Зовите меня Маугли - Александр Афанасьев

усмехнулся.

— Это явно не для предвыборной речи.

— Разумеется. Но это правда, вот в чем дело. Мусульмане до сих пор живут общинами, их поведение жестко регламентируется, какие-либо нововведения в ислам категорически запрещены, равно как и создание раскольнических сект. Тех, кто пытается дописать в Коран что-то свое, или пытаются отколоть от общины свою группу — тот называется бидаатчиком, и про них написано в шариате: «Предупредите их, а если не прекращают — убейте их». Я как-то говорил с одним командиром ячейки. Он спросил — а что, в вашей Библии что-то сказано про Папу? Про церкви, про богатства, про все то, что вы делаете и говорите, что это для Бога. Где это сказано? Я потом долго пересматривал Библию — и Старый и Новый завет. И не нашел ничего такого. Большая часть из того, что говорит и делает церковь — ложь. И он, тот боевик, сказал мне: «Ваш Бог в гневе на вас, за ваши лицемерие и ложь. За то, что вы собираете деньги для него, но на самом деле — для себя, попы тратят их на свои храмы и на дорогие одеяния, в то время, как ваши христиане первые свои алтари слагали в пещерах. Зайди в любую мечеть, посмотри — много ли там золота[39]?» И тогда я понял, что все, что мне говорили с детства про Бога и про церковь — ложь. Мы смотрели, но не видели. В Библии ничего не написано ни про храмы, ни про попов, зато там написано про десятину. Скажи, многие ли платят сейчас десятину?

…

— Господь наш — не тот добрый старик с бородой, про которого рассказывают попы, Господь — воитель, поражающий целые страны и народы. Служить Господу можно и нужно с оружием в руках, огнем и мечом поражая скверну безбожия, порока, алчности и греха, в который погрузилась наша страна и весь мир. Наша страна кишит менялами, педерастами, лжецами и злоречивыми, Голливуд распространяет скверну и заразу, наши политики представляют собой ходячую скверну, как сосуд, они принимают в себя все грехи, какие только можно вообразить. В Исламе есть еще одно хорошее начинание, которое когда-то было и в христианстве — но попы предпочитают этого не помнить. Джихад. Священная война за веру. В христианстве джихад тоже был и назывался Крестовый поход. В Исламе священный джихад — дело каждого мусульманина. Точно так же и Крестовый поход — дело каждого христианина, обязательное дело. Скоро, очень скоро мы объявим свой крестовый поход, мы выйдем, и извергнем огонь на вместилища порока, и сожжем их дотла. Вот что будет. И это будет скоро[40].

Отец прервался, и совсем иным, мирским голосом спросил:

— Сколько надо пожертвований на первый этап твоей предвыборной кампании? Ты подсчитал?

США, Луизиана. Ангола. 31 марта 2023 года

С утра, чувствуя себя невыспавшимися (по крайней мере, я) мы продолжили.

Генри Портер и его брат Френк, признанный невменяемым. Кстати, в США понятие «невменяемости» крайне размыто, нет каких-то четких медицинских критериев. Нет и государственной судебно-медицинской экспертизы, вменяемость устанавливается уже в процессе, и с использованием экспертов, как защиты, так и обвинения. Причем решение выносят присяжные, а не врач. То есть, многое зависит от того, как настроены присяжные, а не от объективного состояния подсудимого. Понятно, что при такой системе в камеру смертников и на пожизненное попадают и явно больные люди — просто присяжные хотят покончить с этим раз и навсегда и чему хотят — тому и верят.

Генри и Френк ехали на машине, когда их остановил помощник шерифа. Учуяв запах марихуаны, помощник обыскал Генри и ничего не нашел, но тем не менее решил его арестовать. Френк, который был невменяем настолько, что его не признал бы вменяемым ни один эксперт — достал из кармана револьвер калибра 357 и выстрелил помощнику шерифа в голову. Когда на суде его спросили, зачем он это сделал, он вежливо ответил: «Сэр, мне не понравилось, что этот тип делал с моим братом».

Прокурор принял решение судить братьев раздельно. Френк был признан невменяемым и отправлен в психиатрическую лечебницу, а вот Генри приговорили к смертной казни. Во многом именно это дело привлекло внимание правозащитников — человека приговорили к смерти, хотя на курок нажимал не он. И даже не было доказано, что он знал о намерении брата застрелить помощника шерифа — из дела было понятно, что решение было принято Френком спонтанно. Если бы машину не остановили — ничего и не было бы. Просто кто-то должен был ответить за смерть помощника шерифа.

Дело это имело хорошие шансы на пересмотр в Верховном суде, потому что ситуация была вопиющей и ей занимались правозащитники из агентства, бесплатно предоставляющего помощь приговоренным к смерти. С их представителем, некоей Мэдлин Дженкинс, мы должны были встретиться на дороге и вместе поехать в Анголу к осужденному. Она должна была провести нас, как своих помощников.

Вместо того, чтобы назначить встречу в кафе при дороге, я дал координаты просто на обочине дороги, на съезде. И сейчас стоял и смотрел на наползающее на дорогу болото. На гнилые обрубки стволов, торчащие из-под воды. На семейство пеликанов…

Зачем так? А затем что так лучше видно тех уродов, которые за нами следят. Если назначить встречу на стоянке торгового центра или кафе — они тоже заедут и потеряются среди таких же машин. А тут — вот они…

— О чем думаешь? — спросила Дайна просто, чтобы поддержать разговор.

— О том, зачем здесь жить.

— О…

— Ты видела те дома. Почему люди не уедут?

— Может, здесь их дом?

— Их дом разрушают раз в несколько лет торнадо.

— Они здесь занимаются своим делом. Это их земля.

— Каким делом? Ты видела, как они живут?

— Хорошо, а что ты делаешь в Аризоне?

— Там у меня работа. Дом и место, чтобы пострелять. Вдобавок, там нет торнадо.

Это правда. Ни разу не видел торнадо в своем штате.

Сзади за нами пристроилась бежевая «Хонда Аккорд».

— Это к нам?

Я достал пистолет и прижал к бедру. Дайна на это покосилась, она просто не могла принять такой привычки обхождения с оружием. Я же долгое время жил на самой границе с Мексикой, а там всё обстоит именно так.

Рыжеволосая женщина лет сорока заглянула в машину.

— Это вы мне писали?

— Мы или свидетели Иеговы.

— Езжайте за мной.

…

Ангола — огромная колония-плантация — это главная тюрьма в Луизиане. Ее начальник одно