Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

вздох облегчения, он позволил себе улыбнуться. – Погляжу, вы бодрствуете.

– Никак не заснуть, – пожаловалась она, опустив глаза в пол. – Боже, по правде, я хочу броситься вам в ноги и молить: не уезжайте!

Вивьен приподнял бровь.

– Анна, дело разрешено. В моем пребывании больше нет никакой надобности…

– Я боюсь завтрашнего рассвета! – выпалила она. – Боюсь, что, не застав вас здесь, люди снова явятся ко мне.

– У вас есть причины так полагать? Отчего?

Такой вопрос от инквизитора мог напугать смышленого человека. И даже должен был напугать. Однако Анна не выказала никакого страха.

«Представляю, как отреагировала бы Элиза. Она бы, надо думать, напряглась, как струна…» – невольно подумал Вивьен, но тут же поморщился и отогнал эти мысли прочь, попытавшись сосредоточиться на словах женщины, стоявшей перед ним.

– Вдруг никто не верит, что я не ведьма? – дрожащим голосом спросила она. – Вдруг только страх перед вами заставил всех…

Вивьен сделал шаг вперед.

– Анна, я ясно дал вашим соседям понять, что вы невиновны. И пригрозил, что тем, кто станет вершить самосуд, грозит суровая кара. Они не знают, когда я могу явиться в следующий раз с проверкой, поэтому будут заинтересованы в том, чтобы сохранить вас в добром здравии, – ободряюще улыбнулся он.

Женщина, пытавшаяся до этого сохранять спокойствие, разразилась слезами облегчения и впрямь упала на колени. Обхватив Вивьена за ноги, она громко рыдала, вскрикивала и лепетала слова благодарности. Зрелище это было… неприятным. Вивьен попытался собрать в себе остатки сердечной теплоты и заставил женщину подняться.

– Встаньте, прошу, – поморщившись, покачал головой он. Тон его был ласковым, а сопровождающие движения нежными, и Анна приняла его неприязнь за неловкую попытку ободрения.

Выпрямившись, она посмотрела на него заплаканными глазами, полными надежды, а он в свою очередь изучал взглядом ее. Она была черноволоса, почти болезненно худа, – в особенности после нескольких дней голода, – а черты ее лица казались резковатыми и заостренными. Лишь серые глаза, обрамленные яркими черными ресницами, были по-настоящему прекрасны, и было невыносимо видеть их в слезах.

– Как… – пролепетала она, – как мне выразить то, насколько я благодарна вам за то, что вы сделали? Если б я только могла… вы ведь спасли мне жизнь!

Вивьен склонил голову. По его телу пробежала волна дрожи от воспоминаний о том, как с той же благодарностью за спасение жизни на него смотрела Элиза. К собственному удивлению, Вивьен ощутил, как в нем смешиваются гнев и желание.

– Ты можешь меня отблагодарить, – настойчиво и многозначительно сказал он, потянувшись к завязкам платья Анны.

Она не стала сопротивляться, хотя поначалу намерение инквизитора немного смутило ее. Однако она не солгала, когда сказала, что готова как угодно выразить благодарность своему спасителю, и полностью покорилась его воле.

Пожалуй, впервые Вивьен едва сдерживал в себе желание быть с любовницей как можно грубее. За свою жизнь Вивьен бывал со многими женщинами, но эта – стала первой, на чьи ощущения ему было наплевать. Поддавшись почти животному желанию, он стремился удовлетворить лишь собственные потребности, хотя позволил себе это и не в полной мере – он не проявил той затаенной жестокости, которой хотел дать волю.

Когда от горящей на столе свечи остался лишь маленький огарок, Вивьен оделся, даже не оглянувшись на женщину, тяжело дышавшую на разворошенной постели. Сухо попрощавшись, он покинул дом Анны, постаравшись тут же забыть ее лицо, ее голос, ее тело и то почти мстительное удовольствие, которое он испытал с нею. Он не желал думать о том, кому именно пытался отомстить – ответ был слишком очевиден и слишком неприятен. Ускользая в темноту ночи, Вивьен пообещал себе, что повел себя подобным образом в первый и последний раз.

Но он не сдержал своего обещания.

Такие женщины, как Анна, стали в его жизни явлением почти регулярным. Теперь каждый раз, когда Вивьену удавалось доказать невиновность подозреваемой в колдовстве, после он приходил к ней, чтобы получить свою награду. Он стал надменно считать это платой за услугу, зная, что спасенная женщина не станет отказывать ему: в его власти было возобновить едва остановленную травлю, и, давя ненависть к самому себе, Вивьен упивался этим чувством.

Он не запоминал ни лиц, ни имен оправданных им женщин. Их образы исчезали из его памяти сразу, как он выходил за порог их дома. С каждой из них ему требовалось все больше душевных сил на то, чтобы не проявить животную грубость. Он не знал, почему, но ему казалось, что чем грубее и отвратительнее он станет вести себя с женщиной, обязанной ему жизнью, тем сильнее оскорбит память о той нежности, что испытывал к Элизе.

Когда поведение Вивьена стало печальной закономерностью, оно начало всерьез тревожить Ренара, и однажды, когда, вернувшись в Руан, они переоделись в простые одежды и отправились в трактир, между ними завязалась неприятная беседа.

– Я гляжу, ты только и ждешь очередного выездного задания, – издалека начал Ренар, искоса поглядывая на друга. – Надеешься наведаться в гости к очередной благодарной женщине?

Вивьен безразлично пожал плечами.

– Почему бы и нет, – бросил он, допивая вино. – Это приятная благодарность. Впрочем, тебе ли не знать!

Ренар нахмурился, понимая, что Вивьен намекает ему на тех еретичек, которые попадали в допросную комнату и с которыми он, бывало, успевал поразвлечься.

– Если ты не заметил, – качнул головой Ренар, – то я уже давно не практикую ничего подобного.

– Давно – это сколько? – хмыкнул Вивьен. – С приезда де Борда? Против стольких лет твоих непрестанных развлечений, мой друг, это не срок. Не смеши.

Ренар недовольно сложил руки на груди.

– Я благоразумно решил, что за нами могут теперь следить строже. К тебе, если ты не понял, это тоже относится.

– Я достаточно осторожен, – отмахнулся Вивьен. – И не тебе меня поучать: из нас двоих не я развлекался прямо в допросной комнате. Ты рисковал больше. Я же делаю это только вне города. Давай не будем портить вечер.

Подавальщица принесла еще вина, и Ренар дождался, пока она отойдет, чтобы продолжить разговор.

– Черт, Вив, я тебя слишком хорошо знаю, и это, – он сделал неопределенное движение головой, будто пытался обвести что-то невидимое рассеянным взглядом, помутневшим от вина, – не похоже на тебя.

Вивьен закатил глаза.

– Что именно? Мое поведение с этими женщинами? – Он криво улыбнулся, и в улыбке этой просквозила горечь. – Напротив: если проследить, с кем именно последние несколько лет я проводил ночи, то эти женщины очень даже укладываются в мои пристрастия.

Ренар склонил голову. Если б он не знал своего друга так хорошо, эта циничность и напускная холодность сумели бы