Русская Фантастика 2005. Фантастические повести и рассказы - Алан Кубатиев

Кто-то лихо работал на трех строчках. В первой зоне этого было достаточно.

Зеленая колоссальная чаша «Медицины» становилась все ближе. Она уже закрывала полностью все пространство впереди, когда на нас вышли «батискафы».

Группа приблизилась ко мне, мы пошли одним кулаком.

«Батискаф» — существо более сложное, чем «пиявка». Прежде всего бронированное, и простым волновым возмущением пространства его не возьмешь. Эту круглую посудину надо раскачать, сделать нестабильной. К тому же бот уже знает оборонительные азы. По крайней мере ьполне уверенно создает стоячие волны. Слава богу, его не оборудовали синтезатором речи, иначе нам пришлось бы туго.

Очень немногие могли утопить «батискаф» в одиночку. Требовалась согласованная работа всей группы. Бронированная махина бота не переносила разницы в ритмах.

— Поехали по кругу, — скомандовал я. — Начинает Сергей. Заканчиваю я.

«Батискаф» стремительно приближался.

Сергей молчал.

Сказать слово сейчас означало спровоцировать бот на упреждающую атаку. Он учует волну и даст залп такой мощности, чтобы завалить наверняка и всех.

Сергей молчал. Мы приблизились настолько, что я уже мог разглядеть мембраны звуковых орудий на толстых стенках «батискафа».

До выстрела оставались считаные секунды. Все химеры — по клеткам. Этапы пройдены. И на лавровых ветках Слезинки Родины Не заметны.

За ним подхватила Мария: Жизнь обносит железным забором Все, чем я дорожу на земле, Жизнь берет мою душу измором, Приучая к тоске, как к игле.

Следом за ней послышался невнятный, разбитый на тройки рев глушилки Стаса. Парнишка использовал стандартную схему. Не слишком надежно, но сейчас действенно. Что-то заговорил Роман. Его слова спотыкались, путались. Перед нами плыло жаркое марево. Пространство впереди потемнело. Через эту неверную занавесь я видел, как волнуется «батискаф», пытаясь подстроиться под нужный ритм, выставить контрволну. Но не сейчас. Проституция будет легальной. Конституция — оригинальной.

Это Роман. Я понял, кто давил трехстишиями «пиявок» в первой зоне.

Слово было за мной. Я всегда твердил, что судьба — игра. Что зачем нам рыба, раз есть икра. Что готический стиль победит, как школа, Как способность торчать, избежав укола. Я сижу у окна. За окном осина. Я любил немногих. Однако сильно.

Страшное мерцающее облако накрыло обреченный бот. И за мгновение до того, как он разлетелся дымными осколками, я далее успел пожалеть его. Не каждый может сочинять стихи, не каждый может даже их читать. Читать так, чтобы ясен был не смысл, а ритм, построение звуков в сложные узоры. Когда-то давно мне казалось, что тут, в Виртуальности, жить легко. И любой, начитавшийся стишков, может вовсю пиратствовать в корпоративных сетях. Однако потом все оказалось сложнее. Виртуальность, как часть сознания подключившегося, оказалась нечувствительна к простому зазубриванию. Ритм должен был странным образом ложиться на душу человека. Быть где-то внутри. На некоем, закрытом от света, неосязаемом уровне восприятия. Иначе первая же «пиявка» превратит неудачника в овощ.

Стихи как программы — кто-то умеет их писать, кто-то нет. Кто-то пользуется уже готовыми, а кто-то просто подбирает ключи.

Мы мчались к зеленой башне, окруженные облаком слов и звуков.

Где-то далеко-далеко нашего возвращения ждали наши тела. Капал физраствор. Гудела вентиляция. За мониторами сидела вторая группа. Ребята пытались замаскировать нас. Представить ложными обращениями, случайными контактами, неизбежными в виртуальной среде. Они грузили защитную оболочку имитациями вторжения, отвлекали внимание. В это же самое время такая же группа работников «Медицины» пыталась отследить канал подключения. Отбросить ложные цели. Пустить по нашему следу собак. Скинуть нам на голову спецназ.

Сейчас все решала скорость. К месту прорыва стягивались «призраки». Боты последней зоны обороны, встреча с которыми не сулила ничего хорошего.

Я был уже на границе зеленого, сказочного света, когда сверху оглушительно охнуло, и мир вздрогнул. В тело впилась боль. Мне показалось, что все мои органы одновременно рванулись в разные стороны. Еще чуть-чуть, и я порвусь. Лопну кровавым мыльным пузырем. В глазах потемнело.

Я дернулся вниз. Извернулся, чтобы увидеть, как бьется в конвульсиях Роман и медленно дрейфует вниз, в черноту, Мария. Над нами нависла огромная «акула» из призраков последней линии. Сзади торопливо подтягивались распуганные «батискафы».

Кто-то, кажется Сергей, извернулся так же, как я, и бил метко, рвано: Революционный держите шаг, Неугомонный не дремлет враг.

«Акула» не торопясь набиралась сил для следующей атаки. Слишком популярный ход. Тут, в Виртуальности, Маяковский так и просился на язык. Многие боты к нему были уже нечувствительны. Я знал, что сейчас анализаторы «акулы» цепко держат нас на прицеле, ловя отголоски нервных импульсов, биений сердца. Она сейчас подбирала ключик к нервной системе каждого из нас. Чтобы ударить наверняка.

Последний раз дернулся Роман. Его движения сделались осмысленными. Это кто-то из резервной группы подключился на готовой подвеске. Мария «ожила» чуть позднее. Замешкалась. На самом деле я знал, что сейчас ее тело выволакивают из паутины ремней. Отключают систему жизнеобеспечения. Пытаются вернуть… Уже осознавая безнадежность своих действий.

— Оставь ее! — закричал я Сергею. — Оставь! В зелень! В зелень уходи!

Меня услышали, но уйти от второго удара «акулы» успели не все.

И сейчас, где-то далеко-далеко, снаружи, из подвески выволакивали еще одно тело. Парнишка, занявший место Марии, разделил ее судьбу.

«Рыба».

Я смотрел, как тает «акула». Как нервно подрагивают ее плавники. Истончаются. Бледнеют на глазах. Призрак втянулся обратно. Туда, откуда вышел. В коллективное подсознание.

— Пойдем, — с трудом выдавил я. — По очереди. В ключевых точках буду оставлять по одному.

Лабиринт. Зеленые стены. Направлений нет. Сейчас от меня не зависит ничего. Задача поставлена. Поисковый модуль включен. Я могу только падать. Опускаться в зеленое, в огромную изумрудную чашу. Гудок. Занято. Гудок. Я падаю. Опускаюсь. Все ниже, глубже.

Где-то на середине кольнуло под сердцем. Остро.

— Сергей, останься, — прошептал я.

Первая ключевая точка. Чтобы потом вернуться, потребуются четыре.

Падать. В зеленое. Находиться на грани. Сознания.

Укол.

— Роман, останься…

Укол.

— Мария…

Я говорю с «рыбами». Они смотрят на меня холодными блюдцами глаз. Не мигают. Я называю их имена. Мертвые идентификаторы того, чего больше нет. За мной тянется эта цепочка. Холодных, пристальных глаз, которые уже не видят меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});