Сон над бездной - Татьяна Степанова

Но Мещерский не слышал уже ничего. Кровать, подушка. Сонный морок. Карнавал. Чья-то свадьба. Опрокинутая тележка. Спуск в подвал. Саван. Зубы. Факелы погасли. Ряженые разбежались…

Он не слышал, как Кравченко поднялся с постели еще и в третий раз – почудилось, пригрезилось, что за дверью по коридору прошуршали чьи-то осторожные шаги. Или это просто нервы? Нервы ни к черту?

Мещерский спал, а Кравченко вышел в коридор. Уже не темно, но еще и не светло. Нивецкий замок угомонился. Шаги ему просто почудились. Кравченко прошел по галерее. Решил вернуться через гостиную. Ноги запутались в чем-то мягком, скомканном на ковре. Он нагнулся и поднял с пола… шторы. Всего час назад, когда в гостиной горел свет и бушевал скандал, шторы – дорогие, французские, шитые золотом – закрывали окно. А сейчас оно было голо. В него потоком лился тусклый утренний свет. Кравченко собрал шторы, положил их на диван. Что за шутки? Кому помешали шторы? Он подошел к окну, подергал. Закрыто. На подоконнике сорванный карниз. Может, сам упал под тяжестью? Но отчего карниз на подоконнике, а шторы посреди гостиной на ковре?

Из гостиной он прошел к апартаментам Шагариных. Все вроде тихо. Двери спальни Елены Андреевны закрыты. Двери спальни Шагарина тоже. Он осторожно потянул белую дверь на себя – возле самого порога на полу, как шторы в гостиной, валялся полосатый черно-желтый шагаринский халат. В глубине – разобранная постель. Она в этот утренний час – уже шестой, час, венчающий эту безумную бессонную ночь, – пуста.

Глава 24

БЕДА

А утро было сереньким, хмарным. Скучным, как и полагается после карнавала. Во дворе замка, где вчера бурлила толпа, отряд дворников в лимонно-желтых (в отличие от московских оранжевых) жилетах, дыша ядреным перегаром, шуршал метлами. Мусор трудолюбиво сгребали в кучи, набивали им черные пластиковые мешки, которые грузили на тележки и вывозили за ворота. И все это в ударном темпе, потому что с юга, занимая уже полнеба, на Нивецкий замок надвигалась туча.

– Дождик, дождик, перестань, я поеду в арестань. Все, сейчас хлынет, – грустно констатировал Кравченко. – А мы с напарником в город собирались.

– Конец жаре, – откликнулась Злата. Она сидела в шезлонге, укутавшись до подбородка в белую льняную пашмину. Дымила длинной сигаретой с ментолом. В столовой за завтраком, который только что продегустировали Кравченко с Мещерским, она отсутствовала. (Кроме приятелей, надо сказать, за столом вообще никого не было, все еще спали, наверстывая «безумную» ночь.) Злата стряхнула пепел в стоявшую рядом мраморную пепельницу, переменила позу, вытянула ноги. Кравченко заметил, что ее изящные открытые босоножки в грязи. «Где-то ее носило спозаранку, по каким таким оврагам?» – подумал он и тут же обо всем забыл. А потом вспомнил, когда это уже случилось.

Сергей Мещерский после завтрака без всякой цели блуждал по замку. Нет, цель-то имелась. Но в чем она заключалась, Мещерский не желал признаваться даже сам себе. Подошел к дверям кухни. Сейчас там кипели поварские страсти – обед в замке начинали готовить сразу после завтрака и при этом священнодействовали, рыча друг на друга, как львы. Честно сказать, влекла его к себе магнитом совсем другая дверь – вон та, в стене, что вчера так легко, так коварно открылась вроде бы сама собой. Сейчас днем открыть ее снова и зайти внутрь было проще простого. Днем, как давно заметил Мещерский, вообще большинство дел решается проще, а большинство вещей видится четче, реальнее. Можно было бы пойти (опять же при дневном свете) еще дальше – спуститься вниз по тому чрезвычайно подозрительному, выложенному старым кирпичом туннелю. Проверить, в конце-то концов, действительно это древний подземный ход или нет. Для этого в кармане у Мещерского был даже спрятан позаимствованный у шофера Анджея фонарь. Однако…

Рейда в земные глубины свершить в это утро так и не удалось по причине висящего на двери кодового японского замка из нержавеющей стали. Вчера вечером замка не было, а сегодня он уже висел, пресекая всякие поползновения проникнуть в тайну.

Разочарованный Мещерский заглянул на кухню – может, там ему что-то скажут путное насчет этого кирпичного туннеля. Но там были все страшно заняты – повара, судомойки, официанты. Единственный, кто оказался без дела, так это вчерашний Омельченко. Без крахмальной куртки он выглядел совсем как школьник – ковбойка, бейсболка, потертые джинсы. Он понуро стоял в коридоре. А возле него крутился Илья.

– Кого ты вчера там в темноте увидел? – приставал он к официанту.

– Никого, отстань. – Тот покачал головой, сунулся в кухню, к старшему смены: – Остап Григорьевич!

– Уволили тебя, и поделом, холера ясна! И нечего тут людям глаза мозолить! – прикрикнул тот раздраженно. – Марш к бухгалтеру за расчетом и трудовой книжкой. Чтоб через час духу тут твоего не было, пан Лесюк приказал.

– Ты ж его по правде видел. Я тебе верю, слышишь? Ну, какой он? – Илья тронул официанта за рукав. – Ну какой он из себя, а?

Официант Омельченко обернулся как ужаленный, лицо его исказилось:

– Да никого я не видел, что ты все ко мне липнешь? Прохода мне не даешь. Ни… я не видел! Придумал я все, сбрехал, понял?! – Он оттолкнул от себя мальчишку и бросился вон из кухни. Снова – ходячая истерика и обида.

– Ты чего здесь? – спросил Мещерский Илью.

– А сами-то вы чего?

– Я так просто.

– И я тоже так, – Илья нахмурил брови. Он был бледен в это утро и серьезен. «Безумная» ночь, казалось, не прошла для него даром.

– Если ты хотел что-то узнать у этого бедолаги по поводу вчерашнего происшествия, так ничего особенного не случилось, ему просто померещилось, – сказал Мещерский.

– Да? Померещилось? А чего тогда вы сейчас замок на той двери дергали? – Илья скривил губы. – Там ведь за дверью – ход подземный, по которому, как тут говорят, он по ночам из ада в замок приходит.

– Откуда-откуда?

– Из ада.

– Да кто приходит-то?

– А то вы не знаете. Пауль, Потрошитель птиц. Чудовище Нивецкого замка.

– Илья, не смеши меня, это сказки для дефективных, – Мещерский постарался, чтобы в тоне его прозвучало максимальное равнодушие и здравомыслие. Он сам себе не признавался в том, насколько предмет разговора ему небезразличен.

– А, – Илья махнул рукой, – раньше и я так же думал.

– Когда это раньше?

– Когда в «Готику» играл. Игра такая компьютерная есть, я от нее в Праге тащился. Делать нечего было там, в Праге, вот и занимался разной мурой. Молодой был, тупой совсем.

– А сейчас ты что же… сильно поумнел? Прости, я не то хотел сказать.

– То вы хотели сказать, то самое. Что пацан я еще… Ладно, я не обижаюсь на вас, – Илья вздохнул. – Там, в Праге, это еще до случая с отцом было.

– Извини меня, Илья, – поспешил исправиться Мещерский. – Конечно, ты повзрослел. Столько всего на твои плечи свалилось сразу и вдруг. Я просто… в общем… Ну и что, ты узнал что-нибудь у официанта? Как хоть он выглядит, этот вурдалак, это чудовище?

– Он меня послал, кретин, слышали же, – Илья с досадой поморщился. – Вот люди – гады, такое на их глазах случилось, чудо настоящее, а они и рассказать-то толком не могут. Только визжат со страху, как резаные.

– Как, как ты сказал? Чудо случилось? М-да… Надо же, – Мещерский слегка даже растерялся, услышав свою собственную мысль, правда, высказанную по другому поводу, из чужих уст. – Знаешь, тут про одного местного болтают, что он в дурдом загремел после того, как ему тоже что-то навроде чудища померещилось. Может, Илья, не стоит стремиться к личной с ним встрече, а?

– А я бы не испугался, – серьезно ответил Илья. – Я вообще теперь мало чего на свете боюсь.

Они вышли во двор. Илья пошел к гаражу, выкатил свой велосипед.

– Кататься поедешь? – спросил Мещерский, глянул на небо. – Ого, какая туча. Погоди, не езди, вымокнешь до нитки.

– Ничего, дождь – это даже очень хорошо. – Илья смотрел на тучу с одобрением.

И в это самое время во двор замка на большой скорости, словно за ним черти гнались, въехал оранжевый пикап. Из него выскочили четверо мужчин – Мещерскому показалось, что те самые музыканты, которых он видел вчера на ярмарке. На этот раз ни скрипок, ни дудок в руках у них не было. Лица их были испуганными, встревоженными. Они гурьбой кинулись к скучавшему в воротах охраннику и начали ему что-то горячо втолковывать по-украински.

– Что-то опять не так? – Мещерский почувствовал… Черт, что происходит? Охранник, переменившись в лице, схватился за рацию. И вот уже вниз по лестнице, грохоча ботинками, спускаются еще двое охранников, шофер Анджей и Кравченко.

– Вадик, что?!

– Беда. Кажется, Богдан на мотоцикле разбился.

– Где? Когда?!

– Поедем с ними, сейчас все узнаем. Лесюку они пока боятся сообщать. – Кравченко шел к гаражу. Анджей уже заводил там шагаринский джип. – Эти местные, они вчера здесь на ярмарке играли.