Трава, пробившая асфальт - Тамара Черемнова

 — Можно попробовать гипнозом убрать это навязчивое чувство страха. Тебе надо попроситься в больницу, где проводят лечение гипнозом. Во многих психиатрических больницах этим занимаются. И не помешало бы подлечиться в каком-нибудь неврологическом отделении — пройти курс физиотерапии...

 И, помня ее совет, я набралась смелости и обратилась к Кузину:

 — Павел Петрович, пожалуйста, возьмите меня к себе в больницу или дайте направление в неврологическое отделение, иначе мне будет совсем плохо. Я так долго рвалась отсюда, и уже потеряла веру, что вырвусь. И вот, когда начались подвижки, вдруг стало страшно, и страх не дает покоя ни днем ни ночью.

 Кузин внимательно посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:

 — Вы просто мало общались с людьми, поэтому у вас возникло такое чувство. Вы же все время находились в закрытых стационарах. К сожалению, не могу направить вас в неврологию. А вот к нам в больницу могу взять. Поедете?

 — Поеду! — выдохнула я радостно.

 Через три дня меня впервые в жизни увозили в больницу, до этого все осмотры и лечения проходили «на дому». Наверное, никто в мире так не радовался, отправляясь в психушку. Но если бы я тогда не напросилась в психушку, то могла бы вообще «отдать концы» от эмоционального перенапряжения — знающие специфику ДЦП меня поймут.

 В психушке

 В Прокопьевскую психиатрическую больницу я поступила в конце ноября 1988-го и провела там примерно два месяца. По прибытии со мной сначала побеседовала заведующая отделением Татьяна Ивановна, когда меня завезли к ней в кабинет, она поздоровалась и спросила имя.

 —Тамара, — ответила я.

 — А отчество?

 — Александровна, — выдавила я, смутившись. Врачи редко интересовались моим отчеством, а в общении обращались по фамилии и на «ты».

 — Тамара Александровна, у нас необычная больница — психиатрическая. Вас предупредили об этом, когда везли к нам?

 — Знаю и сама к вам попросилась.

 — Вы полежите у нас, пока оформят соответствующие документы для дома инвалидов, мы подлечим вас витаминами. А таблетки, снижающие спастику, вам в интернате давали?

 — Я принимаю феназепам, кроме этих таблеток мне, к сожалению, ничего больше не подходит, — ответила я.

 Тут в кабинет вошла еще одна врач.

 — Тамара Александровна, это ваш лечащий врач Елена Васильевна Дьяконова, — представила ее Татьяна Ивановна.

 Меня решили положить в палату, где был постоянный пост нянечек, но оговорили, что будут выпускать гулять в коридор.

 * * *

 Поначалу я никак не могла привыкнуть к тому, что здесь отсутствует ор, столь обычный в моих детдоме и ПНИ. Меня это даже напрягало, и, едва ко мне обращался кто-то из нянь, я испуганно вздрагивала.

 — Ты чего вздрагиваешь-то? Кого боишься? Не бойся, здесь тебя никто не обидит, мы тебя в обиду не дадим, — успокаивали меня нянечки.

 Но самым непривычным было то, что няни безропотно кормили меня — сами начинали кормить, без просьб с моей стороны, и никто ни разу не посетовал, что это ой как трудно. А прежде только и слышала, какая это неимоверная нагрузка на окружающих. И я впервые почувствовала себя не обременяющей калекой, а обычным человеком.

 Когда Елена Васильевна пролистала мою историю болезни и прочитала запись, сделанную Павлом Петровичем Кузиным при визите в наш ПНИ, то возмутилась:

 — С такими документами ее ни в один нормальный дом инвалидов не возьмут! Все надо переписывать заново и оформлять иначе. Я знаю, как это делается. Недельку-другую пролечим ее, пусть немного успокоится, потом возьмемся за документацию.

 И меня начали лечить. Сеансов гипноза не проводили, его в той больнице не практиковали. Но назначенное лечение оказалось эффективным, страхи постепенно проходили, и гиперкинезы значительно уменьшались.

 * * *

 Я стала приглядываться к соседкам по палате. Привозили их сюда в плохом состоянии, в период обострения болезни. Во время приступов они были совершенно неадекватными, будто находились в другом измерении. Но приступ проходил, и они становились обычными людьми в реальном мире. И у всех у них были родные дома с домочадцами.

 Первой женщиной, с которой я познакомилась, была Татьяна. У нее не было сложных приступов с потерей адекватности, но она сильно волновалась, что дома остались сын и старенькая мама. Татьяна сама изъявила желание познакомиться и ухаживать за мной.

 Затем очнулась от приступа еще одна женщина. Позднее я узнала, что она работает преподавателем в профтехучилище. Потом еще одну бедолагу вернули в сознание. И все они с удивлением взирали на меня, будто видели впервые, меж тем я уже несколько дней обитала с ними в одной палате. Потом привезли библиотекаря — девушка училась, перенапрягла голову, и вот результат. После нее поступила совсем молоденькая девушка, девятнадцатый год, выучилась на фельдшера, приступила к работе в больнице, а как начался приступ шизофрении, то даже родную мать переставала узнавать. Еще в палате лежала женщина, которая недавно родила ребеночка, и у нее случился послеродовой психоз — перестала со всеми разговаривать. Она целыми днями лежала и молчала, если спросишь о чем-нибудь, то ответит на вопрос и снова молчит.

 Прошла неделя, меня начали возить по поликлиникам города для дальнейшего обследования. Вот где испытание: как же унизительно, когда тебя таскают на руках женщины твоего же возраста. После каждого путешествия в поликлинику я так рыдала, что можно было подумать, что живот разболелся у меня, а не у бедных нянечек, носивших меня на руках по лестнице, ведь я лежала на третьем этаже.

 — Тамара, мы же потом все равно отдыхаем, и животы у нас нисколечко не болят, — убеждали они.

 И ни единой жалобы на тяжелую физическую нагрузку. Как же я благодарна им за доброжелательность и сострадание!

 * * *

 Как ни странно, но именно в психиатрической больнице без интенсивного медикаментозного лечения, без физиотерапевтических процедур, без сеансов гипноза, без участия врачей-неврологов, у меня полностью прошли острые гиперкинезы. Меня лишь немного подергивало, когда начинала шевелиться. Исчезло и частое испуганное вздрагивание. Я успокоилась.

 А чего мне теперь бояться? Ведь у меня скоро будет новая история болезни без олигофренного диагноза и с рекомендациями по поддержанию улучшенного состояния.

 Соседки по палате выписывались по мере выздоровления и уходили домой нормальными людьми.

 Я не смела им завидовать, понимая, ведь это не окончательное выздоровление, а ремиссия, приступ может повториться, причем непредсказуемо, когда именно это произойдет. Но когда видела их в нормальном состоянии, то все же в глубине души шевелился червячок — вот их подлечили, а я навсегда останусь скрюченной своим ДЦП.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});