История Дзен - Буддизма - Генрих Дюмулен

Эти философы не вступали в дискуссии и споры, но позволяли другим видеть мир собственными глазами, с тем чтобы понять сущность собственного бытия. По этой причине они не давали наставлений даже собственным ученикам. Наставники этой школы отличаются мужественным и решительным характером; им чужды лень и неряшливость, равнодушие и праздность. Они ограничивают себя малым, не пользуясь многими предметами обихода, как неестественными излишествами. Они полагают, что отшельник должен довольствоваться лишь самым необходимым для поддержания жизни. Все это сочетается с невозмутимым спокойствием и скромностью, лучше сказать — с совершенным лицемерием, сопоставимым с манерой стоиков, полагавших, что совершенный человек не имеет страстей и не подвержен их влиянию.

Приверженцы ча-но-ю считают себя последователями философов-отшельников. Поэтому все мастера этого искусства, даже неверующие, являются членами школы дзэн или становятся таковыми, независимо от своего происхождения. Несмотря на подражание дзэн-ской церемонии, они не считают чаепитие ни суеверием, ни культом, ни каким бы то ни было религиозным ритуалом, так как не используют никаких культовых атрибутов. Имитируется лишь иноческая отрешенность от всего земного, рассудительность и живость ума, нетерпимость к праздности, лени и помпезности. В своем созерцании природы вещей участники церемонии подражают адептам дзэн, но не в том, чтобы обрести совершенное знание бытия, но в том, как они, в уединении и спокойствии, вглядываются в суть вещей и уходят от шума и суеты внешнего мира».

Этот текст свидетельствует о живом интересе европейского миссионера к чайному пути и дзэнской составляющей этой церемонии. Христианский участник чаепития мог без труда заменить буддийское содержание чаепития элементами собственной веры. Но возможна ли такая подмена во время дзэнских упражнений? Вплоть до настоящего времени этот вопрос остается без ответа. Далее Родригес указывает на то, что инструкции по проведению чаепития напоминают практику передачи дзэн, которая осуществляется без устных пояснений и зависит лишь от конкретного переживания. Понимание смысла церемонии достигается «повторением манеры дзэнских наставников, которым подражали последователи этого искусства».

Первой задачей Франциска Хавьера и его последователей было завоевание умов в университетах горы Хиэй и «Восточной страны» (Каназава), значение которых они несколько преувеличивали. После пожара 1571 года, во время которого первый университет сгорел дотла, политика миссионеров претерпела некоторые изменения, учитывая особую значимость чайной церемонии. Близкие отношения между участниками чаепития, в результате которых возникали целые социальные группы, давали уникальную возможность для распространения веры. В столице удалось обратить в христианство многих знатных купцов — любителей чайной церемонии, которые впоследствии финансировали строительство христианских церквей и больниц. Еще более значительными, но куда менее успешными были попытки донести слово Христово до высшей аристократии и рыцарского сословия, представители которого в своем большинстве были приверженцами чайной церемонии и адептами дзэн.

Контакты даймьё из Бунго, Франциска Ётомо Йоси-сигэ (Сёрин, 1530–1587), с христианскими проповедниками восходят ко времени построения в Японии первой церкви. Решающим событием его жизни стала встреча со святым Франциском Хавьером. Несмотря на то что для его обращения потребовалось продолжительное время, Йосисигэ всегда был другом и благодетелем святых отцов. Он глубоко понимал чайную церемонию, был в ней весьма искушен и располагал богатой коллекцией чайной посуды. Это был человек религиозный, стремившийся к постижению истины, хотя и подверженный мирским слабостям, в частности предрасположенный к чувственным удовольствиям. Впрочем, он никогда не предавался излишествам, ибо мирские радости ему быстро надоедали. Повседневные заботы и приверженность дзэн-буддизму препятствовали его обращению в христианство. Йосисигэ не мог принять это решение до тех пор, пока на собственном опыте не убедился в преимуществах нового вероучения по сравнению с дзэн. В свою новую резиденцию в Усуки он пригласил из Киото известного дзэнского наставника, для которого построил прекрасный храм. Под его руководством он прилежно занимался дзэнской практикой и поклонялся образам дзэнских патриархов — Кашьяпы и Бодхидхармы, которые украшали его алтарь, и даже пытался отправить своего сына в монастырь. Однако молодой принц категорически отказался принять монашество: «Если отец настаивает на том, чтобы я стал бонзой, то я зарежу себя или утоплюсь в океане». Сын, жестокий характер которого вызывал у отца законные опасения, обратил свой взор в сторону христианской миссии и впоследствии принял крещение. Последнее событие произошло с одобрения и в присутствии его отца. Вскоре после этого Йосисигэ сам принимает решение и становится христианином (1578 г.).

В письмах миссионеров имеется описание драматического события, имевшего место при дворе в Бунго и отмеченного в японской хронике дома Ётомо. Некоторое представление об этом эпизоде можно получить из книги «Процветание и упадок дома Ётомо», увидевшей свет во второй половине XVII столетия:

«К концу периода Гэнки и началу эры Тэнсё дзэнский наставник Эцу из храма Дайтокудзи в Киото жил при дворе Бунго. К погруженному в изучение коана принцу Сёри-ну обратился незнакомец по имени «Нигде» и стал опровергать дхарму наставника. Затем появились два наставника, Инга и Дзорё. Вскоре Инга удалился. Наставник Дзорё обучал дзэн долгие месяцы и годы. Все говорили, что он есть живое воплощение наставника Иккью и воздавали ему безмерные почести ‹…›.

Все вещи располагают природой Будды. Все 1700 коанов являются разными названиями одного [состояния] сознания. Именно в такой доступной манере изложения он поучал других ‹…›. Но во время попытки постижения лунного света Абсолюта [Бытия] возникли облака и заслонили свет. Еще более прискорбно то, что существуют дерзкие люди, которые, услышав об учении, согласно которому основой упражнений ученика служит его связь с истинным храмом, то есть с Абсолютом, — а вне храма истины ничего не существует, — уничтожают синтоистские святилища и буддийские храмы, а свои жилища украшают нечистотами, которые сами и собирают. То, что утверждает Дзорё, они ни во что не ставят.

Мировой порядок сотрясается. Ками более не являются объектами поклонения. Люди поступают сообразно собственному чувству юмора. Независимо от того, считает ли человек сущностью дзэн бытие или небытие, в стране ками недопустимо противостоять воле ками. Устоял ли Сёрин в своих исследованиях в храме Сува перед принципом небытия? Он не чтил путь ками. Его слава была велика и распространилась по девяти странам и даже в Китае. Тем не менее «край чаши, поднесенной ко рту, отводит руку злых сил! Чаша небес наполняется, а затем опустошается».

В то время как страна все глубже погружалась в пучину военных невзгод, Йосисигэ пронес христианскую веру до конца своей жизни. Подобно многим другим знатным семействам, его дом испытал несколько периодов подъема и упадка. Но, несмотря на нескончаемые войны, культурная жизнь в Киото продолжалась. Отважные воины находили в чайной церемонии необходимое отдохновение и снимали умственное напряжение, вызванное кровавым ремеслом. Элита собиралась в доме Сэн-но-Рикью. Пять из семи его лучших учеников, которые вошли в историю под именем «семи чайных мудрецов», были христианами. Их признанным лидером был Юстус Такаяма Укон (умер в 1615 году), который, сочетая в себе качества воина (бу) и светского человека (бун), был воплощенным идеалом японского рыцарства. Прекрасно образованный и утонченный, он принадлежал к величайшим людям своего столетия. Коль скоро он пользовался покровительством Хидэёси и был владельцем обширного поместья в Такацуки — в самом сердце Японии, между Киото и Осакой, — под его влиянием многие представители аристократии приняли христианство. То, с каким восхищением отзывались о нем в своих письмах миссионеры, является подтверждением длинного списка обращенных под его влиянием христиан-японцев. Свой отчет о работе Укона отец Кеспедес завершает такими словами:

«Юстус Укондоно воистину уникален. С каждым днем он становится все более добродетельным и благонравным. Своей милостию Господь также оделил вышеупомянутых представителей знати, которые приняли крещение ‹…›. Его жизнь являет собой пример для неверующих, которые его искренне любят и ценят. Хидэёси также часто упоминает его имя и говорит, что ему нет равных по добродетели. Он его любит, высоко ценит и держит на привилегированном положении».

Такаяма Укон был человеком разносторонних дарований. Он преуспел в сочинении поэтических произведений разных японских жанров — поэм (вака), стихотворений (рэнга) и эпиграмм (хайкай) — и был прекрасным каллиграфом. Но более всего он был известен как мастер чайной церемонии. Рикью считал его самым способным из своих учеников и ценил не только его цельную натуру, но и признавал за ним многие другие таланты. По просьбе Хидэёси Рикью тщетно умолял его отречься от христианской веры, но Укон ставил ее выше, чем искусство чаепития или государственную власть. Его дружба с Рикью продолжалась и после того, как он впал в немилость у императора. Позднее, в трудные для него годы, он тайно посещал своего чайного наставника, который неизменно был рад его обществу.