Тайна Дамы в сером - Ольга Строгова

К счастью, никто из знакомых не встретился ей по дороге на станцию. Повезло и с электричкой; она села в неотапливаемый, а потому наполовину пустой вагон и отвернулась к окну, так что ничей скучающий или любопытный взгляд не смог бы помешать ей предаваться горьким мыслям.

Мысли были горькими, когда она думала о нем; но когда она переключилась на них, на своих коллег и подчиненных, мысли стали не просто горькими – они стали злыми. У Аделаиды не было привычки думать о ком-то плохо и не было соответствующих навыков; для нее самой было удивительно, с какой легкостью и быстротой возникали в ее сознании самые нелестные и даже ядовитые эпитеты.

– Ну что, спрашивается, он в них нашел, – возмущался этот новый, скандальный голос внутри Аделаиды, совершенно не обращая внимания на болезненно сморщившуюся хозяйку, – что?!

Взять ту же Манечку – да, молодая, да, смазливая, но ведь пустая же, как кукла, в голове три с половиной мысли, и все на одну и ту же тему…

А эта манерная кривляка Татьяна Эрнестовна? Строит из себя Мисс Вселенную, а между тем «тощая кобыла – это еще не лань», как выразилась однажды завхоз. К тому же она, как сорока, любит все блестящее и постоянно обвешивается сверкающими побрякушками; не женщина, а елка какая-то новогодняя!..

А Ирина Львовна, наша подрабатывающая переводами интеллектуалка?! Нечего сказать, хороший же у него вкус! Холодная, как классная доска, сухая, как логарифм; и если, к примеру, приложить стетоскоп к ее плоской от постоянного курения груди, то наверняка услышишь не шум дыхания и биение сердца, а треск, жужжание и пощелкивание электронных схем – недаром дети единодушно и сразу окрестили ее Воблой!..

Аделаида закрыла глаза и замотала головой, силясь заглушить эти назойливо-неприличные вопли.

На мгновение неприглядные обличья трех негодяек сменил чарующий образ господина директора лицея – весь в восточном и белом, как в давешнем сне. Аделаида всхлипнула и ткнулась лбом в холодное пыльное стекло.

– Ага, – прокомментировал голос, – ну конечно же… Нам следовало бы догадаться сразу. Это же султан, шейх, турецкий паша; не успел приехать, как завел себе целый гарем…

Аделаиду моментально кинуло в жар, а потом – в холод.

– Замолчи! – приказала она непрошеному комментатору. – Ни слова больше! Ничего не хочу слышать!

– И хорошо, и правильно, – тут же засуетилось очнувшееся здравомыслие, – а вот мы сейчас выйдем из поезда, подышим свежим воздухом, а потом пойдем себе в институт, на семинар по внедрению в школе высоких информационных технологий. В институте так тихо, так спокойно; поработаем часика три, вот все глупости из головы и выветрятся…

В самом деле, электричка, дребезжа и стеная, уже приближалась к конечной станции. Аделаида вышла на платформу, глубоко вдохнула насыщенный железнодорожными ароматами воздух, прищурилась на безмятежно сияющее солнце и, почти успокоившись, спустилась в подземный переход.

Радуясь наступившей в голове тишине, она быстро, но без излишней торопливости, как в добрые старые времена, прошла несколько кварталов. Впереди и внизу блеснула тусклая гладь озера.

Аделаида остановилась, недоуменно заморгав; потом сообразила, что вместо того, чтобы, выйдя на проспект, повернуть направо, к центру, она повернула налево. Она всегда поворачивала налево и шла этой дорогой, когда приезжала к дочери. Иногда она делала небольшой крюк, чтобы взглянуть на озеро, чьи холодные свинцово-серые в любую погоду и при любом освещении воды отличались своеобразной мрачной красотой.

Аделаида посмотрела на часы и вздохнула: было без пяти два. На семинар она опоздала в любом случае. Аделаида вновь удивилась самой себе – на сей раз тому, сколь мало ее это расстроило, – а ведь она никогда и никуда не опаздывала, даже в молодости, даже на свидания со своим будущим мужем.

Вместо того чтобы бежать со всех ног к автобусной остановке или к перекрестку ловить попутную машину, она вышла на берег и неторопливо спустилась к воде.

Как давно она не гуляла, не бродила вот так, в одиночестве, никуда не спеша, в свое удовольствие! Никого не было в этот час здесь, на раскисшем от весенней грязи берегу. Город шумел за спиной, но как-то приглушенно и удаленно, словно озеро обладало способностью поглощать ненужные и неуместные в природе звуки. Аделаида опустилась на старое прогнившее бревно, подперла рукой щеку и погрузилась в созерцание солнечных бликов на темной озерной воде.

* * *

Аделаида провела на берегу озера несколько часов. Она устала, замерзла и проголодалась, от долгого сидения на бревне у нее затекла спина, но, когда она возвращалась в город, лицо у нее было спокойное и даже довольное, как у человека, который наконец-то сумел хотя бы на время договориться с самим собой.

Странный, неприятный, волнительный день кончился. Наступал вечер, свежий, нетронутый, полный неизвестных возможностей, и лишь от нее самой зависело, как она его проведет.

Для начала она сделала то, чего, заботясь о своем здоровье, не делала никогда раньше, – зашла в кафе быстрого обслуживания и заказала себе хорошую порцию жареного холестерина (клубный гамбургер и двойная картошка).

Сидя среди беззаботно жующих студентов и школьников, Аделаида и сама на какое-то время почувствовала себя молодой.

Сытая и довольная, она вышла на улицу, под розовые разгорающиеся фонари, и остановилась в раздумье. «А может, теперь домой? – робко предложило здравомыслие. – Выпьем аспирину на случай возможной простуды и ляжем спать». Аделаида, улыбнувшись, покачала головой. Пройдусь-ка я по магазинам, решила она.

Спустя самое небольшое время она оказалась у того самого обувного магазина, где четыре дня назад встретилась с дочерью. По правде говоря, те серые сапожки с витрины не выходили у нее из головы, несмотря на то, что за их цену запросто можно было бы приобрести новый диван.

И все же Аделаида оказалась там – просто чтобы полюбоваться на них еще раз.

Вместо сапог на витрине она увидела огромное, бьющее в глаза объявление «ПОТРЯСАЮЩИЕ СКИДКИ! ЗАЙДИ, И ТЫ ПРИЯТНО УДИВИШЬСЯ», украшенное неимоверным количеством восклицательных знаков.

Аделаида, поколебавшись, зашла.

Несмотря на призывное объявление, в магазине практически никого не было – за исключением двух рыжих продавщиц и одного вороного окраса мужчины, который, стоя перед девушками и темпераментно жестикулируя, что-то вещал им с сильным кавказским акцентом.

Заслышав звук открываемой двери, он крутанулся на каблуках, и на его усатой физиономии мгновенно появилось выражение полнейшего восхищения и готовности услужить даме.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});