Сто лет - Хербьерг Вассму

— Господи, прости им, они не ведают, что творят! Прошу Тебя, Господи, прости им! Аминь!

— Что случилось? — испугалась Элида.

— Ребята из школы подкараулили его на дороге. Но теперь этим делом займется Господь. Мы за них помолились. Бог...

— Хватит! — властно сказала Элида, не спуская глаз с невестки. Потом подняла Карстена с пола и обняла его. — Кто тебя побил?

Карстен не хотел говорить, он только помотал головой и испуганно посмотрел на тетю Хельгу.

— Ты знаешь, почему они пристают к тебе? — Элида потащила его к крану, чтобы смыть с лица кровь.

— Так себя ведут только темные люди. Бог сказал и благословил...

— Хельга! Позволь мне спокойно поговорить с ним! — процедила Элида сквозь зубы. Дети не спускали с них глаз. Тишина. — Карстен! Скажи мне! — шепотом попросила она.

— Они смеются, потому что я говорю неправильно... и думают, что я подлизываюсь к учителю...

— Они и в школе не дают тебе проходу?

— Нет, они подкараулили меня по дороге домой. Хотя я шел не прямо, а сделал большой круг...

— Ты дрался с ними?

Она подвинула к столу две табуретки. Села рядом с ним. Сестры стояли вокруг. Тетя Хельга возилась с чем-то у плиты.

— Нет. Их было много. А я не люблю драться... И они сказали, что я трус.

— А мне ребята сказали, что мы нищие побирушки с Севера и чтобы мы убирались обратно, — сердито сказала Эрда — Что мы размножаемся, как крысы, и отбиваем у порядочных людей работу и хлеб. Но меня не били и ничего на мне не порвали.

— А как ты на это ответила?

— Вчера я оттаскала одну девочку за волосы. Уж слишком она меня донимала. А вообще-то я не дерусь, — объяснила Эрда.

— Молодец, Эрда! — Элида вздохнула.

— Мы должны прощать им и молиться за них! — послышалось от плиты.

— Помолчи! — воскликнула Элида.

Дети с удивлением посмотрели на мать.

— Никто не должен молиться за этих чертовых хулиганов! Молись за них одна, если считаешь, что это необходимо. А мы не будем! Я еще поговорю об этом с учителем. Нельзя допускать, чтобы дети не могли спокойно посещать школу!

— Нет-нет! Не надо говорить с учителем! — испуганно заплакал Карстен. — Будет только хуже. Лучше мы помолимся с тетей Хельгой. Вдруг это поможет.

Прежде чем Элида успела помешать, Карстен опустился на колени перед табуреткой и наклонил голову. Подождал. Тетя Хельга вытерла тряпкой мокрые руки. С сияющей улыбкой она проплыла мимо Элиды. Опустилась на колени рядом с Карстеном и стала молиться. Сердечно. Мягко. Проникновенно.

— Господь Всемогущий, будь милостив ко всем нам. Ко всем Своим творениям на земле. И к служителю Твоему, стоящему тут на коленях, и к этому бедному мальчику. Я не всегда веду себя правильно, не каждый день борюсь со стяжательством и злом. Меня поставили управлять любовью Господней к сирым и убогим. Но это так трудно. Я сама нуждаюсь в Твоем милосердии и недостойна молиться за этих несчастных детей человеческих, которые разорвали одежду Карстена и так мучат его. И все-таки я прошу Тебя проявить к ним милосердие. А Карстен замечательный мальчик, он подставил своим обидчикам вторую щеку, когда они били и терзали его. Утешь и защити его. Он достоин считаться апостолом Божьим. Прошу Тебя, Господи, прояви к нам милость Свою, к каждому по отдельности и ко всем вместе. Сделай так, чтобы эти мучения прекратились. Карстен достаточно претерпел, вынес из этого урок и повзрослел. Он может предстать перед Своим Богом с чистой и спокойной душой. А куртку его Элида починит на машинке, благослови ее Бог. Аминь!

Элида сдалась. Мысли одолевали ее. Она отправила наверх Маленькую Хельгу с газетой, чтобы она почитала Фредрику. И начала готовить суп из солонины. Но продолжала думать. Что она скажет завтра учителю Карстена? Как объяснит ему, почему не пустила Карстена в школу? Она пойдет к учителю, когда он уже распустит учеников по домам после занятий. Вопреки молитве тети Хельги.

Маленькая Хельга, конечно, рассказала Фредрику о случившемся, потому что он спустился в гостиную со свернутой газетой и замкнутым выражением лица.

— Этому надо положить конец! — твердо сказал он и прикоснулся рукой к затылку Карстена. Потом тяжело опустился в американскую качалку. Качалка заскрипела. Фредрик выглядел измученным. Он кашлянул по привычке, как всегда, когда не знал, что сказать. Все время он держал в руке газету.

Вечером, когда они собирались ложиться, Фредрик развернул газету и показал Элиде одно объявление о сдаче дома: "Евреев и уроженцев Севера просим не обращаться".

Казалось, стыдно даже типографской краске. Этот стыд распространялся по комнате и вместе с дыханием проникал в легкие. Разливался по лицам. Сердце, рыдая, качало кровь. Глаза у Фредрика затуманились. У Элиды тоже. Они не знали, куда девать руки. Шарили ими, ни к чему не прикасаясь. Пока, наконец, их руки не нашли друг друга.

— Кто-нибудь из детей видел это? — спросила Элида, уткнувшись лицом ему в шею.

— Я убрал газету, как только это увидел. Сожги ее.

Черная маленькая печка. Элида развела огонь. Он разгорелся. Взметнулись хлопья золы. Они рвались из печки наружу. Все стало серым. Врачующий пепел. Как будто эта газета была единственная. Единственный экземпляр. Единственное объявление.

Позор был сожжен.

В передней лежала разорванная куртка Карстена, которую Элида завтра собиралась показать учителю.

Миссия земли — развивать принцип любви

325

Перед их отъездом к Марчелло Хаугену тетя Хельга подробно рассказала им о сказочных способностях самого Марчелло и его матери:

— Свой участок земли он получил в дар от одного дельца, которого исцелил, когда врачи от него отказались. Вы уже знаете, денег Марчелло не берет. Но люди, у которых есть средства, могут делать ему подарки... Я давно знакома с его матерью, Элен Марией. Овдовев, она с детьми приехала в Кристианию и в Старом городе открыла молочную лавку. Это незаурядная женщина. Но ее не проведешь. И Марчелло тоже. Он был в Австрии и посетил там кайзера Франца Иосифа. Его приглашали в Берлин в германский Генеральный штаб, чтобы он посоветовал, какую политику следует вести в отношении Европы. У нас в стране мало таких людей!

В субботу Фредрик с Элидой приехали на виллу "Арьюна" в Уллевол Хагебю. Новый, большой, богатый дом с садом. Только что прошел дождь, благоухали цветы и мокрые листья. День был как летний, несмотря на осень. В большой передней сидели и стояли в ожидании приема человек двенадцать. Матушка Хауген спросила у них фамилию и попросила их куда-нибудь сесть. Благодаря письму тети Хельги или чему-то другому, но ждать им пришлось недолго. Элида не знала, каким она представляла себе Марчелло Хаугена, — может быть, похожим на рождественского ниссе с длинной бородой и цепочкой от часов, висящей на животе?

Стройный мужчина ее возраста стоял в профиль перед окном и курил трубку. Крупный нос и рот. Каштановые вьющиеся волосы. Смуглая кожа. Он был похож на цыгана, выбившегося в люди. Светло-серые льняные брюки, жилетка и белая рубашка с закатанными рукавами. Темные, волосатые до самых ладоней руки. Шелковый шарф завязан на шее небрежным узлом. Словно этот человек собрался в гости.

Должно быть, он слышал, как отворилась и затворилась дверь, однако продолжал стоять у окна. Курил, не глядя на вошедших. Может, это ошибка? Может, им не следовало сразу входить к нему? Элида вопросительно взглянула на Фредрика.

Но тут Марчелло Хауген отвернулся от окна. Отложил трубку и протянул к ним руки. Словно они были его старые знакомые. Одновременно пожал каждому руку. Элиде досталась левая. Как будто он был левшой.

Его ладонь оказалась теплой, сухой и сильном. И темной. Как хорошо выделанная кожа. Целитель долго не отпускал руку Фредрика. Его голос шел откуда-то из груди. А может из черепа. Он попросил их сесть. И снова взял трубку. Стоял и курил с задумчивым выражением лица.

Элида села на стул у стены. Фредрик — на стул для посетителей у письменного стола. В комнате было несколько стульев, письменный стол и стол поменьше. Стены были заставлены книжными полками.

— Снимите, пожалуйста, пиджак, — сказал целитель Фредрику и положил трубку на металлическую пепельницу в виде головы дракона.

Фредрик остался в жилетке и рубашке. Целитель подвинул стул и сел напротив так близко к Фредрику, что их колени почти касались друг друга.

— Наверное, мне следует выйти, пока вы его осматриваете? — шепотом спросила Элида.

— Обычно я предпочитаю оставаться с посетителем наедине. Так мне легче сосредоточиться. Надеюсь, вы меня понимаете? Но вы можете остаться. У вас хорошая аура, — тихо ответил он каким-то бесцветным голосом.

Элида слышала, как за открытым окном в розовых кустах ссорились воробьи. Иногда они, точно молниеносная тень, скользили мимо.