Подвиги Слабачка - Алексей Артов

– Почему по кривой пришел, а не по прямой? – спросил Слабачок твердо, оправившись от смущения и больше не обращая внимания на насмешки.

– По прямой идут к друзьям.

– Так по прямой ты и ходить, значит, не умеешь? Не ходил ты по прямой дорожке никогда. Не имел ты друзей!

– Угадал! Ха-ха-ха!

– Слушай, с твоей морды скатился огромный шар воды, не слеза ли это твоя?

– Нет! Нет!

– А кривая всегда длиннее прямой. Устаешь поди, по кривой ходить?! Вот по́том и обливаешься.

– Смеёшься? У-у, попадёшься! Ха-ха-ха!

– А почему мы – маленькие, для тебя враги? Мы же самые безобидные, самые незащищённые?! С нами же легче всего справиться! Или именно поэтому и считаешь?

– Какой догадливый! Да! Потому и считаю. С вами и справляться не надо! Вас догнать, хватать и мням-мням! Маленьких и кушать не надо. Проглотил – и наелся! Зубы бережешь. Мням-мням. Только…

– Что, только?

– А какие же вы враги?

– Вот именно: какие же из нас враги?.. А кто же мы, по-твоему?

– Жертвы вы, ха-ха-ха! Жертвы!

– Молодец, Дрым-Брым! – злодей от похвалы, от первой в его жизни (и последней), разулыбался.

– О, хоть кто-то мне сказал, что я молодец!

– Я рад, что ты рад!

– Чем слаще речи жертвы, тем слаще сама жертва!.. Ха-ха-ха-ох-ха-ох-ха-ха!

– Из двух врагов врага всегда два, но победитель один и жертва одна.

– Однаа?! Даа?!.

– Но каждый думает, что он будет победителем.

– Думает. Да.

– И каждый думает, что жертвой будет не он.

– Не он…Думает, – соглашался удивлёный Дрым-Брым и даже кивал. И думал: «Как в такой крошечной голове уместилось столько мыслишек-рассудишек?».

– Так, может, нужно каждому думать, что он может быть жертвой, Дрым-Брым? – пытался влить страх Слабачок.

– А зачем?

– А чтоб защищаться лучше? Сам не догадаешься?

– Мне думать, что я могу быть твоей жертвой? Ха-ха-ха-ха! Думаю, думаю и чем больше думаю, тем сильнее обхахатываюсь! Да и что от вас защищаться?

– Рад, что тебе весело из-за меня. Но зачем тебе жертва из кого-то из нас? Разве одним из нас можно утолить твой аппетит?

– Одним из вас – нельзя. А всеми вами сразу – ещё как можно! Правда… да, ненадолго. Ха-ха-ха-ха!

Тут некоторые муравьишки от страха задрожали ещё сильнее, а другие даже заплакали.

Дрым-Брым снова самодовольно захохотал, видя, какой он на всех наводит ужас. А когда насладился зрелищем страха и дрожи муравьишек, то зловеще-довольно прошипел, почти как змея:

– А самых трусливых из вас я сделаю своими рабами! Ха-ха-ха-ха!

– А зачем тебе мы в рабах, мы же такие слабенькие! Что ты хочешь, чтобы мы делали?

– Я, оставшихся из вас, непокушанных, посажу на паутину.

– А… ой… а… зачем? – забыв от удивления про страх, спросил кто-то из малышей.

– А затем, чтобы вы привязывали к моей паутине попавших в неё жучков и мотыльков! Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Где-где, а здесь я слово держу! В этом деле я не обманщик! Сказал «съем» – значит: съем! Сказал: «в рабы», значит: в рабство! – последние слова были сказаны очень страшно: басом и с хрипом, протяжно и с нахальной улыбкой.

– Да кто бы сомневался! Ты честный враг! – крикнул Слабачок.

– Ага! Га-га-га-га! А теперь хватит мне с вами разговаривать, пора желудок порадовать. Ну, кто тут из вас самый смелый или не самый, или кто трусит, но совсем немножко или не немножко, подходите и я полакомлюсь. Меньше будете мучиться – от страха дрожать.

– Неужели ты к нам явился от голода безутешного, от положения безвыходного? Неужели нет причины посерьёзнее, позначительней?

– Есть такая причина, есть! Ничего от тебя, которого не разглядишь, не утаишь.

– Не томи, говори!

– Иду я к вам за камешком, тоже не ахти каким большим. Камнем вечного тепла прозывается.

– Хочу быть вечно здоровым, вечно молодым, хочу быть вечным! Ха-ха-ха-ха-ха!

– Не переживай, – отвечал Слабачок, – не понадобятся тебе ни рабы, ни камень! Даже нами, как едой, не успеть тебе насладиться!

– Угрожать мне, Горе Пауку, такому как ты, блохе микроскопной, меня только смешить на лет сто вперёд!

Многие-многие муравьишки-детишки стояли, дрожали, стучали ротиками и не двигались с места. (Сейчас у них не получалось бояться за других, а получалось, по старинке, бояться только за себя.)

– Так что ж! – раззадоривался Дрым-Брым. – Раз никто не хочет, чтобы я его съел, тогда я сам буду выбирать, кто тут из вас самый вкусненький! Ха-ха-ха-ха! А как полакомлюсь, кто-нибудь из оставшихся мне сам укажет, где камень, сам меня к камню и приведёт!

И он начал подходить всё ближе и ближе к толпе муравьёв.

Тут выступила вперёд муравьиха-мать.

– Прежде чем ты будешь есть моих детей, ты должен съесть сначала меня!

– А почему это я обязательно должен съесть сначала тебя? – нагло ответил-спросил Гпаук (или просто ГП).

– Потому что я не позволю тебе сделать своей пищей моих детей, пока я жива.

– Ты, которую мне и разглядеть-то трудно, ты не позволишь? Хорошо! Ты как раз и есть одна из тех смельчаков (из смельчачек, ха-ха-ха-ха!), которых я и хотел съесть в первую очередь. Наши желания, х-ха-ха-ха, совпадают! Я съем тебя сейчас.

И Гпаук пошёл приближаться к муравьихе-матери.

– Нет! Ты не сможешь никого съесть! – провозгласил-пробасил громогласно с башни Слабачок.

Дрым-Брым чуть не подпрыгнул от неожиданности, услышав снова бьющий по его перепонкам голос.

– А и ты? О! Это уже второй смельчак! Малова-то, но ладно, трусливенькими дообедаю. Прыгай прямо с башни на мой язык! Чем больше твоя смелость, тем сильнее мой аппетит! Я даже уже и не знаю, с кого начать свою трапезу, с вашей мамаши или с тебя! Хо-ха-хе-ха-ха!

Нападение жертв

И тут все, и даже сам Дрым-Брым, вздрогнули от неожиданных и неимоверных криков и визгов страха: «А-а! Спасите! Карау-ул! Аааа! Помогите! Страшноо!» Это закричали-завизжали все лопающиеся от страха муравьи и муравьишки. Крича, одни из них, бросились в разные стороны, убегая подальше назад или прячась в ямках и пещерках. Другие, чтобы убежать далеко-далеко от места битвы, пытались пробежать под ГП. А самые трусливые пошли взбираться на самого Дрым-Брыма, прося у него защиты, прощения, снисхожденья и пощады.

Разбойник Дрым-Брым увидел, что на него надвигаются, попискивая, какие-то маленькие точки. Он сначала обрадовался, что еда сама бежит к нему. Но оказалось, что эти точки такие нахальные, что решили на него напасть, что они уже по нему карабкаются и вдобавок ещё и щекочут! Такого нахальства Дрым-Брым снести никак не мог. Сначала он со всей силы не раз выдыхает из себя весь воздух, отчего бежащие и стоящие на земле муравьишки уносились его ветром. Потом он пытается стряхивать с себя насевших на него муравьишек, высоко поднимая и с силой опуская каждую огромную лапу. И когда муравьишки падали, он стал вдыхать – втягивать в себя воздух и затягивать им в своё брюхо падающих бедняжек. А кто в брюхо не попадал, падали, и многие уже не двигались. А тех, на кого чудовище наступал, вообще больше никто не видел.

В эти страшные минуты побежал Слабачок за слабыми, чтобы спасти хоть кого-то. Смотрел он на лапы паука и смотрел, какую лапу тот поднимает и рвался туда, куда он лапу опускал. Выталкивал Слабачок муравьишек как раз с того места, куда лапа гиганта злодея опускалась. И многих спас.

Вдруг видит он Кукляшку, которую принесло сюда течение трусишек, и совсем запутавшуюся, куда идти не знающую, по всем сторонам невидящим и растерянным взглядом смотрящую.

Разбежался Слабачок, схватил Кукляшку и убежал с ней из-под опускающейся лапы. Раздался грохот топота одной лапы за ними! Грохот устрашающий! Грохот ужасающий! Пыль поднялась, всех в себе попрятала!

Выбежал Слабачок из тучи пыли. Тут только Кукляшка его и увидела, тут только и поняла, что здесь содеялось:

– Это ты, Слабачок? – спросила она, не успев ещё перевести дух.

– Это я.

– Опять ты там, где тебя не должно было быть?

– Опять.

– Опять ты толкаешься!

– Опять.

– Опять… ты меня спас?!

– Спас.

– И других спасёшь.

Слабачок не успел ответить.

– Спасешь. Я знала. Я говорила.

– Кто-то должен, – ответил Слабачок. – А теперь беги.

– Куда?

– Подальше. И больше возьми с собой мордашек. Так ты больше спасёшь, – сказал, повернулся и скрылся в туче не осевшей ещё пыли.

Но многие всё-таки вскарабкались на Дрым-Брыма. А пока они на него карабкались, они видели, как погибали их товарищи. Тогда в них пропала трусость и появился за других страх. А вместе с ним обуяла смелость их. Заторопились они Дрым-Брыма кусать. Дрым-Брым поёживался, но ничего поделать не мог. Не доставали его лапы до его собственной шеи, собственного брюха и спины.

Тут взлетели крылатые муравьи и набросились на Дрым-Брыма со всех сторон. А снизу целое море муравьёв накинулось. Злодей замахал во все стороны своими лапами и хватал, и топтал, и вдыхал, и поедал муравьёв.

– Помоги им, – попросила муравьиха-мать Слабачка. – Всё равно, из нас только ты и сможешь одолеть злодея.