Упущенные Возможности - Ande

Глава 22

За время, что мы с Берией ехали в авто, ни я, ни он, не произнесли ни слова. Он смотрел в окно слева по ходу, а я — в правое окно. На Зубовской площади свернули налево, и поехали по Садовому. Внезапно пошел дождь, и я подумал, что у меня, в текущей реальности, это первый дождь. Я закрыл глаза, и тут же мысленно увидел разлетающихся на кровавые ошметки людей. Открыл глаза от греха, и встряхнулся. Судя по всему, мы так и ехали по Садовому.

Машина, между тем, снова свернула налево, и спустя всего несколько минут остановилась. Берия повернулся ко мне:

— Помойся. И приведи одежду в порядок.

За окном виднелась вывеска Селезневских бань. Я кивнул, и открыл дверь авто, подумав, что шляпа так и лежит на моем столе в Кремле.

— Домой пешком не иди — услышал я в спину — деньги у тебя есть?

— Найдутся — ответил, и захлопнул дверь.

Дождавшись пока машина Берии отъедет, и пропустив едущую вслед машину охраны, я перешел дорогу, и толкнул дверь в баню.

Внутри меня встретил человек. На груди тельняшка, на носу прыщ, а в душе, сразу видно, осень. Причем, уже не первый год. Зовут Кондратий. Исполняет здесь обязанности типа банного привратника, и перманентно с похмелья, хотя, пьяным я его ни разу не видел. Мы с ним отлично знакомы.

Он уныло — критично осмотрел меня и сказал:

— Нумер одиннадцать свободен. Я пришлю прачку за костюмом. Еще чего желаете? Девочку, или Илью?

Илья — это не то, что мог бы подумать посторонний, услышав наш диалог. Он банщик- массажист, виртуоз веника и чародей пара.

— Никого не надо — буркнул я, протягивая ему десятирублевую ассигнацию –нет, прачку то пришли, я повешу там костюм. И коньяку. И закусить чего…

Кондратий кивнул, выложил на прилавок стопку с простынями, полотенцами, и протянул мне ключ от номера.

Селезневские бани сейчас славятся бассейном. Потом на этом месте, кажется, будет какой-то стадион. Но мне совершенно не хотелось плавать. Я залез в парилку, и, не обращая внимания на погагатывающую компанию каких то, судя по виду, чиновников средней руки, забрался на самый верх в темный угол. И замер там, подстелив полотенце под задницу.

Чиновники раскочегарили парилку так, что меня хватило лишь минут на двадцать. В номере, на столике, уже стояла бутылка коньяку, блюдце с лимоном. В тарелочке лежали бутеры с колбасой и бужениной, на блюде лежало несколько виноградных гроздьев.

Ни парилка, ни коньяк не помогли. Не оставляло ощущение, что когда я вздохнул, меня словно сдавило со всех сторон, и я так и остаюсь сжатым. И никак не выдохну. Хотя, речь не о дыхании вовсе.

Поэтому, когда Кондратий принес обратно костюм, и поинтересовался, не нужно ли чего еще, я сказал:

— Организуй мне такси, иль пролетку какую…

Дождь так и шел, поэтому у пролетки был поднят верх, а извозчик был закутан в дождевик с капюшоном.

Коньяк совершенно не расслабил. Поэтому, пока мы ехали, я думал о том, что решение привлечь меня к операции было явно спонтанным, и в последний момент. Но — гениальным. Кто бы до этого не додумался, оказался кругом прав. Если бы не мое присутствие, сегодня в стране был бы уже другой глава НКВД.

Еще я думал, что с гибелью Мехлиса, глядишь, некому будет просрать превосходящими силами Крым. Это его заслуга, что при полном превосходстве в живой силе и технике, Крым оставили. Целиком и полностью.

Апологеты сталинизма любили говорить про Мехлиса, что ну да, бессмысленно жесток и беспощаден, зато — честнейший человек! Хотя, зачем палачу быть нечестным? Если между ним и царем нет посредников? И живет это палач, по положению, чуть ли не как царский великий князь, и предан он царю — фанатично. Ибо и не умеет больше ничего.

Потом я вспомнил, что Сталин здесь на вторых ролях, и той войны вполне может и не быть. Из того, что я успел узнать, можно было смело предполагать другое развитие событий. Потому что армия здесь строится по другим принципам, и для войны, а не для количества.

И тактика со стратегией, сильно ушли от тех дремучих представлений, что витали в Красной Армии моей реальности. Да и комиссаров вон, отменили. И вообще, как я смог понять, с точки зрения значимости, должности в правительстве считаются важнее и престижнее, чем в партаппарате. Хотя, Михал Иваныч — непререкаемый авторитет. Но, он же глава Верховного Совета…

Запутавшись в размышлениях, я спрыгнул с пролетки, прошел двором, и взбежал к своей двери. С досадой подумав, что кроме шляпы, в Кремле остался и мой автомобиль. И глядишь, завтра придется брести на работу под дождем.

В прихожей я зажег свет, стащил ботинки и носки заодно, и прошел в спальню. Спать как то не хотелось, и я решил переодеться в домашние трикотажные спортивные штаны, и полосатую тенниску. Что бы потом сварить кофе и почитать журнал ' Военная Мысль', который я нагло спер с работы.

Но всю эту благость мгновенно разрушило чувство опасности, вдруг взвывшее изо всех сил, стоило мне лишь войти в спальню. Я отсупил из освещенного дверного проема, и прижался спиной к стене, вглядываясь в темень комнаты.

Потом я выдохнул, сообразив что меня напугал едва уловимый аромат духов. А потом увидел, что на моей кровати кто-то спит. Хотя и так ясно, кто это тут так нагло спит!

Я прошел и уселся на кровать. Она проснулась, повернулась лицом ко мне, и потянулась:

— Ты меня забыл — утверждающе.

Я хмыкнул про себя. Забудешь такую. Вспышка медово-медного, откидываемого назад локона. Выстрел темных, почти черных глаз из под бровей. Бац- в упор, и мозги вылетают нафиг. И еще самые нежные губы, умеющие вмиг стать упругими и твердыми. И ощущение собственной громадности и всесилия, когда в руках такая тонкая и хрупкая — она. И чувство, что исчезает тоскливая и тянущая пустота, словно какой-то неведомый пазл, взял и сложился.

Но я и не подумал сказать, что вообще то, все время лишь о ней и думал:

— Ты как здесь оказалась?

— Меня дворник пустил, я сказала, что переезжаю к тебе.

— Переезжаешь? И вещи привезла?

— Я привезла гитару. Будешь мне петь блюзы.

— Слушай, ты вкурсе, что наглецов рано или поздно бьют?

— Прости, Боб, я такая дура.

— Не говори