Звени, монета, звени - Вячеслав Шторм

Вот оно!

Едва сделав пару шагов, я отчетливо чувствую Переход.

Трейноксис прибыл.

Стало быть, Фрэнк еще жив. Остается надеяться, что он продержится еще хотя бы пять минут.

Пять минут, о Всеблагие! Ваш слуга не просит большего. Всего пять минут.

Первый человек лежит сразу за поворотом, в темной луже, зажимая рукой рваную рану на горле. Маска закрывает лицо, но оно интересует меня крайне мало. Дальше.

Трое. Всё те же маски, хотя одна рассечена наискось, от левой прорези для глаз до правой скулы, а еще одна – на голове, лежащей чуть поодаль. Дальше, скорее!

Последние двое. Первый скорчился у стены дома, вцепившись обеими руками в меч, торчащий у него из спины, второй еще жив. Ползет, тихонько скуля, волоча ноги с подсеченными сухожилиями, оставляет за собой черный след рукой, обрубленной чуть выше локтя. Фрэнка нигде не видно.

Над головой открывается и тут же вновь захлопывается окно. Горожанин, привлеченный шумом, явно решил, что ничего интересного тут больше нет, а рисковать явно ни к чему. И так хватит материала для сплетен. Против воли, губы мои чуть заметно раздвигаются в презрительной усмешке. И ради таких вот людей гибнет Фрэнк? Ради них я сам готовлюсь вступить в бой с неведомой силой?

Да! И ради них тоже!

Но где же, где же Фрэнк и Трейноксис? Почему вокруг так тихо?

Я медленно обхожу место схватки, пытаясь рассмотреть на камнях следы. Возможно, Фрэнк не убит, а лишь ранен. Куда там! Хотя крови вокруг предостаточно, всё перепутано так, что и опытный следопыт ясным днем сможет мало что сказать. Впрочем, нет. В паре десятков локтей от того места, где я сейчас стою, ведется ремонт мостовой. Камни брусчатки сняты и сложены ровной горкой чуть поодаль, а на влажной земле четко просматривается цепочка следов. И это не следы нападавшего, потому что они ведут не к телу и не поворачивают обратно. Итак, они принадлежат либо Фрэнку, либо Трейноксису, либо кому-то третьему. Но в этом нет ничего необычного, странно другое.

Они просто обрываются на ровном месте.

Конечно, вполне возможно, что тот, кто оставил эти следы, прыжком вновь оказался на мостовой, но почему? Не похоже, чтобы за ним гнались, да и на камнях вокруг не видно отпечатков, а они бы наверняка остались – перепачкать обувь он должен был изрядно.

За спиной слышится какой-то звук, и я резко оборачиваюсь, готовый поразить всё живое испепеляющим белым огнем.

А-а, это всё тот же раненый налетчик. Потеряв силы, он падает лицом вниз, но еще дышит. Похоже, Фрэнк очень удачно оставил его в живых. Теперь его можно расспросить.

Склонившись, я переворачиваю человека на спину сдираю маску с его лица. Обычное лицо северянина. Незнакомое. Молодой человек, не достигший еще и двадцатилетнего рубежа. И совершенно бесспорно, никогда уже его не достигнет. Часто и прерывисто дышит, на губах пузырится кровавая пена.

– Да, не повезло тебе, – тихо произношу я. Словно отреагировав на мой голос, раненый неимоверным усилием отрывает голову от мостовой, чуть приподнимается на локте целой руки и отчаянно хрипит:

– Домой! Возвращайся домой!

И падает. На этот раз – навсегда.

Я встаю, машинально отряхиваю руки. Прислушиваюсь. Проклятие, так и есть! Приближающийся топот и позвякивание невозможно спутать ни с чем. Без сомнения, сюда спешит городской патруль. Вот в переулке уже показалась фигура первого солдата. Только этого еще не хватало! Он одет не в алую тунику Братства! Значит, мне нужно исчезнуть, и чем скорее, тем лучше. Иначе не избежать долгих и нудных объяснений, а то и ареста. Конечно, и слепой поймет, что один невооруженный человек не смог бы учинить такую бойню, но так то ж слепой, а не гвардейский офицер, на котором висит шесть еще теплых трупов. К тому же уставший, голодный, замерзший и злой. А связаться с Делонгом можно будет только утром.Это значит – потерять не меньше четырех-пяти часов, чтосейчас просто недопустимо.

Всё это проносится в моей голове за считанные секунды и я, одновременно с мыслями, уже мягко и бесшумно скольжу в тени зданий. «Возвращайся домой!»… Пожалуй, умирающий бандит дал мне дельный совет. Как знать, может, Трейноксиса тоже спугнули гвардейцы, и он затаился, не стал рисковать. А может быть, его целью было вовсе не уничтожение Фрэнка, а надежда, что я, его главный противник, пойду вместе с воином? И поняв, что это не так, он скрылся. Фрэнк же, если он жив, вполне способен сделать по городу крюк и тоже вернуться в «Алмазную шпору»…

Входная дверь в гостиницу, против всех ожиданий, не заперта. Тем лучше. На пороге я ощущаю легкое головокружение и останавливаюсь, ухватившись за дверную ручку и зажмурившись. Действие ночного видения подошло к концу. Впрочем, оно больше и не нужно. Все остальные дела будут завтра, при свете дня. Открыв глаза, я еще немного стою на месте, привыкая к возвращению красок, а потом медленно поднимаюсь по лестнице. У двери нашей комнаты останавливаюсь, прислушиваюсь. Нет, всё спокойно. Дверь открывается тихо, без скрипа. В комнате – темно. Стул всё так же стоит у раскрытого окна, как я его и оставил. А на стуле…

– Закрой дверь, братец. Дует.

Негромкий, странно знакомый голос. Но вспоминать некогда. Я выбрасываю вперед руку с раскрытой ладонью и тут же чувствую, что она повисает в воздухе, будто схваченная невидимыми тисками. Всё тело пронзает боль, такая резкая и неожиданная, что я едва сдерживаю крик.

– Ну-ну, полегче с Испепеляющим Пламенем, – насмешливо произносит сидящий на стуле. – Еще, чего доброго, пожар устроишь… И вообще, невежливый ты хозяин, братец. Где твое гостеприимство?

Я пытаюсь произнести другое заклинание, и вновь – боль. На этот раз такая сильная, что меня отбрасывает назад, и я со стоном сползаю спиной по двери, которая закрывается сама собой.

– Правильно, посиди, братец, посиди. Сидя тебе будет труднее совершить какую-нибудь глупость. Зачем мучить себя понапрасну? Учти, чем яростнее ты будешь делать попытки освободиться, тем сильнее будет боль. Закон противодействия. Слыхал, поди?

Сидящий встает, и его фигура, закутанная в темный плащ с капюшоном, отчетливо вырисовывается на фоне окна.

– Трейноксис?

– А ты что, ждешь сегодня кого-то еще? – Мужчина тихонько смеется, и мне на мгновение кажется, что в проеме капюшона что-то взблескивает. Серебром.

– Маска…

– Ну, наконец-то! Я, откровенно говоря, надеялся, братец что Лаурик, Уста Четырех, Мудрый Западного Предела, которого люди прозвали Искусным, догадается раньше. Впрочем раз уж тебе известно мое имя, то я бы просил и дальше пользоваться им, а не этой собачьей кличкой. В последнее время она мне что-то разонравилась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});