Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

«Надо дружить и с Америкой тоже», — полагала воспитательница детского сада в в/ч 44026 (Загорск-6) В.А. Власова{589}. Биолог Е.П. Лукин из этой же воинской части и его «окружение интеллигенции» были рады самой возможности такой встречи: «Хотелось большей открытости, диалога с Западом»{590}. «Жили как сычи, закрылись ото всех, одни такие, что в этом хорошего?» — считала библиотекарь из Академии химической защиты М.Ф. Осипова{591}. Как «важный шаг с нашей стороны к прорыву железного занавеса», — расценила Женевскую встречу выпускница МОПиКа Т.П. Воронина. «Концом нашей изоляции от мира» считал встречу в Женеве техник трамвайного депо им. Баумана в Москве А.И. Харитонов. «Мы тогда считали, — говорила о своем понимании «духа Женевы» московская медсестра Е.В. Федулеева, — что между СССР, США, Англией и Францией завязывается дружба». Рад был налаживанию связей с Западом рабочий завода «Серп и молот» А.И. Нартов. Приветствуя цели, которые стояли перед участниками встречи в Женеве, московский строитель М.М. Гурешов рассуждал: «Меньше было бы затрат на военные нужды и часть денег пошла бы на нужды сельского хозяйства»{592}.

Несколько по иным мотивам одобрительно отнеслась к итогам Женевской встречи москвичка Н.А. Жарова: «Хрущев напомнил Западу, что СССР великая держава»{593}. То, что «с нами считаются», было важным и для В.Г. Левиной с фабрики им. 1-го мая в Подольском районе{594}. У инженера Северной водонапорной станции К.М. Воложанцевой укрепилась «вера в величие нашей страны»{595}. «Чего конкретно добивалось наше правительство», не знала рабочая комбината химических волокон в Клину В.Г. Трофимова, но она была уверена в том, что «Хрущев все равно нас в обиду не даст»{596}. Политику Хрущева поддерживала продавщица Н.В. Овсянникова из Фирсановки. «В это время, когда во внешней политике активно действовал Молотов, решений ошибочных почти не было», был убежден слушатель одной из военных академий в Харькове Е.Д. Монюшко{597}.

Считало, что не надо было ездить в Женеву, 0,5-1% опрошенных. Только что закончивший десятилетку в Малаховке И.И. Назаров полагал, что западные лидеры отправились в Женеву, чтобы произвести разведку боем новой, послесталинской, хрущевской политики и выяснить возможность пересмотра решений, принятых в Ялте и Потсдаме. По мнению одного из поклонников Молотова, плотника из мордовской деревни Селицы Н.М. Водяшкина, Хрущев и Булганин «были не очень готовы представлять страну на дипломатическом уровне». Была «не удовлетворена встречей в таком составе» и последовавшим затем «духом Женевы» и жительница Владивостока А.П. Абрамова. Конструктор КБ-1 в Москве Ю.К. Игнатов считал, что «СССР пошел на слишком быстрое сближение с Западом, опустив собственные интересы»{598}.

Придерживались других мнений соответственно 4 и 1% опрошенных. На взгляд Б.Г. Лященко, инженера одного из московских НИИ, «эта встреча имела формальный характер». Не вызвала эта встреча энтузиазма у работницы Звениговской типографии в Марийской АССР Ф.И. Артемьевой. Не верил в благоприятные последствия и окончание холодной войны кадровый военнослужащий В.А. Ларьков. «Много шума из ничего!» — говорил москвич С.Н. Гук{599}.

Не имели собственного мнения, остались равнодушными 3% опрошенных. Особых впечатлений это совещание не вызвало у экономиста Московского радиозавода «Темп» В.И. Соболя. Не очень поняла сути произошедшего Н.А. Белая из совхоза «Красный забойщик» на Днепропетровщине. Не вникала в суть, слушая, что говорили ей на политзанятиях, врач из Алма-Аты Н.В. Кузьменко. Эта тема, заполнявшая долгое время газеты, не очень интересовала студента Рязанского радиотехнического института В.В. Карпецкого, рабочую Поронайского рыбокомбината Т.С. Зайцеву и совсем не интересовала машинистку с завода ЖСК в Казани Е.П. Артемьеву, лаборантку завода «Электросталь» Л.И. Есипову, работницу домоуправления в городе Лыткарино М.С. Ширкулову. Не проявлял интереса к внешней политике курсант Молотовского высшего авиационно-технического училища им. Молотова А.Т. Щепкин. Во внешней политике не разбиралась нянечка из московского детсада № 19 П.И. Оцупок{600}.

Не обратили особого внимания или даже не ведали об этом соответственно 16 и 9% опрошенных. Не придал этой встрече особого значения слесарь завода при ОКБ-2 О.В. Шеффер. Учился, работал и завел собственную семью будущий скульптор киевлянин И. 3. Сидоренко, почему «политикой не очень увлекался». Даже географически далека была от всего этого экономист из Южно-Сахалинска А.Н. Великая. «В деревне было мало информации об этом», — утверждала колхозница из костромского села Щелкаково А.Д. Лебедева. Студенту МГУ В.М. Мухину запомнились только шляпы и широкие брюки делегатов в газетных и журнальных фотографиях{601}.

Затруднились с ответом соответственно 5 и 4% опрошенных.

Не осталось в памяти или смутно помнят от 46 до 49% опрошенных. «Много тогда кто куда ездил, всего и не упомнишь», — оправдывалась жительница Пензенской области А.В. Девяткина. Помнят только сам факт встречи, но ничего конкретно рабочая СУ-19 Мосстроя А.Т. Булычева, Н.Г. Липилина из Мытищ, М.С. Севастьянова из Красногорска, А.Д. Арвачев из села Покровское в Подольском районе{602}. И вообще ничего не помнят жительницы Косино Т.П. Михайлова и Т.И. Калиничева, маляр автокранового завода в Балашихе К.М. Селиванова, каменщица из поселка Северный около Талдома М.В. Фокина, студентка МОПиКа А, С. Катанина{603}. «Сегодня услышал по радио, а завтра забыл», — говорил рабочий Хмельницкой МТС Н.А. Бондарук. Как объясняла учительница из подмосковного поселка им. Володарского В.Н. Вавилина, «собирались, обсуждали свои вопросы». «Наверно, не было большим событием, чтобы запомниться», — объяснял работник Ленгипростроя И.Ф. Григорьев. «Политика нас не касалась», — признавалась рабочая совхоза «Измайлово» в Ленинском районе Московской области А.Е. Щитинина{604}.

Нет ответа или он непонятен у соответственно 14,5 и 8% опрошенных. «Кажется, там решалась проблема Берлина», — пытался вспомнить водитель из подмосковного Железнодорожного П.С. Окладников. Не знал, «ради чего СССР вмешался в Корею», художник-оформитель одного из столичных НИИ М.Г. Данилов. «Это было в русле внешней политики СССР», — замечал студент МАИ А.В. Анисимов, не раскрывая своего личного отношения к этому «руслу» и не скрывая своего «недоумения» по поводу отдельных его потоков. Никакого «духа Женевы» в деятельности «квадриги» из Хрущева, Булганина, Молотова и Жукова не заметил офицер В.Я. Самойлов{605}.

Потепление международной атмосферы, названное «духом Женевы», длилось недолго и, наверно, поэтому не очень-то хорошо отложилось в народной памяти. Но какое-то время оно проявлялось и на приеме, устроенном председателем Совета министров для дипломатов и иностранных корреспондентов на правительственной даче в Семеновском, и на переговорах с западногерманским канцлером К. Аденауэром в особняке Морозова на Спиридоновке, завершившихся установлением дипломатических отношений с ФРГ, и на переговорах с финским президентом Ю. Паасикиви, приведших к отказу СССР от военно-морской базы Поркалла-Удд в 20 км от Хельсинки.

Во время переговоров с К. Аденауэром в Москве в сентябре 1955 г. советское руководство сочло возможным пойти навстречу его настоятельной просьбе освободить из заключения и отправить на родину всех тех немецких генералов и офицеров, которые в свое время были осуждены советскими судами за военные преступления. Это способствовало успешному завершению переговоров, но простыми советскими гражданами было встречено неоднозначно.

На вопрос: «Не показалось ли вам чрезмерной уступкой освобождение из заключения и отправка на родину пленных немецких генералов, считавшихся до этого военными преступниками?» 28,5% опрошенных в 1998 г. и 35% опрошенных в 1999 г. ответили, что нет, не показалось. «Мы воспитаны в духе военного благородства», — говорил столичный офицер В.А. Сорин{606}. «Их надо было простить», — соглашалась 3. Г. Сиротина, работавшая в оранжерее совхоза им. Ленина (деревня Слобода Ленинского района Московской области){607}. Никаких отрицательных эмоций не вызвало это у В.А. Зернова, шофера из деревни Синьково в Дмитровском районе: «Преступниками их в общем-то не считал»{608}, «Ведь они были такими же солдатами, как и мы, и выполняли приказ главнокомандующего», — полагала работница Московской вышивальной фабрики М.Я. Расторгуева{609}. «Генералы просто выполняли приказы, а наш народ миролюбив и великодушен», — говорила А.И. Аксенова, работавшая на заводе «Вторчермет» в Москве, а жившая в Люберцах{610}. Не считал их военными преступниками инженер-строитель Д.В. Рогачев из села Рогачево в Дмитровском районе, а «злоба на немцев, оставшаяся после войны, уже почти прошла»{611}. «Добрым жестом победителей» назвала этот шаг заведующая железнодорожной столовой в Петрозаводске М.А. Гришина. «В конце концов, с немцами мы уже не воевали», — рассуждал геолог из Алма-Аты М.И. Тухтин. «Не вечно же воевать, — рассуждала вулканизатор Останкинского молочного завода 3. Т. Горячева. — Генералы всего лишь исполняли приказы». Не считали их военными преступниками, раз они не были осуждены в Нюрнберге, инженер машиностроительного завода в Ромнах Л.Ю. Бронштейн и бухгалтер из поселка Красково в Люберецком районе И.П. Медведев. Будучи сам военным, Н.Е. Чепрасов из Пензы считал, что «военный любого ранга исполняет долг перед отечеством, государством», а потому и освобождение немецких генералов он посчитал правильным. «Жертвами режима» считал большинство немецких генералов инженер НИИ «Комета» Э.А. Шкуричев. Успев повоевать с немцами, а затем послужить в Германии, стал уважать немецкий народ офицер КГБ в ГДР А.И. Носков{612}.