i 4482073125d660f2 - Unknown

– Сегодня двадцатое марта, в Москву постепенно приходит хорошая погода, и мы радуемся замечательному весеннему солнышку! – бодро объявил радиоприемник.

– Три дня уже прошло! – воскликнул сам себе Виталий. Ему казалось, что с момента разговора с Наташей прошло часов пять, не больше.

И все-таки он должен с ней еще раз объясниться. Предложить помощь, в конце концов и у него есть знакомые, друзья, которые не оставят в беде.

Решительно схватив свою куртку, Виталий направился в общежитие. Миновав удивленную бабу Зою, Гвоздев мигом влетел наверх по лестнице и в нерешительности остановился у дверей Наташиной комнаты. Подумав еще секунды три, Виталий постучал. Ответа не было. Тогда Гвоздев с силой надавил на ручку – заперто.

– Наташа, открой, пожалуйста! – отчетливо сказал Виталий. Однако, приложив ухо к двери, он понял, что в комнате никого нет: слишком тихо было внутри. Спускаясь по лестнице, Гвоздеву пришла в голову тревожная мысль: все-таки прошло уже три дня, к ней могли и оперативники нагрянуть! Нужно срочно это выяснить.

Баба Зоя сидела на своем привычном месте и отгадывала кроссворд.

– Баб Зой, – крикнул Виталий, – к вам тут полиция, случайно, не приходила недавно?

– Бог с тобой! – испуганно ответила баба Зоя. – Нет, и не надо нам!

– Хорошо, – облегченно выдохнул Гвоздев, – а Наташа Тобурокова давно проходила?

– Да вот, дня три назад уж как, – усмехнулась бабушка, – опоздал ты, милок, немного.

– Что? Как это – «дня три назад»? – опешил Виталий. – А куда же она…

– Не знаю. Чего не знаю, того не знаю. Может, домой уехала, ключик-то вот, оставила.

Растерянный тренер вышел на улицу. Что же теперь делать? Где искать Наташу? А если опера ее раньше найдут? В голове мелькнула догадка – если домой, значит, в Новосибирск вернулась! Она ведь оттуда приехала! Окрыленный этой слабой надеждой, Виталий помчался домой. Обзвонив несколько знакомых, удалось выяснить лишь номер Новосибирской СДЮШОР, где когда-то училась Наташа.

– Валерьянов у аппарата! – прозвучал хриплый мужской голос на том конце провода.

– Алло! Алло! Виктор Степанович?

– Кто спрашивает?

– Мы с вами не знакомы, меня зовут Виталий Гвоздев, я нынешний тренер Натальи Тобуроковой.

– Серьезно? Наташи? Коллега, поздравляю вас, вся страна гремит о вашей совместной победе!

– Спасибо, но сейчас не об этом! Есть проблема, – голос Виталия дрожал. Он очень боялся, что связь сорвется.

– Чем же я могу помочь? – волнение передалось и Валерьянову.

– Наташа пропала! – закричал в трубку Гвоздев. – Алло! Вы слышите! Наташа пропала! Она, случайно, вам не звонила?

На том конце провода Виталий услышал тяжелый вздох.

– Что же вы, молодой человек… – начал было Валерьянов, но, осекшись, спросил спокойным тоном: – Расскажите, что именно случилось?

И Виталий, запинаясь и опуская криминальные моменты, рассказал о том, как они с Наташей поругались, о том, как он дорожит этой девушкой, о том, что у него есть серьезный соперник, из-за которого у новой чемпионки России могут быть проблемы. В довершение всего Виталий спросил, куда же все-таки могла пойти Наташа.

Все это время Валерьянов внимательно слушал. Он не понаслышке знал, как Москва меняет людей, и в том, что Наташа сбежала, не видел ничего необычного. Маститый тренер рассказал Гвоздеву о том, как маленькую Наташу вытащил из горелых обломков в лесу охотник Тобуроков, о том, какое трудное время ей довелось пережить в сибирском детдоме, и о том, как сложно ей было осваиваться в его, Валерьянова, школе. В довершение всего Виктор Степанович сообщил Гвоздеву, что Наташа нынче наверняка вернулась к своему приемному отцу, Егору Ивановичу Тобурокову, в деревню Чаадаевку, что в Новосибирской области. Валерьянов пожелал удачи Виталию в поисках и попросил обязательно позвонить ему, когда девушка отыщется.

Глава сорок девятая

Спала Наташа плохо. Душа по-прежнему была не на месте. Привыкшая уже к московскому ритму жизни и изнуряющему графику, девушка никак не могла осознать, что больше некуда спешить. Она по привычке вскочила в пять и стала собираться. «А куда?» – спросила у отражения в зеркале, осознав, что натягивает московский спортивный костюм. Наташа зло отбросила его в угол комнаты и опустилась на кровать.

– Да что со мной?

Прислушавшись к себе и поняв, что больше не заснет, она оделась и пошла в сарай. Старый добрый оружейный шкаф, казавшийся таким волшебным еще позапрошлым летом, теперь был просто шкафом с ружьями. Она даже подумала, что шкаф с винтовками в московской спортшколе смотрелся куда круче. Наташа открыла дверцы и достала мелкокалиберную винтовку, из которой подстрелила свою первую белку. Руки помнили вес и форму, отполированное временем дерево приклада, холод стали. Она села за стол и стала упрямо разбирать оружие. Процедура не вызывала вообще никаких чувств, но девушка упрямо разобрала, почистила, смазала и собрала обратно. На душе было тихо, холодно и пусто. Ничего не отзывалось внутри.

Наташа посмотрела в окно. В тусклом свете фонаря крупными хлопьями валил снег. Она вспомнила вчерашний сон и снова заволновалась. Что-то было не так внутри. Но что, она не могла никак понять. Наташа не была склонна к самоанализу, она привыкла не обращать внимания на мешающие мысли и чувства, и раньше у нее всегда это получалось. Пошла на пробежку или на охоту – и все само выветрилось из головы. «Пойду на охоту», – решила девушка.

С винтовкой на плече она вышла из сарая. В своей комнате нашла походный рюкзак, уложила его и отправилась на кухню за едой. Стоя у открытого холодильника, она прикидывала, на сколько дней ей хватит того, что есть. Хотелось уйти в лес надолго, дней на пять или на неделю. Но продуктов было негусто. Похоже, придется сначала сходить в сельпо. Но открывается-то магазин в десять утра. А сейчас часы показывали половину седьмого. Необходимость чем-то занять себя еще на целых три с половиной часа вызвала в Наташе глухое раздражение.

«В Москве бы все купила в любое время, не то что в этой глуши», – зло подумала она. И в следующую минуту ей стало стыдно. Надо выбирать: или родина, или магазины. И Наташе снова показалось, что она все сделала правильно.

Три с половиной часа до открытия магазина она потратила на свое любимое в прошлой жизни занятие – стрельбу по банкам и картошке, только положила их далеко-далеко, так что мишени превратились в едва различимые точки. Усталость и волнение давали себя знать. Она часто промахивалась. От этого раздражалась. В голову все настойчивее лезли тревожные мысли и воспоминания.

48

Лежа посреди двора на коврике, она вдруг вспомнила Беркута. Как он красиво ухаживал за ней, дарил цветы, какой праздник устроил в честь победы на чемпионате. «Так и победу он устроил», – возразил было внутренний голос. «Как будто я сама не победила бы!» – подумала в ответ Наташа. Не в этот раз, так в следующий. Упорства ей хватило бы. Первое место на международных соревнованиях было просто вопросом времени. А Беркут хотел как лучше, он любил ее. Хотел подарить сказку. Щеки защипало на морозе. Наташа поняла, что из глаз катятся слезы.

Выбор продуктов в местном магазине по сравнению с московскими был, конечно, более чем скромный. «Хватит сравнивать, – одернула себя девушка. – Вернулась так вернулась, успокойся». Она купила гречку, тушенку, макароны. С набитой сумкой повернулась к выходу и наткнулась на высокого молодого человека.

– Тобурокова! – раздалось сверху.

Подняв глаза, Наташа увидела Васю. Он сильно располнел, стал какой-то помятый, некрасивый.

– А ты чего тут? Ты ж в Москве.

– Как видишь, не в Москве, – буркнула Наташа и добавила, вспомнив, что забыла поздороваться: – Привет.

Но Васю уже давно не сбивала с толку ее резкость.

– Ну, как там? Круто? – Василий, как на грех, жаждал подробностей.

– Круто, Вася! – сказала Наташа и, похлопав его по плечу, направилась к выходу.

Василий в который уже раз проводил ее взглядом и пожал плечами.

– Пока!

В ответ Наташа, не оборачиваясь, лишь подняла вверх свободную руку.

Сначала она хотела сразу пойти в лес, но потом вспомнила о своей старой традиции завтракать на опушке и решила, что выдвинется завтра утром. Остаток дня она слонялась по деревне, по дому, заходила в сарай. Там долго сидела в углу и молча наблюдала, как возится со своей винтовкой старик Тобуроков. Егор Иванович исподволь наблюдал за Наташей. Он прекрасно видел, что ее что-то гнетет, но свято верил, что расспросы придумали глупые бабы, что человек должен сам все рассказать, когда сочтет нужным. И ждал.

К девяти вечера дом Тобуроковых, как и все дома в деревне, затих и погрузился в сон. Вокруг была темнота и тишина. Ни единого звука. И это оглушало девушку. Она снова вспомнила Москву. Постоянный шум. Машины, смех, песни, лай собак. Там никогда не было полностью темно и тихо. И везде, на каждом квадратном метре были люди. В соседних комнатах, на других этажах. Сбоку, снизу, сверху. Везде. И теперь, лежа в своей комнате, на своей узкой железной кровати с пуховой периной, она думала о том, что на полкилометра вокруг нет никаких людей, кроме ее стариков в соседней комнате. Что ближайший фонарь светит в двух километрах отсюда, возле сельпо. А шуметь по ночам тут некому, кроме мышей в погребе.