Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича

Султана публично повесили, а «железный эмир» торжественно заявил, что спас народ от чудовища.

Тем не менее после казни Мир Султана тюрьмы по-прежнему были переполнены. У Абдур-Рахмана имелись зинданы под каждым дворцом, а недалеко от центра Кабула он построил тюрьму Дехмазанг на девять тысяч заключенных. Количество темниц увеличивалось до тех пор, пока только в кабульских застенках не скопилось 70 тыс. человек – треть населения города. В неволе томились оппозиционеры и взяточники, мошенники и купцы, подозреваемые в нечестной торговле, старики и молодежь, мужчины и женщины, аристократы и простолюдины.

Среди заключенных было немало пуштунов, Абдур-Рахман активно переселял пуштунские племена – но с другими этническими группами он обращался еще хуже. Наиболее жестоко «железный эмир» разделался с хазарейцами. Хазарейцы, проживавшие в Центральном Афганистане, исторически были достаточно автономными. Но в 1891 г. Абдур-Рахман прислал в Хазараджат 100 тыс. бойцов – правительственную армию и племенные отряды пуштунов; при этом местное население насчитывало приблизительно 340 тыс. человек. Монарх объявил шиитам-хазарейцам джихад и пообещал почетный титул гази всем, кто примет участие в их истреблении. Хазарейцы оборонялись – отчаянно и безуспешно. В 1893 г. все было кончено. Тысячи обездоленных людей успели бежать в Мешхед и Кветту, остальных же постигла трагическая участь. По личному распоряжению монарха Хазараджат заселили другими народами, которым отныне прислуживали уцелевшие коренные жители. Их обратили в рабство; многих продали на невольничьих рынках Кабула. На протяжении еще нескольких десятков лет в среде пуштунской аристократии бытовала привычка дарить хазарейских детей в знак благодарности либо в качестве платы за оказанную услугу.

В 1895 г. – на закате жизни – Абдур-Рахман нагрянул с джихадом на северо-восток Афганистана – в Кафиристан («страну неверных»). Горные долины и ущелья Кафиристана были настолько узкими и изрезанными, что никто не мог завоевать этот край со времен Александра Македонского. «Железному эмиру» понадобилось всего шесть месяцев. Он насильно обратил местных язычников в ислам и переименовал район в Нуристан («страну света»). Восхищенные муллы нарекли государя «Светочем нации и религии».

Покорив Кафиристан, Абдур-Рахман поглотил последнюю часть территории в пределах своих границ и назначил туда чиновников и провластных мулл. Ахмад-шах Дуррани на пике своего могущества был вождем племенной конфедерации, но «железный эмир» не желал становиться очередным ханом – пусть даже и самым сильным. Он решил изменить сам статус афганского монарха – но для этого требовалось изменить афганское общество. К моменту кончины Абдур-Рахмана в Афганистане функционировало централизованное правительство с разветвленным бюрократическим аппаратом – чью власть ощущали все афганцы. Однако правителю не удалось перекроить социальный фундамент, на котором возвышалась административная машина. Он планировал создать монолитное, цельное, однородное общество – но в итоге завершил создание «второго Афганистана». «Первым Афганистаном» по-прежнему были деревни с племенным феодализмом и народными обычаями, вождями и старейшинами, муллами и сардарами – именно они составляли дух и душу страны. «Второй Афганистан» – чужеродный организм, выросший на этой почве, – воевал со своими корнями и стрелял себе под ноги. Вельможи рассылали приказы и распоряжения из «мозгового центра» в Кабуле, нервные сигналы из столицы достигали городов и сел, отдаленные вилаяты не всегда действовали слаженно и логично, периодически где-то бушевали народные восстания, шпионы и администраторы вскрывали гнойные нарывы. Страна напоминала больного с лихорадкой и тремором конечностей – но все-таки являлась государством.

Новая запутанная социальная система конкурировала со старой. Это не означает, что каждый конкретный человек полностью принадлежал к «первому Афганистану» или «второму Афганистану». Напротив – у многих чиновников были родственники в сельской местности. Некоторые уроженцы деревень перебрались в крупные города и стали бюрократами. Государственный и культурный дуализм афганского общества повторялся в частной жизни. Невзирая на все затраченные усилия и ресурсы, Абдур-Рахман не смог проникнуть в афганскую деревню и развалить ее изнутри. «Железный эмир» не разрубил гордиев узел тайных клановых, племенных и семейных связей, который и есть самое сердце афганской жизни. Но зато он установил параметры борьбы между правительством и городской элитой, с одной стороны, и народом во главе с традиционными лидерами – с другой. В XX–XXI вв. эта борьба имела судьбоносные последствия не только для Афганистана, но и для зарубежных держав, вмешивающихся в его дела.

Что до самого Абдур-Рахмана, то он умер 1 октября 1901 г. в Кабуле. Его старшего сына и преемника Хабибуллу сразу признали эмиром – и по меркам Афганистана это уже было неплохо.

Глава 8

Затишье перед бурей

О глины кусок, откуда гордыня твоя? Взгляни на себя однажды: да что ты есть? Две чашки крови и жалкая горсть костей – То скрытность глухая, то нараспашку весь.

Халилулла Халили

XX век открыл новую страницу в истории Афганистана. Страна обрела суверенитет, преодолела международную изоляцию, и в ней – как и во всем мире – начали происходить социальные и экономические изменения. Однако модернизация протекала крайне медленно, и население ожесточенно сопротивлялось реформам. Сегодня большинство афганцев ведет тот же традиционный образ жизни, что и их предки в Средние века, – и переломить это не удалось ни монархам, ни сменившим их республиканцам.

Впрочем, в 1901 г. о каких-либо судьбоносных преобразованиях еще никто не говорил. После смерти эмира Абдур-Рахмана буря миновала, и Афганистан ненадолго успокоился. Хабибулла-хан мирно взошел на престол и был счастливейшим правителем на свете. Он не боролся с братьями, не воевал с собственным народом и не интриговал. Родившийся то ли в Ташкенте, то ли в Самарканде во время отцовской ссылки (1872), Хабибулла наконец-то получил доступ ко всем удовольствиям и привилегиям, которые сулила корона. Изначально его поддержала только часть племенных вождей, но у остальных не было ни сил, ни желания сражаться с ним. Абдур-Рахман надолго отбил у ханов охоту бунтовать – и теперь они если и не бурно радовались воцарению нового государя, то хотя бы молчали. К тому же регулярная армия, созданная «железным эмиром», хранила верность его сыну.

Иными словами, суровый отец сделал всю «грязную работу» – и молодой эмир наслаждался своим царственным положением. Хабибулла был похотливым и чувственным человеком. Он любил поесть – и потому располнел; однако увлечение спортом (особенно верховой ездой и охотой) не давало ему разжиреть. Монарху нравились женщины, и он быстро обзавелся четырьмя женами, дозволенными по шариату, а затем с упоением коллекционировал красивых наложниц. Для нескольких сотен одалисок пришлось построить новый гарем, который 100 лет назад показался бы Шуджа-шаху нормальным, – но в начале XX в. количество невольниц неприятно поразило даже ближайших придворных Хабибуллы. Помимо того, эмир заглядывался на всех прелестниц, включая замужних. По легенде, он объявил среду «женским днем» и приказал вельможам приводить