Чаша бурь. Научно-фантастический роман - Владимир Щербаков

…Уснул я прямо за столом: словно провалился в непроглядную темень до утра…

— Не вижу в этой истории ничего загадочного, — заявил утром Леня Абашев.

— Но как объяснить, что Селфридж вернулся только на второй день после бурана? Напоминаю: непогода застала его недалеко от приюта. За два или три часа он мог уйти, скажем, на несколько километров. Это с учетом профиля местности.

— Допустим.

— На обратный путь ему потребовалось бы столько же времени, то есть два или три часа. От силы четыре. Получается вот что: первые сутки после бурана, когда было ясно и солнечно, он сидел на месте, две ночи — тоже. Нельзя же допустить, что после того, как погода установилась, он пошел в обратную сторону, то есть попросту продолжил свою прогулку.

— А если это так?

— Не мог же он заставить Анну поверить в свою гибель? А если и мог, то его обнаружили бы спасатели. Условия для наблюдения были идеальны, расстояние — незначительно.

— Что из этого следует?.. По-моему, он большой оригинал. И мужественный человек.

— Нет, Леня. Мужественные люди в окрестностях Файф-Лейкса замерзали тоже, и для этого вовсе не требовалось двух ночей после небывалого бурана. Из этого следует другое. Вернулся не Селфридж, а другой человек.

— Ну, знаешь ли… в привидения я не верю. Буквально, что ли, понимать?

— Буквально. Кому-то нужно было стать Тимоти Селфриджем. И если эти двое, Селфридж и неизвестный, были внешне похожи, то судьба возлюбленного фрау Вебер могла решиться как раз на второй день. Так можно объяснить невероятную, непостижимую медлительность Селфриджа, кажущуюся медлительность. Анна Ридер так и не смогла найти ответ, а может быть, как раз наоборот… ведь они расстались очень быстро. Что произошло? Никто не знает. Но в твоей книге, посвященной борьбе с лавинами, я нашел указания как раз на этот случай. Автор пишет о тех днях с искренним изумлением перед неистовством стихии. Несколько дней потом в горах сходили лавины, одна из них вывела из строя канатку. И это несмотря на самые современные средства борьбы со снегом, включая безоткатные орудия, с помощью которых можно вести огонь по рождающимся гребням. Упоминает он и одного молодого человека, которого все считали погибшим. Его появление равносильно возвращению с того света. Врач, осматривавший его, не нашел никаких признаков обморожения или депрессии. Случай не нашел объяснения, пишет автор книги, впрочем, вскоре молодой человек исчез, оставив двух своих подруг. Что скажешь?..

— Нужны доказательства. Где они? Если преступник появился в личине Селфриджа, он должен был оставить следы в Файф-Лейксе.

— Он их оставил. Нужно только уметь их прочесть. Мы с тобой ни за что не придумали бы разговора, который состоялся еще раньше, в деревенской гостинице. Анна открыла дверь, но не пригласила его в номер.

— С ней была Мэгги?

— Да. В номере была Мэгги. Она слышала обрывки разговора и была изумлена. Селфридж говорил о любви.

— По мнению Мэгги Хейзинг, фрау поздно думать о любви. Ей было около пятидесяти. Очень рослая немка с прической пучком, темнобровая, носившая роговые очки по причине неважного зрения, наполовину увядшая дама с причудами. Вот ее портрет.

— Это не портрет. Не хватает главного: ее сути. Признание Селфриджа не выглядит таким уж неожиданным. Не будем вспоминать бальзаковских женщин, но разве иногда возраст не подчеркивает те самые формы, которые прозаики называют женской статью, а поэты — как-то иначе, за неимением подходящих слов в своем ограниченном словарном запасе?

— Допустим.

— Ты понимаешь, о ком мы говорим? Если бы я был художником, я нарисовал бы ее в фиолетово-сиреневых тонах и обязательно акварелью, а не маслом, потому что холст не передал бы многого. Может быть, для этого потребовалось бы скопировать линии с музыкальных инструментов: виолончелей, скрипок, валторн. Этого не понимала милашка Хейзинг, похожая на незабудку в яркий солнечный день.

— Или на ромашку. Ведь она блондинка.

— Хорошо. На ромашку. Вот фото. Фрау Ридер на утренней прогулке в парке. Парк разбит на английский манер. Эти прямые дорожки и аллеи как бы подчеркивают то, что я о ней сказал. Такая женщина вызывает не любовь, а мгновенную страсть.

— Ты влюбился в нее.

— Нет. Я вижу ее.

— Ей было сорок восемь. Селфриджу двадцать семь.

— Думаю, Селфриджу было тогда все равно, сколько ей лет.

— Здорово же ошиблась эта милаха!

— Думаю, что я прав. Да, Леня, была экскурсия в горы, деревенька с харчевней, суп из бычьих хвостов с томатами или что-то в этом роде, дешевое вино, недолговременный приют в деревенской гостинице, а Мэгги и тут не сообразила, что разговор о любви между фрау и ее другом имел под собой более чем серьезные основания.

— Хорошо. Я согласен. Но что из этого следует?

— А из этого следует, что Селфридж боролся за эту любовь. И когда он вернулся… понять его нельзя. Нельзя, Леня. Начиная с того момента, как он вновь появился у карниза, все пошло иначе, он вел себя так, как будто пытался оправдать версию, сложившуюся у этой девочки.

— Какую версию?

— Что раньше они дурачились у нее на глазах. И только. Оба были другими. Ей далеко до этих фиолетово-сиреневых оттенков с переходом в черное, она ничего не разгадала. И не могла разгадать. Их отношения большая редкость.

— И все же…

— Вернулся другой человек.

— Ты всерьез?

— Я не шучу.

— Извини, но поверить в это все же невозможно.

— Этот чужак уловил реакцию Мэгги Хейзинг, даже ее настроение. Оно служило ему защитой. Он использовал Мэгги.

— Зачем это ему понадобилось?

— Чтобы поскорее убраться из Файф-Лейкса, не вызывая подозрений.

— Как он сам… объяснил задержку на двое суток?

— Никак. Думаю, если бы он ее объяснил, это представляло бы интерес и для нас. Этот чужак понимал, что нужно поменьше болтать. Лучше всего было бы в его положении не возвращаться в приют вовсе. Но тогда он должен был бы не возвращаться и домой. А ему было нужно имя Селфриджа и его положение.

— Если ты прав, то этот тип должен поразительно напоминать внешностью Селфрнджа, быть его двойником, не иначе.

— Он и есть его двойник.

МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ

…Здесь, в светлой дубовой роще, похоронен под серым камнем Арсеньев. У памятника матросам «Варяга» Абашев рассказал о бое близ Чемульпо. Канонерка «Кореец» вступила в этот бой, уже имея боевой опыт. Летом 1900 года экипаж русской канонерки проявил доблесть у китайского форта Таку под огнем расстреливавших его в упор береговых батарей. В морском сражении против «Варяга» и «Корейца» действовали пятнадцать японских кораблей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});