном белом океане тумана. – На два с четвертью. Мы в потоке, не забывай.

Командор то и дело давал Микуне поправки, стараясь понемногу менять курс. Ведь они еще двигались. Не по инерции, конечно, но благодаря незримым течениям, горными реками прорезающими самый край Изнанки. Рядом с ней всегда есть хранящие ее потоки. Стоит лишь окунуть кромку крыла в русло, и ты мчишься в такт биения незримых энергий. Крылатики на это рассчитаны. Следовать Потоку.

– На три. Ровнее, – Бор напрягся. – Ровнее, я тебе говорю.

– Куда ровнее, Бромур, – хмуро откликнулась девушка на слова командора.

Она, честно говоря, не понимала, почему Бор при таком раскладе не взял управление на себя, а доверил ей. Младший пилот, конечно, не робкого десятка, но ее такое течение дел уж никак не устраивало. Она же все-таки не истинный путник, а всего лишь человек. Да, неплохой пилот, но все же…

С миротворцами связи больше не было. Они растворились в белесом облаке слепца, точно их никогда и не существовало. И Бор, и Микуна надеялись, что союзникам хватит ума не заводить двигатели и выждать, пока туман не рассеется или не унесется прочь, отгоняемый потоками. Были ли они все еще живы или уже нет – неизвестно. Сейчас никто не мог дать ответа на этот вопрос.

– Поправка на четверть. Теперь левее, – Бромур Туркун вглядывался в горизонт. – Поверни на семь оборотов влево. Немедленно!

Девушка не ответила, уверенным движением потянула за рычаг, заставив подкрыльники занять нужное положение. Она никогда до этого не попадала в слепцы, да и не особо слышала о подобном явлении. Оттого порядком нервничала, а короткие команды Бора не давали воли страху.

– Крен вправо на три и шесть. Так, молодец, еще на один оборот. Вот-вот.

Командор за дополнительным штурвалом. Готовый, если нужно, взять все руководство крылатика на себя, но пока для управления ему хватает указаний второму пилоту. Он нутром чувствует, что такое положение вещей не может продолжаться вечность. Слишком хорошо знал, какую опасность может таить в себе белесый туман.

Путник вновь напряг свое зрение, всматриваясь в дымку за видовым окном. Он хмурился – ситуация, в которую они угодили, нравилась ему все меньше и меньше. Мелкие части первоначальной пепельной земли все так же колыхались вокруг крылатика, точно дым, овевающий огонь в безветрие. Поднятые дыханием Изнанки за ее пределы, они теперь вольно плыли по пространству. Мелкие, невероятно жесткие крупицы настолько твердые, что ни один материал неспособен был разбить их на части. Обшивку теперь едва спасали щиты, да и то ремонт, в любом случае, неизбежен, а вот двигатели даже самыми сильными защитами от такого не спасешь. К тому же есть еще одна опасность – антиматерия, один из первородных источников для зарождения новых миров и невероятно страшная штука для всего, к чему только дотянется. В слепцах всегда существует возможность столкнуться с ней, и тогда это окажется последней встречей в жизни. В такие минуты даже хороший пилот будет больше рассчитывать на удачу, чем на собственное мастерство. Ты можешь держаться часами и уже на выходе из облака быть проглоченным небытием. Так было и так будет, пока существует Изнанка.

Наконец командор что-то почувствовал. Что-то на самой грани сознания. Что-то колючее и невероятно знакомое. От внезапно поселившегося в его душе ужаса по его спине пробежал холодок. От выступившего пота холщовая рубаха под комбинезоном прилипла к телу, и это несмотря на сверхпоглощаемость и невероятную гигроскопичность.

– Семь и три. Правее. Держись потока, Микуна, – он постарался не выдать охвативших его треволнений.

Бор понял в одночасье, что его предчувствие, не раз спасавшее его от многих бед, не сможет послужить надежной опорой для дальнейшего продвижения сквозь дымчатую пелену слепца. Остался единственный выход. Будет ли он верным – нет времени проверять. Это все равно, что блуждать в бесконечном тоннеле, наполненном тьмой, в надежде на лучик света, и, если он промелькнет – это еще не значит, что он окажется выходом к солнцу, а не едва работающим фонарем.

Да, он прекрасно осознавал, что дотрагиваться до слоев Изнанки опасно, но другого выхода у него не было. Иначе ничего невозможно будет понять. Командор закрыл глаза, стараясь отрешиться от окружающей действительности и понять, что же могло так взволновать его. Затем, протягивая вперед руку, он старается дотронуться до пепельной земли. Бор чувствует, как его тело покрывается испариной, и капли пота неприятно начинают стекать со лба по лицу, точно он внезапно очутился в разгоряченной бане без права вырваться наружу.

– На два и шесть, – между тем по-прежнему вещает Бромур Туркун, понимая, что его второй пилот не в состоянии самостоятельно выбрать нужный курс.

Девушка слишком неопытна, по меркам настоящих истинных путников-пилотов, и не осознает всего, что навалилось на плечи командора.

Вот и долгожданный пепел. После нескольких попыток Бор все же достает до серой пустыни. Щепотка пепельной земли зажата в его руке.

– Туркун, – до него доносится взволнованный голос Микуны, – что-то неладно! С крылатиком! Он не слушается меня! Я чувствую, что не могу управлять этой бандурой! Мать твою за ногу, Бромур! Ты бледен как смерть, громила. Чтоб тебя пропеллером в бедро, какого демона с тобой творится!

– Держи курс! – жестко оборвал ее Бор. – Несмотря ни на что, держи курс и не отвлекайся! Слышишь меня? Ни на что не отвлекайся!

– Но, Туркун… Он… Ты…

Она явно в замешательстве, но сейчас не до выяснения отношений.

– Немедленно выполняй мою команду, Микуна, держи курс на три и две с четвертью к левому крылу. И выровняй посадку.

Командор сам почувствовал, как крылатик ни с того ни с сего затрясло. Тот зашелся мелкой дрожью, точно лютый зверь на издыхании. Выровнять курс на поток практически невозможно.

Путник коснулся плеча Микуны свободной кистью руки, пытаясь этим жестом приободрить и успокоить второго пилота.

Значит, началось….

Пепел в его другой руке тлел. Он опалял ладони. Слишком близко была поднятая со дна Изнанки пыль. Так близко, что пепел нагревался. Раскалялся, точно оплавленный полумесячным огнем во время Великого Танца.

Перед его закрытыми глазами вспыхивает обратная сторона реальности. Холодящий ветер треплет волосы, еще раз напоминая Бромуру Туркуну, что испод мира слишком близок. Тот лишь покрепче сжимает зубы, силясь противостоять леденящему хладу, обжигающему до мозга костей.

Он видит их – лишь недавно рожденные нити. Они еще не вплелись во вселенское бесконечное полотно жизни, не погрузились во время и пространство. Они новорожденные, слабые, как молодые паутинки, вздымающиеся под порывами невидимого ветра. Нити так похожи на эолфские волосы – тонюсенькие, полупрозрачные, почти невидимые. Резать их легче легкого, но командор никогда не трогал того, что ему не принадлежало. Нельзя просто так менять течение нитей всеобъемлющего полотна, ведь такое вмешательство сторицей обернется в твоем собственном бытие.