Тайна Люка Эббота - Паула Гослинг

Фернандес опасно близко подошел к черте, за которой начиналось вовлечение в дело, и он знал это. Они все знали.

— Понимаете, парень не сумасшедший. Не более сумасшедший, чем тот, кто называет жену в постели «поросеночек мой». Но, как и он, Болдуин постесняется признать это. Ему намного труднее во всем признаться, чем большинству. Виной тому — его редкостное воображение. Так и влюбленные — не клинические сумасшедшие, но весьма близки к этому состоянию: не ведают пределов, слишком чувствительны, мечтательны, одержимы… как ни назови — это любовь.

Люк с Пэдди смущенно переглянулись.

— Так вы утверждаете, что Болдуин был влюблен в Уин Френхольм?

Фернандес подумал.

— В общепринятом смысле — нет. Она была его духовной любовницей, если хотите; она помогала ему избавиться от недостатков его брака, и избавление было нравственным. Он католик — а это значит, очень привержен идее физической супружеской верности. Правда, не знаю, как бы отнесся его исповедник к сценам у реки.

— Нечистые мысли? — подсказал Пэдди.

Фернандес покачал головой:

— Они не были нечисты, по крайней мере у него. Как раз наоборот: она была для него неприкосновенна — прекрасна и неприкосновенна. И, конечно, сыграло роль то, что она «слушала его душу». — Фернандес сделал значительное лицо. — О Бог мой, как он вдохновил меня! — Вынул кассету из плейера. — Я сделаю копию, если не возражаете. Я искренне благодарен за то, что вы вызвали меня, Люк. Он будет для меня целой Главой номер шесть. Я надеюсь, что и я вам был полезен.

— О, конечно, — сказал Люк. — Во многих отношениях более, чем я ожидал.

Глава 27

Обстановка была напряженной.

В конце чаепития Дэвид рассказал об интересе к нему Люка и о его соображениях насчет совпадений. Дядя Уэлли был взбешен, но Клоди сказала, что это вполне объяснимая ошибка со стороны Люка.

— Он хороший человек, — оправдывала Люка Клоди, просто он любит свою работу и желает сделать ее на совесть.

Дядя Уэлли что-то бормотал насчет змеиного яда.

Ни Фрэнсис, ни Дженифер не проронили ни слова.

Немного погодя они все разошлись по своим делам: тетя Клоди — наблюдать за приготовлением обеда и, возможно, уловить минуту-другую, чтобы повышивать; два инвалида — дядя Уэлли и Фрэнсис — отдыхать; а Дженифер и Дэвид — на вечерний прием.

За обедом, когда все вновь собрались, ситуация оказалась хуже прежнего, в основном из-за нарастающего раздражения Дэвида.

— Полагаю, следующим он арестует меня, — сказал Дэвид за десертом. — Ну, что ж, пусть попытается, — это все, что я могу сказать. Мне доставит большое удовольствие сбить этого самодовольного типа с толку, предъявить ему обвинение в клевете — и довести до увольнения.

— Люк — не тот человек… — начала было Дженифер.

— Он — не человек, а полицейский, — вырвалось у Дэвида.

— Но это несправедливо, Дэвид, — возмутилась Клоди. — Посмотри на вещи с его точки зрения. Он обязан делать свое дело: ему необходимо проверить все факты и проследить все последствия тех или иных действий. Он не может выбирать факты по своему усмотрению, правда? Я должна сказать, это крайне нелегко: зная нас всех, делать то, что он делает.

— Обычно округ не посылает людей, которые имели отношение к данному месту жительства, — заметила Фрэнсис. — Пэдди сказал мне, что Люк согласился потому, что не было никого столь же высокопрофессионального. И он сам чувствует себя неловко. Они оба это понимают. Не только вы помните здесь Люка по прежним годам, когда он был мальчишкой, это нелегко для его авторитета.

— Что-то не заметил, чтобы у него были какие-то затруднения в моральном плане, — прорычал Дэвид.

Фрэнсис бросила на него нетерпеливый взгляд.

— Как бы то ни было, ему не поднесено все на блюдечке. Приходится блуждать во тьме. У них есть задержанный по подозрению, но Пэдди говорит…

Дэвид резко поднял голову:

— Задержанный по подозрению? Кто?

— Я не знаю. Пэдди не станет болтать… — ответила Фрэнсис. — Он сказал, что ему не следовало бы вообще упоминать об этом. Но… но… это было в связи с чем-то, о чем мы говорили, в общем… Я не нажимала на него.

— Это — Фред Болдуин, — сказала Дженифер, потеряв терпение. — Сегодня приходила за помощью его жена: она в ужасном состоянии, ей пришлось прописать успокоительное, а ребенок, соответственно, тоже неспокоен.

— Но… почему Болдуин? — казалось, Дэвид очень обеспокоен сказанным.

— Его жена тоже не понимает, но когда-то она мне говорила, что муж часто выходит из дому по ночам — она считала, чтобы развеяться после семейных сцен. Он начал свои ночные прогулки летом, пока она была беременна, и продолжает. Той ночью, когда была убита Уин Френхольм, его вызвали ночью с завода.

— А миссис Тобмэн? В ту ночь, когда была убита миссис Тобмэн? — живо поинтересовался Дэвид. — Что насчет той ночи?

— Тоже гулял, — кивнула Дженифер. Она не была уверена, затрагивает ли эта информация интересы пациента, а значит, кодекс чести врача, но ей надоело остерегаться. Она желала, чтобы все это наконец разрешилось: так или иначе. Она страстно этого желала.

— Тогда похоже, что этот Болдуин и есть убийца, — сказал дядя Уэлли. — Я помню его: плотный такой, горячий парень. — Его морщинистое лицо на мгновение осветилось улыбкой, когда он вспомнил о чем-то ином. — И к тому же, насколько я припоминаю, он работает на фотозаводе?

— Да, это так, — сказала Дженифер. — Простите, тетушка, но я бы хотела полежать немного. Голова болит. — Она встала и быстро вышла, пока не были заданы дальнейшие вопросы и не возникли новые споры.

Она была смущена и задета. Прошлой ночью, когда она гуляла с Люком, он на несколько часов отвлекся от своего расследования — или ей так показалось, во всяком случае. Был мягкий, полный романтики вечер, и она не была против того, что случилось с ними на тропе. Они приехали вместе домой, и она была готова пригласить его, если бы не Дэвид, стоявший буквально в дверях. Пригласить и… кто знает?

Она, она знает.

В ее жизни после развода было немного мужчин, но один-два были. Затем был Марк Пикок, когда она впервые вернулась в Вичфорд. Она более не ребенок. Поцелуй Люка вызвал в ней горячий и быстрый отзвук, которого она не испытывала много лет, и отзвук этот был большим, нежели желание близости. Она попрощалась с Люком с сожалением, но ожидала с интересом их следующей встречи; может быть, даже с нетерпением, свойственным юности.

А сегодня она узнала, что он приходил побеседовать с Дэвидом — и даже не заглянул к ней. Говорил с Дэвидом долго — и с глазу на глаз. Предположил, что между их с Дэвидом практикой и убийствами существует взаимосвязь.

И это наводило ее на мысль: было ли в их встрече и прогулке для Люка то же значение, что и для нее? Они много говорили: о Вичфорде, о ее практике, ее пациентах — о ее работе в общем плане. Она старалась припомнить: называла ли она какие-то имена, но не могла быть уверена. Неужели он, пользуясь случаем, допрашивал ее, использовал ее привязанность в своих интересах?

Это не тот Люк, с которым она вместе выросла. Не тот, кто обожал ее. О котором она часто вспоминала в прошедшие годы. Который целовал — и целовал ее прошлым вечером.

Он стал незнакомым.

И он — опасный незнакомец.

Как по заказу, внезапно раздался отдаленный гром и блеснула молния.

— Боже милостивый, и гром небесный, и все такое, — громко сказала она себе самой и встала, чтобы закрыть форточку. За окном внезапно весь сад озарился светом молнии. Под ее окном была подъездная дорожка, и пока она вглядывалась во тьму, что-то опять осветило асфальт. Не с неба, а из открытой двери. Это был Дэвид, стоявший в дверях с чемоданчиком в руке, поправляя плащ и глядя в темное теперь небо. Свет из двери освещал его высокие скулы, прямую линию носа, твердый рот и сильные, подвижные руки, что ловили развевающиеся на ветру полы плаща.

— А что же Дэвид? — спросила она себя саму. В противоположность догадке Пэдди, она знала о тайных чувствах к ней со стороны Дэвида. Она не была дурочкой, и была незлой женщиной. Она понимала: он сейчас в неблагополучной фазе жизни, отвергнутый женой, одинокий, тяжело работающий день и ночь; их профессия, что поддерживает других людей, сама по себе требует чьей-то душевной поддержки. Он очень одинок и изголодался по участию и любви. Именно это заставляет его стыдиться своей слабости, поэтому естественной его реакцией явилось отрицание ее, Дженифер, — ее, кто вроде бы совершенно естественно мог бы предложить ему и любовь, и поддержку. Они оба никогда об этом не говорили, но оба знали это.

Она отвернулась от окна и услышала, как он заводит мотор. Затем машина поехала вниз по улице. Она заставила себя поглядеться в зеркало. После минуты пристального изучения себя Дженифер улыбнулась.