Надломленные оковы (СИ) - Петюк Дмитрий Desmond

Я всё-таки надеялся кого-то встретить — случайного охотника или тапёра, может наткнуться на лесную хижину или охотничью заимку. Так бы я смог добыть хотя бы верёвку или разжиться солью и крупами, пусть даже сильно переплатив и отдав ценную шкуру или же свою неуклюжую плиту-артефакт. Возможно, удалось бы переодеть Кениру — как она ни старалась быть осторожной, но лес оставался лесом, так что на ткани блузы образовалось несколько прорех, а лёгкие сапожки, столкнувшись с камнями, корнями и ветками, готовились отправиться в последний путь. Но увы, места оставались абсолютно безлюдными, и эта безлюдность навевала серьёзные опасения.

Изначально Кенира действовала правильно — ей и следовало перебраться через границу наиболее коротким путём, ведь только территория страны, враждебно настроенной к Королевству, означала более-менее нормальную защиту. Таким образом, я-Нриз, потащившись в другую сторону, втянул её нешуточную опасность. После того, как мои ипостаси объединились, оставалась возможность свернуть на запад и где-то ко вчерашнему вечеру пересечь границу. Но обновлённый Ульрих частично оставался всё тем же Нризом и продолжал идти к своей цели, не считаясь ни с чем. Теперь поворачивать поздно — расстояние до западной границы чуть меньше, но незначительно, так что остаётся лишь продолжать идти вперёд и надеяться, что этим я не гублю нас обоих.

Я попытался отстраниться от мрачных мыслей и взглянуть на ситуацию позитивно. Мы живы и относительно здоровы, без потерь и увечий пережили схватку с опасной тварью и даже разжились ценной шкурой. Рахар то ли пришёл в себя, то ли принял нас частью стаи, то ли всё-таки уступил чарам подчинения и теперь, по крайней мере на время, пропала необходимость постоянно приводить его в чувство. Даже с лесом всё в порядке — опасные животные попадаются редко, всё что мы эпизодически встречаем — пугливых травоядных обитателей и птиц разного размера, из одной из которых я всё-таки надёргаю подходящих перьев. Даже отсутствие людей — плюс, ведь если нас никто не видит, то некому донести и навести на нас погоню. Тут даже нет комаров! Есть различные мухи, жуки и мошкара, но они лишь доставляют незначительное неудобство, а не становятся большой проблемой.

Попытка применить позитивное мышление бесславно провалилась. Тело и голова всё так же болели, задница, в которой мы находились, оставалась всё столь же глубокой. Я поёрзал на жёсткой лежанке и осторожно, чтобы не потревожить сопящую под боком Кениру, поднялся на ноги и обулся. Солнце уже поднялось, освещая алым верхушки деревьев, вокруг стояла тишина, нарушаемая лишь шелестом листьев, криками птиц и жужжанием насекомых. Рахар, которого я вчера вечером погрузил в сон, до сих пор дрых, даже не пытаясь позариться на сохранность наших вещей.

Я заглянул в котелок, намереваясь приготовить завтрак. Увы, природа взяла своё, суп, некоторые ингредиенты которого путешествовали по тёплой осенней погоде вот уже пятый день, испортился и начал вонять. Я растолкал недовольно зарычавшего Рахара, высыпал перед его мордой остатки пищи и направился к ручью, где хорошенько вымыл котелок с помощью гальки и песка. Затем поставил котелок на артефактный камень-плиту и один за другим бросил внутрь вырезанные накануне стейки из солора. Жарить мясо в котелке, переворачивая ножом и ложкой, оказалось чертовски неудобно, но другой кухонной утвари у меня не имелось. Увы, созданный в полевых условиях из подручных материалов артефакт не имел регулировки нагрева, так что за мясом и котелком приходилось пристально следить, время от времени снимая котелок и давая ему остывать.

Когда мой строгий кулинарный взгляд признал мясо готовым я поднял с земли камушек и бросил в Кениру, которая трогательно куталась в тонкое одеяло. Я не надеялся на чудо, но… Нет, наоборот, я надеялся, надеялся на божественное чудо! Но, увы, этого чуда не произошло — камень, вместо того чтобы отскочить, не долетев, легонько ударил её в плечо.

— Вставай! — улыбнулся я сонно трущей глаза девушке, пусть моя улыбка напоминала гримасу боли, каковой отчасти и являлась. — Завтрак готов!

Где-то неподалёку послышался птичий крик, и я хищно осклабился, снимая с пояса верную пращу и вкладывая в ложе камушек. Использовать обработанные снаряды было бы глупо и расточительно, поэтому я взял обычный голыш. Сделав несколько шагов в сторону чащобы, и до боли щуря глаза, я, наконец, разглядел в ветвях источник шума. Им оказалась относительно большая бело-серая птица с огромными янтарно-жёлтыми глазами, которая напоминала бы филина, не имей она прямой мощный орлиный клюв с чуть загнутым кончиком. Несмотря на пёструю окраску, она неплохо пряталась в кроне дерева и на фоне коры, переплетения ветвей и листьев оставалась практически невидимой. Эта птица явно была хищником, так что не стоило надеяться на какую-либо пищевую ценность. Но мне было абсолютно наплевать на вкус её мяса.

Я раскрутил пращу, морщась от боли в мышцах. Задействовать вычислительный режим мозга я пока что опасался, поэтому стрелял просто так, полагаясь на собственные силы и удачу. Результат оказался лучше, чем я опасался, но отнюдь не тем, на который я надеялся. Камень, сорвавшийся с пращи, с громким стуком ударил в ветку, на которой сидела птица. Та испуганно вскрикнула и резко вспорхнула с места, с перепугу выбрав неверное направление и продираясь сквозь древесную крону. Через мгновение о ней напоминала лишь пара медленно кружащихся в воздухе перьев. Я вздохнул, кляня себя за самонадеянность и поковылял к дереву. В конце концов именно перья мне и были нужны, а одно из них являлось достаточно крупным, чтобы попытаться использовать в качестве писчей принадлежности.

Подняв перо и покрутив его в руках, я выругался. На Земле для письма использовались маховые перья уток, лебедей или индюшек, иногда даже воронов или павлинов, с толстым стержнем и объёмным очином. У этого, несмотря на длину, стержень был тонким и гибким. В расстроенных чувствах я собрался отбросить перо, но меня остановило странное, почти неуловимое ощущение сродства. Словно, когда я держу его в руке, по телу разливается приятное тепло, а в голове играет неслышимая прекрасная мелодия. Божественная мелодия, во всех смыслах этого слова.

Я бросился наземь, судорожно разгребая растопыренными пальцами траву, влажную от утренней росы, пока не нашёл второе пёрышко — на этот раз совсем небольшое. И когда я взял его в руку, то вновь почувствовал то самое чувство родства и узнавания.

Я не имел понятия, как называется эта птица. Но мне этого и не требовалось. Ведь в мире божественных сил правят понятия и концепции, и концептуально эта птица являлась достаточно близкой, чтобы между ней и мною, паладином богини сновидений, возникла устойчивая связь. Я поднял вверх руку, сжимающую большее перо, и тихо сказал:

— Рад с тобою встретиться, ночной странник!

–––––

● «Übrigens, junge Frau, wie geht es Ihnen» — Ну что, юная госпожа, как ваши дела? — Ульрих использовал официальную форму обращения, хотя по разнице в возрасте и по близости их знакомства положено обращаться на «ты». Так что обращение несёт иронию, немного снисходительную, как воспитатель в детском садике мог бы обратиться к ребёнку на «вы», сказав что-то типа: «Ну что, господин Петренко, вы уже переодели штаны?».

● «толщиной с тросы на Райнбрюке Эммерих» — длиннейший в Германии висячий мост, длинной 803 метра, построен в 1965 году. Длина центрального безопорного пролёта составляет 500 метров.

Глава 12. Ночные странники

Несмотря на радость, которую я испытал, получив священный атрибут богини, текущая проблема никуда не делась. За неимением подходящих перьев можно было продолжать пользоваться кисточкой, либо же найти достаточно жёсткий тростник, чтобы вырезать каламос, но у обоих решений имелось слишком много недостатков. Кисточка давала слишком неровную линию, которую я мог использовать только в самых грубых схемах, а тростник или камыш, во-первых, требовался достаточно прочный, чтобы из него получилось вырезать нечто подходящее, во-вторых, встречался на берегах водоёмов со спокойной водой, ну а в-третьих, для комфортного использования был слишком жёстким. Дело осложнялось тем, что я, человек двадцатого века, о подобной архаике знал чисто теоретически и видел только в музеях.