Бесенок (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

— Учитывая то, что тебя сегодня видели у казарм Бутырского полка, догадываюсь.

— Вот. Помощь это? Нет. Вмешательство? Упаси Боже. Просто матери-церкви очень понадобились переносные походные печи для каких-то своих северных и сибирских нужд. Да и болтать мы об этой сделке на каждом углу не станем.

— Думаешь, Софья или ее соратники дураки? И ничего не поймут?

— Если Милославские проиграют помощь церкви зачтется. Петр не забудет этого.

— А если выиграют?

— Если ты поможешь с деньгами — не получится им выиграть. Никак не получится.

— Блажен, кто верует… — буркнул патриарх.

— Блажен. Но так твоя совесть хотя бы будет чиста.

— Ой ли?

— Именно так. Отставь свой чин в сторону и ответь мне как простой русский человек. Хотел бы ты, чтобы на Руси воцарилось католичество или протестантизм? Скорее последнее. Ведь Милославские дружны с раскольниками, а те, в свою очередь, близки с протестантами. Или ты потом, допустив сие, в могиле станешь ворочать, а то и упырем каким неупокоенным восстанешь не в силах такое терпеть?

— Типун тебе не язык! — рыкнул Адриан.

— Типун, — покладисто кивнул Алексей. — Я не прошу от тебя ответа в слух. Ответь для себя. Хочешь, чтоб было так?

— Я не просто так говорю про то, что преуспеть вам супротив Милославских будет непросто.

— Я слышал о том, что они к четырем полкам, стоящим в Великих Луках, подтягивают иные. И что злодеев к Москве стягивают тайно.

— Кто бы сомневался. — фыркнул патриарх. — А про отца слышал?

— Про него разное болтаю. Что-то конкретно?

— О том, что его подменили.

— Конечно слышал. Эти же болтуны языкатые рассказывают по углам, о том, что и я — одержимый чернокнижником. И одержимость эту наслали немцы, дабы взять через меня власть над Русью.

— А это не так?

— Ты хочешь, чтобы я оправдывался? — по-доброму так улыбнулся Алексей, только глаза сделались злыми-злыми. А потом тем же практически елейным голосом продолжил. — Или ты сам дурак старый утратил веру в Мать-Церковь? Ту самую, в которой я причастие принимаю. Или, быть можешь, ты раскольник старый, что отрицает ее святость? Или даже прости господи пастафарианин?

— А это что такое?

— Слышал я краем уха о такой секте новой. Они де постулируют вкушение в пост мясных шариков вареных с таким же вареным хлебом, а также веру в Спасителя, который не вознесся, а спит на дне морском до срока.

— Ужас какой…

— Ужас, — кивнул царевич. — Вот я и спрашиваю — неужто поддался соблазну дьявольскому?

— Ты говори, да не заговаривайся!

— Тогда отчего помочь не хочешь? Ну выехал отец по делам из России. Ну и что? Владимир Святой тоже регулярно покидал Русь.

— Владимир ходил с войском.

— Отца тоже окружают верные люди.

— Болтают, что не все.

— Судя по всему, его пытались убить в Риге, устроив провокацию. Но обошлось. Бог отвел. То ли устроить не смогли, то ли папа не поддался на нее. Теперь ты сказываешь про убийцу, что при нем. Сам-то понимаешь, что ежели бы он был, он уже бы сделал задуманное.

— А если его убьют? Если это не пустые слова?

— Тогда я наследник.

— Как будто на тебя у злодеев рука не поднимется, — фыркнул Адриан.

— Слушай. Я тебя не понимаю. В твоих рассуждениях нет связки. То ты меня называешь одержимым чернокнижником, то беспомощным агнцем. У тебя в голове то у самого как это уживается? Смотри. Если я чернокнижник, то убить меня будет крайне сложно. Логично? А если агнец, то, выступив на стороне моих убийц ты поддержишь семя Каина и угодишь прямиком в ад. Есть возражения? Молчишь? Может тебе просто денег жалко?

— Печи я куплю. — хмуро произнес Адриан. — Дело не в них.

— Разве?

— Ты не понимаешь.

— Хм. Однажды сын спросил отца: как далеко мы пойдем? На что отец ответил: дело не в том, как далеко мы пойдем, а в том, насколько крепка твоя вера, чтобы пойти так далеко, как потребуется.

— Что сие?

— Уже не помню откуда. Читаю книг много и быстро, отчего в голове все перемешалось. — честно соврал Алексей, отлично помня о том, что эту фразу он слышал в одном веселом, но достаточно безумном фильме про изрядно отмороженных ирландцев. — Вот я и спрашиваю тебя Владыко. Насколько крепка твоя вера?..

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Царевич ушел лишь спустя три часа.

Получив не изначальные полторы цены, а целых три за каждую печь. Потому как сумел в конечном итоге смутить, а потом и запугать Адриана. Ухватываясь за оговорки и вытаскивая их как ниточки. Например, он развил тему того, что патриарх лично знает о заговорщиках и не донес Ромодановскому. И не выступил живым доказательством их измены. Ну и так далее. В итоге Адриан к концу уже отчаянно боролся между желанием царевича самому прибить и побуждением — дать ему то, что он просит.

Сдержался.

Выпроводил.

Перекрестился, нервно выдохнув.

И начал лихорадочно придумывать для себя оправдание. Ведь слуги царевича увозили с ним довольно приличную сумму. Адриану же теперь требовалось «родить» отмазку — зачем ему эти печи, да еще столь остро понадобились. Ведь Милославские спросят. Суток не пройдет как спросят…

Глава 3

1698 год, апрель, 5. Москва

Вечерело.

Уже даже смеркалось. Однако у князя-кесаря в окна горел свет. Обычно он не любил засиживаться, предпочитая вставать пораньше. Но тут изменил своим привычкам. Дела то закручивались лихие. И для относительно скрытной встречи с царевичем и Патриком Гордоном другого времени не нашлось…

— … я договорился с Петром Аврамовичем. — произнес Алексей. — В случае заварушки они все отъедут из Москвы и маму вывезут.

— Ты уверен? — скептически переспросил Ромодановский. — Как мне сказывали они хоть и охладили свой пыл, но все одно — тяготеют к Софье. Надеются, видно, что она их золотом и шелками осыплет.

— Как раз на этом я и сыграл. Предложил держаться не Милославских или Нарышкиных, а своих интересов.

— И в чем же они?

— В том, чтобы сохранять царицу при себе и разыгрывать через нее свою шахматную партию. В шахматах глупо сразу терять королеву. В жизни, вестимо, утратить царицу ничуть не лучше. Поэтому ее следует сразу же вывезти из города в безопасное место. И уже оттуда смотреть на то, как все пойдет. А потом присоединится к победителю.

— Даже так? — улыбнулся Федор Юрьевич. — Вот прям так им и сказал?

— Ну а как еще? — пожал плечами царевич. — Намеков они не поймут. А так — в лоб — весьма заинтересовались. Я, правда, им добавил про то, что выгоднее им переждать, а потом к отцу моему с царицей выйти, даже если Милославские город возьмут.

— И в чем же их выгода в этом случае?

— Отчего же? Спрашивали. Да она не хитрая, если посмотреть. На поверхности лежит. Милославские, если победят, то сделают это с ними или без них. Лопухины в этом деле без сильной надобности. Поэтому им вряд ли что-то весомое дадут в награду за поддержку. А вот папа, если окажется в сложной ситуации, высоко оценит тот род, кто первым его поддержит. Да еще сохранив ему его царицу.

— Но ведь Государь может и проиграть.

— Может. Но у победы Милославским нет будущего. Швед или лях, которые рано или поздно воцарятся на Руси в случае прихода к власти Милославских, поведут себя безобразно. В этом Петр Аврамович не сомневается. А потому согласился со мной, что это приведет к новой Смуте, которая Лопухиным совсем не нужна.

— Странно выходит. Ты предложил им выбрать сторону победителя, но говоришь, будто бы убедил в том, что Милославские не смогут победить. — прищурился Ромодановский.

— Не совсем так. С одной стороны, да, я предложил им выбрать сторону победителей. С другой стороны, я просто донес до них мысль, что даже если победу одержит Софья, ничем хорошим для России и их лично это не закончится. Так что выбор… он такой… — сделал неопределенный жест царевич. — Вроде бы и есть, но на самом деле, если у тебя в голове не мухи елозят, а хоть немного разума осталось, то его и нету по сути.