В огне страсти - Бетти Нилс

— На днях я была груба с вами, сэр. Простите меня, я не имела права так говорить с вами. Я…

Он поспешно ее прервал.

— Дорогая моя, ты имеешь право говорить все, что тебе вздумается, хотя, надо признать, у тебя семь пятниц на неделе — от тебя то холодом веет, то жаром пышет…

Софи ничего не сказала на это, потому что знала: так оно и есть, вспомнив, как за день до того, когда она сказала ему о своей ненависти, сделала ему комплимент, назвав хорошим и добрым человеком.

В тиши комнаты опять раздался голос Макса:

— Я полагаю, у вас есть определенные причины для столь резкой смены взглядов. — Он взял со стола ручку и продолжил: — Операцию начнем через пятнадцать минут, сестра. А пока будьте добры, свяжите меня с домом.

Она набрала номер его телефона и, услышав голос его дворецкого: «Годен слушает вас, сэр», передала ему трубку.

— Попросите его, пожалуйста, позвать к телефону Тинеке Ван-дер-Вийд. И узнайте, нашли ли они для пациента еще хоть литр крови его группы.

Выполнив просьбу, Софи опять передала ему трубку.

— Тинеке Ван-дер-Вийд ждет, доктор, еще один литр крови для пострадавшего уже в холодильнике.

— Хорошо. Не уходите, Софи, я буду говорить по-голландски.

Софи молча слушала, как нежно он разговаривает о чем-то с Тинеке.

Операция прошла на редкость удачно для такого случая — пациент оказался молодым, сильным мужчиной, а Макс, накануне не оперировавший, вероятно, так хорошо отдохнул, что теперь работа спорилась у него в руках. Когда операция закончилась и Софи предложила сделать перерыв и выпить чаю, она была не на шутку удивлена, услышав резкий, раздраженный голос Макса:

— Ты говоришь о чае, девочка? И это тогда, когда Тинеке ждет меня внизу? У меня нет времени распивать чаи!

Спокойное до этого лицо Софи исказилось от обиды и возмущения.

— Не смейте называть меня девочкой, — ответила она дрожащим от гнева голосом.

Он подошел уже почти к самой двери, но, услышав это, остановился и обернулся — на его лице появилась насмешливая улыбка.

— Не нравится? Я что-то не припомню, чтобы вы позволяли когда-нибудь называть себя иначе. Может быть, вы предпочитаете называться любимой?

На следующее утро, когда Софи отправилась с дядюшкой Джайлзом и тетей Верой бродить по Утрехту, ей было совсем нелегко найти оправдание своему изнуренному, мрачному виду.

Дядя Джайлз окинул племянницу добродушным критическим оком и откровенно сказал:

— Дорогая моя, ты никогда не была красавицей, пожалуй, только когда улыбалась, но сегодня ты выглядишь просто отвратительно. Я хочу серьезно поговорить об этом с Максом — он явно загнал тебя работой.

Софи, которая вовсе не обольщалась по поводу своей внешности, теперь была расстроена словами дяди. Она взяла его под руку и, как бы не принимая всерьез его замечания, сказала:

— Чепуха, дядя, Макс — очень внимательный человек. Просто я не спала сегодня — дело в том, что меня очень взволновал ваш неожиданный приезд.

Это объяснение вполне устроило тетю Веру, а после некоторого замешательства и дядю Джайлза. В Утрехте они уже бывали и раньше, а теперь хотели возобновить знакомство с его достопримечательностями. Всем почему-то вдруг захотелось посетить музей ван Варена. Музей находился в красивейшем здании в патрицианском стиле и располагал богатой коллекцией серебряных изделий и живописи. В музее Софи отстала от дяди с тетей, чтобы полюбоваться понравившимся экспонатом. Ее совсем не интересовали все эти натюрморты, которые так широко были здесь представлены. Да, небольшие портреты Лили, изображавшие безмятежно улыбающихся людей прошлых столетий, одетых в кружева, сатин и жемчуг, были ей гораздо ближе и понятнее, чем вся эта дичь, окруженная яблоками, апельсинами и бутылками вина, пусть даже мастерски выписанная и скомпонованная. Интересно, думала Софи, были ли и они несчастны? Возможно, и были, но разве заметно это по их лицам?

— Красиво, правда? — услышала она позади себя голос Макса. Он огляделся кругом, — кроме них, в зале больше никого не было, за исключением служителя музея, который стоял в арочном проеме и смотрел куда-то в сторону. — Похоже, подошло и мое время просить у вас прощения, — мягко начал он. — Я был в скверном настроении вчера и позволил себе излить на вас злость. Простите меня, Софи. — Не дождавшись ее ответа, он наклонился немного вперед и стал внимательно вглядываться в висящий перед ним портрет. — Она восхитительна, правда? Мне очень нравятся ее мышиные волосы, а вам?

Приведя свое дыхание в норму, Софи, не оборачиваясь на него, лаконично ответила:

— Да.

— Я прощен?

Софи опять не смогла устоять перед его обаянием и, ответив: «Да», подошла к другой картине. Макс, смеясь, продолжал:

— Моя милая… Софи, не убегай же от меня — я еще не покончил со всеми извинениями.

Она отвела глаза с картины и тут же увидела перед собой его лицо. Она покраснела, но самообладания не потеряла.

— Это непростительно, что я испортил тогда вам с Гарри вечер. Прошу, извините меня и за это, хотя, если бы ситуация снова повторилась, я поступил бы точно так же.

Глаза Софи в бахроме длинных ресниц широко раскрылись от изумления.

— Поступили бы точно так же?.. — Она замолчала, почувствовав, что голос ее начинает дрожать.

Налюбовавшись вдоволь Софи, Макс наконец сказал:

— Нам никогда не хватает времени, чтобы как следует поговорить, не так ли? Но это не продлится долго.

Подумав, что он намекает на ее приближающийся отъезд, она сухо сказала:

— Я уезжаю через неделю.

Он снова засмеялся:

— Я имел в виду совсем не это, хотя в этой связи я вспомнил кое о чем. Короче говоря, сестре Смид нужна еще одна неделя. Так вы останетесь? Я очень прошу вас, Софи.

Софи собралась ответить отказом, но почему-то сказала: «Хорошо». Она произнесла это таким кротким, смиренным голосом, что сама не узнала его. В знак примирения он пожал ей руку, и она счастливо улыбнулась. На какое-то мгновение Софи затмила своей красотой роковых женщин, портреты которых висели на стене, но то, что Макс сказал потом, свело вдруг на нет все произнесенное им ранее. Она была уничтожена.

— А теперь я должен идти: Тинеке ждет меня в машине. — Он улыбнулся, а Софи почувствовала, что от невыносимой муки сердце стало выплясывать на ее ребрах чечетку.

— Да, конечно, — сказала она тихим голосом. — До свидания. — Софи не обернулась, чтобы проследить за тем, как он будет уходить, — смотрела на картины. Постояв у стены после его ухода еще немного, Софи пошла разыскивать тетю и дядю.

Эта неделя пролетела для Софи очень быстро. Она провела ее в довольно напряженной работе и каждодневных экскурсиях по городу с тетей и дядей. Каждый день в больнице она виделась с Максом, который вел себя с ней по-дружески, хотя иногда Софи разбирало сомнение, а не смеется ли он над ней, — слишком уж не нравился ей в последнее время его юмор. Сначала она решила, что он просто устал, но потом передумала — нет, скорее всего, он чем-то обеспокоен. Его отношения с доктором ван Стином стали какими-то напряженными и натянутыми, и Софи гадала, не одна ли тревога гложет их. Однажды, правда, когда они с Максом остались вдвоем в кабинете анестезии, она осмелилась спросить о причине его беспокойства и была поражена тем, что услышала. Когда она задала ему этот вопрос, он пристально посмотрел на нее и медленно ответил: