Троя. Падение царей - Уилбур Смит

Каллиадес посмотрел на друга и увидел на его лице возбуждение.

— Мы отправимся немедленно, — ответил Банокл, не пытаясь скрыть своего восторга. — Оставим здесь небольшой отряд и возьмем моих фракийцев.

— Только не фракийцев, — сказал посланник, понизив голос, так как уже начали собираться и троянские, и фракийские воины. — Царь желает, чтобы на защиту города пришли только верные троянские воины. Он сказал, что фракийцы должны защищать здесь крепость Дарданию.

Каллиадес фыркнул. Неужели все в Трое забыли, что они с Баноклом раньше были микенскими воинами, всего несколько лет назад?

Каллиадес приказал, чтобы посланцу дали поесть и напиться, а после обратился к Баноклу:

— Сказать «отправимся немедленно» легко, но как это сделать? Человек может пройти по мосту, но мы не можем переправить по нему лошадей. А если ехать в обход, на это уйдет лишний день.

Коренастый Халкей, маячивший неподалеку, откуда было все слышно, двинулся к ним и нетерпеливо проговорил:

— Это простая задача и решить ее легко. Мои рабочие положат ряд крепких досок крест-накрест вдоль всего моста, на расстоянии шага высокого человека. Потом лошадям можно будет завязать глаза и провести их гуськом через мост. Это предельно просто, — повторил он.

— А твое сооружение выдержит вес лошадей? — с сомнением спросил Банокл.

— Конечно, — раздраженно ответил строитель. — Оно выдержит любой вес, который я решу на него нагрузить.

Каллиадес посмотрел на небо.

— Сколько времени все это займет?

— Тем меньше, чем раньше я перестану отвечать на глупые вопросы.

Рыжеволосый строитель повернулся и принялся забрасывать распоряжениями своих рабочих. Через несколько мгновений одни из них уже пилили доски, а другие бежали, чтобы принести еще дерева.

Каллиадес и Банокл вернулись туда, где спокойно ждал Тудхалияс со своими людьми, одетыми для верховой езды.

— Вы будете защищать вместе с нами Трою? — спросил Каллиадес, хотя догадывался, каков будет ответ хетта.

Тудхалияс с сожалением покачал головой.

— Нет, мой друг. И ты бы не захотел, чтобы я ее защищал. Если я и мои люди будем драться за Трою, мой отец никогда не согласится прийти на помощь городу. При сложившихся обстоятельствах мне лучше вернуться домой и рассказать, в каком вы находитесь положении, — тогда, может быть, император пошлет свою армию.

— Приам предпочел бы помощь трехсот человек сейчас, а не хеттскую армию, которая в будущем разобьет лагерь у его ворот, — сказал Каллиадес. — Это может показаться скорее угрозой, чем помощью союзника.

Тудхалияс улыбнулся.

— Может, ты и прав. Война делает друзей врагами и врагов друзьями, верно, микенец?

С этими словами он повернулся, сел на коня, и хеттские воины двинулись на север.

Банокл откашлялся и сплюнул.

— Скатертью дорога, — сказал он. — Мне никогда не нравились эти коровьи сыны.

Каллиадес вздохнул.

— Эти три сотни коровьих сынов очень бы нам пригодились, — ответил он. — А теперь остались только ты, я и наши пятьдесят воинов конницы.

— Я поеду с вами, командир, с моей полусотней, — раздался чей-то голос.

Предводитель фракийцев Хиллас, Хозяин Западных Гор, шагал по ущелью к ним. Его волосы и борода были заплетены в косы, а лицо расписано голубыми полосками, как было принято в племени киконов.

— Примам говорит, что фракийские воины должны остаться здесь и защищать Дарданию, — нехотя сказал Банокл. — Не знаю, почему. Любой из твоих киконов стоит двух его проклятых Орлов.

Хиллас засмеялся.

— Все мы знаем, что если Троя падет, Дардания будет потеряна. И тогда киконы никогда не получат обратно своей земли. Я дал клятву верности царю Приаму и хочу сражаться за него в Трое. Мои люди поедут с тобой, желают нас видеть там или нет. Приам не откажется от нашей помощи, когда мы встанем перед ним с головами микенцев, насаженными на копья.

Теперь, в темном от дождя лесу Каллиадес перестал ждать наступления рассвета и вернулся к лагерному костру, у которого лежал на спине Банокл, облаченный в доспехи.

— Мы будем в Трое завтра, — со счастливым видом сказал Банокл. — Примем хороший бой, убьем сотни вражеских ублюдков, а потом я пойду домой, повидаюсь с Рыжей и выпью несколько кувшинов вина.

— Идеальный день, — заметил Каллиадес.

Банокл поднял голову и посмотрел на него; блики костра отсвечивали на светлых волосах и бороде Банокла.

— Что с тобой такое? — спросил он.

Каллиадес лег рядом с ним на мокрую траву.

— Все в порядке, — ответил он и понял, что так и есть.

Он замерз, промок и был голоден, завтра ему предстояла битва с превосходящим по численности врагом, но он редко чувствовал себя таким довольным. Он улыбнулся.

— Думаю, мы слишком много времени провели вместе, Банокл. Я с каждым днем становлюсь все больше похож на тебя.

В свете костра он увидел, как друг нахмурился и открыл было рот, чтобы ответить, но привязанные лошади вдруг затопали и заржали. Несколько воинов устало поднялись на ноги и отправились их успокоить.

— Это снова тот проклятущий черный коняга. От него сплошное беспокойство. Не знаю, зачем мы взяли его с собой.

— Нет, знаешь, — терпеливо проговорил Каллиадес. — Ты сам слышал, как Гектор сказал, что этого коня надо с честью вернуть обратно, как героя Трои. Мы не могли оставить троянского героя с Воллином и его фракийцами.

Маленький отряд из Дардании в придачу к собственным верховым вел с собой последних двенадцать золотых лошадей Геликаона — три из них были жеребыми кобылами — и огромного жеребца, перепрыгнувшего через пропасть с царицей Халисией и ее сыном на спине.

— Мы должны как-то его назвать, — задумчиво сказал Банокл. — Мы не можем все время называть его «тот большой проклятущий конь». У него должно быть имя.

— И как ты предлагаешь его назвать?

— Ослиная задница.

Люди, сидевшие вокруг костра и прислушивавшиеся к его словам, тихо засмеялись.

— Ты всех своих коней называешь Ослиной задницей, Банокл, — сказал конник, сидевший рядом.

— Только хороших! — негодующе ответил Банокл.

— Назовем его Героем, — предложил Каллиадес.

— Пусть будет Герой, — согласился Банокл. — Хорошее имя. Может, теперь, получив имя, он будет доставлять меньше неприятностей.

Он неловко шевельнулся и, удовлетворенно крякнув, вытащил из-под себя сучок.

— Клянусь Аресом, какой это все-таки был прыжок, а! Ты бы сумел сделать такой прыжок, как ты думаешь?

Каллиадес покачал головой.

— Я бы не стал и пытаться.

— Хотел бы я это видеть, — вслух подумал Банокл. — Вот, должно быть, было зрелище! С царицей и мальчиком на спине.

Он помолчал.

— Так обидно, что она умерла. Царица, я имею в виду. После этакого прыжка!

Каллиадес подумал, что Банокл сильно изменился за последние годы. Когда они впервые сражались вместе, он говорил только о выпивке, траханье и битвах, в которых сражался. Больше всего он хвастался тем, что может помочиться на дерево выше любого другого мужчины. Но последние годы смягчили его, и Каллиадес знал, что в этом виноват его брак с Рыжей. Банокл обожал жену и не скрывал этого. Теперь он стремился, как часто твердил Каллиадесу, выиграть войну, уйти в почетную отставку из Троянской конницы и поселиться вместе с Рыжей в маленьком сельском домике. Каллиадес не мог представить себе Банокла землепашцем, но никогда ему об этом не говорил.

Когда погибла жрица Пирия, Банокл был искренне опечален. Он редко о ней говорил, хотя однажды, когда о ней упомянул Каллиадес, Банокл коротко бросил:

— Она погибла в битве, спасая жизнь подруги, верно? Так поступил бы любой стоящий воин.

И больше ничего не сказал.

Таков был Банокл Одноухий, говоривший с уважением о мертвой женщине, с которой даже не был знаком.

— Командующий!

Крик воина вырвал Каллиадеса из раздумий.

— Светает! Мы можем ехать!

Родосец Эхос ненавидел кровь.

Смешанная с грязью на плоской равнине Скамандера, она была скользкой и предательской. А еще она высыхала на рукояти меча, прилипая, как лошадиный клей, и оружие становилось трудно держать.

Ветеран, пятнадцать лет прослуживший в отряде троянских скамандерийцев, Эхос сражался далеко на юге в Ликии, далеко на востоке в Зелии и в снежных северных горах Фракии, но никогда не думал, что встретится с вражеской армией у стен Золотого города.

Мелькнул меч, нацеленный ему в лицо. Качнувшись вправо, Эхос нанес ужасный рубящий удар двумя руками; меч отскочил от края вражеского щита и врезался в щеку противника. Воин рухнул, и Эхос перешагнул через него.

При первых лучах рассвета скамандерийцы атаковали микенскую фалангу к югу от реки. Микенские ветераны были тяжело вооружены и стояли плотным строем. Никто из них не дрогнул, и все долгое утро они шаг за шагом оттесняли троянские войска обратно к берегу реки. Скамандерийцы сражались справа, отряд Гераклиона — слева.