Ребус Галла - Вадим Панов

— Тогда я пошел?

— Жду вас здесь.

Захар деликатно отошел за машину и быстро растворился, оставив после себя лишь ворох одежды. Темная, но чуть светлее, чем ночь, дымка быстро добралась до особняка Берислава и втянулась в печную трубу. Обыск начался.

Засечь использующего Превращение масана невозможно. Преградить ему путь может только сплошное, реагирующее на всё подряд заклинание типа «кольца саламандры». Люды, превратившие дом барона в крепость, не просчитали появление масана, и все приложенные ими усилия разлетелись в дым, в туманное облачко, которое уже скользило по подвалу особняка.

Наверное, дома всех хороших воинов, а особенно — хороших и хлебосольных воинов, похожи друг на друга. Во всяком случае, в подвале Берислава Захар не обнаружил ничего такого, чего не видел бы раньше.

В первую очередь — личный арсенал. Изрядная часть нижнего уровня дома была отдана под хранилище оружия. Охотничьи ружья, автоматы и пистолеты, секиры и мечи, доспехи и боевые артефакты. Наверху, в гостиной и каминном зале, тоже висели мечи, но совсем другие: покрытые резьбой и позолотой, украшенные камнями и никогда не бывавшие в настоящем деле. В каминном зале место для наградных железяк, в подвале же терпеливо дожидалось своего часа настоящее оружие, пристрелянное и сбалансированное.

Рядом с арсеналом — винный погреб, куда же без него настоящему бойцу? Покрытые пылью бутылки и бочонки, запах пропитанного виноградом дерева и сыра.

Чуть дальше — мясная кладовая, с приготовленными по старинным рецептам окороками и колбасами.

Одним словом — стандартный набор. Который тщательно обыскал епископ Треми.

— Потайных сейфов в подвале нет, — рассказывал Захар, натягивая брюки. — Дверь в арсенал сама по себе — сейф. Никаких документов там тоже не оказалось. И вообще — ничего подозрительного.

В целях конспирации Сантьяга не поддерживал связь с проникшим в дом масаном и результаты осмотра узнал уже после возвращения Захара.

Первый тайник был обнаружен на первом этаже, в камине.

— Пустой, как голова Спящего, — прокомментировал шнурующий ботинки Треми.

— Есть мнение, что за подобные шуточки он вашу семью и прищучил, — заметил Сантьяга.

— Теперь-то что? — отозвался Захар. — Раз уже прищучил.

Комиссар вздохнул.

— Короче, если вам интересно, кухарка спит с шофером, а сын барона — с горничной.

— Смотрю, вы ничего не упустили.

— Вы сами попросили изучить все детали.

На втором этаже Захару пришлось задержаться дольше всего: кабинет барона, гардеробная, хозяйские и гостевые спальни, много мебели и семь тайников…

— Все пустые.

— Что в кабинете?

— Девчонки Миланы забрали все документы, имеющие хоть какой-то интерес. Остальное утащили дружинники. В доме остались только те бумаги, которые имеют отношение непосредственно к семье Берислава: счета, юридические документы и прочее. Я просмотрел все.

— И как?

— Если бы я вникал, меня бы заклинило.

Сантьяга улыбнулся. Захар надел последний предмет туалета — короткую кожаную куртку — и вышел из-за машины.

Посещение третьего этажа и чердака также не принесло результатов. Треми, как и требовал комиссар, проплывал через каждую подозрительную щель, обыскивал все углы, находил тайники, но… но так и не нашел ничего важного. То ли барону нечего было скрывать, то ли все самое интересное досталось Милане.

— Никаких зацепок? — сочувственно поинтересовался Захар.

— Я надеялся, что ваш визит даст больше информации, — не стал скрывать Сантьяга.

— Извините, что разочаровал.

— В конце концов, барон действительно мог попасть в автокатастрофу.

— Мог. Но… — Треми на несколько мгновений задумался. — Знаете, комиссар, обыск в доме барона был проведен ОЧЕНЬ тщательно. Фон магической энергии превышен на порядок, а ведь это только остатки, последствия заклинаний. Милана просветила дом насквозь, и не один раз. Не упустила ни одной детали.

— Что само по себе странно, — улыбнулся Сантьяга.

— Совершенно верно.

Зачем принимать столь серьезные меры, если речь идет об обычной автокатастрофе? Зачем поспешно изымать документы? Почему преемником назначен безусый юнец?

Кстати, о преемнике.

— Захар, вы говорили, что заметили на теле Собидрага что-то странное?

— Ну, я не точно выразился… Сын барона носит странный амулет.

— Что в нем необычного?

— Мне незнаком рисунок.

— Изобразите его, — попросил комиссар.

Масан вытащил из кармана маленький блокнот и принялся старательно исполнять приказ Сантьяги.

— Даже не амулет… скорее — медальон. Да, пожалуй: золотой медальон, размером с крупную монету, а на нем изображено примерно… примерно… — Художником Захар оказался средним, но рисунок вышел достаточно четким. — Примерно вот так.

— Вы уверены?

— Гм… Кажется, в центре была надпись, но я…

— Позвольте? — Неожиданно посерьезневший Сантьяга взял у масана авторучку и добавил в центр медальона несколько иероглифов. — Такая надпись?

— Гм… пожалуй, да.

Треми широко улыбнулся, собираясь поинтересоваться, что же, черт возьми, означает сей медальончик, однако, взглянув на комиссара, подавил слова торопливым покашливанием.

Захару нечасто доводилось видеть Сантьягу таким удивленным.

Глава 5

Сенегерезерейский Стол, несколько тысяч лет назад

Как все случилось? Как произошло? В какой момент все вышло из-под контроля? Почему братья чуды пошли друг на друга? Не в мелкой междоусобице, а в самой настоящей войне? Когда умерли законы и Земля стала жить по логичным и беспощадным Правилам Крови?

— Шарль… — Родерик Утан сжал кулаки. — Шарль де ла Круа.

Первая жертва войны.

Друг.

«Я предлагал ему уйти. Предлагал отступить. Моя совесть чиста».

Предлагал, но гордый Шарль отказался. Возможно, думал, что без труда победит в бою обычного рыцаря. Считал, что стоит выше Утана. Верил в магию.

А Родерик верил в Галла. В силу его благотворную. В добро и справедливость. А потому к подножию Одинокой Че упал де ла Круа. Первая жертва войны.

Потом, надо признаться, было гораздо проще. Следующие чуды, убитые во имя Галла, во имя торжества Справедливости, не вызывали у Родерика столь сильных переживаний. Схватка на Одинокой Че ожесточила магистра Черных Вепрей, сделала твердым. Или бездушным.

Но в то же время Утан не жаждал крови. Строжайше запретил Толкователям призывать к насилию. Требовал убеждать, а не покорять. И погром, который устроили сыны Галла в Хикмар-Касе, долгое время оставался единственным кровавым пятном на репутации мятежников. Толкователи только говорили, разъясняли, убеждали, а в случае опасности — уходили. Убивали крайне редко, не оставляя следов.

Тактика приносила плоды, количество новообращенных росло с потрясающей скоростью, а главное — среди них все чаще и чаще появлялись маги. Сначала мелкие, не самые сильные, не имеющие перспектив карьерного роста в иерархии Ордена. Затем офицеры гвардии, маги лож и даже уделов, умные и хитрые карьеристы, почуявшие силу нового учения. Родерик понимал, что этих, с позволения сказать, адептов привлекает возможность возвыситься в случае победы Галла. Понимал, но не отталкивал. Во-первых, потому, что каждый случай перехода мага в стан движения являлся великолепной рекламой. Во-вторых, по прошествии некоторого времени они становились настоящими, искренне убежденными в своей правоте адептами — такова была сила Галла. А третья причина появилась совсем недавно: с магами, изменившими своей сути, гвардейцы расправлялись безжалостно, так что пути назад у перебежчиков не было.

«Гвардия… — Утан потер подбородок. — Да, наверное, во всем виноваты гвардейцы. По сути, именно они начали гражданскую войну».

И первые их шаги были, мягко говоря, необдуманными.

Поняв, что Скверна угрожает основам Ордена, Моррис де Кос начал действовать решительно и жестко. В охваченных мятежом уделах объявили военное положение. Гвардейские гарнизоны вывели из-под управления местных военных властей, а заодно усилили сводными отрядами Алых Единорогов — наиболее преданных властям боевых магов. Приказ был прост: искоренить. Исполнение тоже не отличалось изяществом. Гвардейцы блокировали Запнаэт, столицу удела Цердел, и дали жителям два часа на то, чтобы открыть ворота и выдать принявших Скверну. После отказа последовал штурм. Даже не штурм — избиение. Алые Единороги, которым доходчиво объяснили, что в случае победы Галла они станут никем, перебили всех. Трупы Толкователей развесили на городских стенах. В столицу направили победную реляцию, которую Моррис де Кос прочел с большим удовлетворением.