Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца - Нестор Бегемотов

– Слушай, Николаша, – обратился он к Слонявому. – Здесь же даже выгул собак запрещен, а ты слона выводишь. И без намордника!

– А у него справка есть, – ответил Слонявый.

– Ты у меня еще поговори. Ты у меня еще не так поговоришь! Ты мне еще в нос этой бумажкой потыкай, да? Грамотный стал после ПТУ? – участковый Внезапное завелся, начиная входить во вкус беседы с подростками.

– Один слона заведет, другой удава, людям где жить прикажешь? А ну, отведи слона туда, где его взял! А не то, я вам всем четверым уши пообрываю!..

Ну и, конечно, слон обиделся. Он повернулся вокруг своей оси и направил бивни к реке. Участковый и новоиспеченная троица побежали следом, попеременно что-то выкрикивая. Участковый Внезапнов обещал лично, во искупление, встать перед слоном на колени. Все было в пустую!

Слон вошел в реку, отчего уровень воды, как показалось, повысился на целый метр. Только сейчас Шмяткин понял, что слон был белым – вода мгновенно слизала с него серый налет пыли.

Не обращая никакого внимания на крики людей, слон поплыл вниз по течению и вскоре скрылся за поворотом реки. Шмяткин тоскливо подумал, что вот и уплыл его белый слон… А завтра опять в институт, столовая-забегаловка, лекции по четыре пары, на которых скучно даже спать, и ни одного слона – одни удавы.

Зверство в электричках

Студент Дима Шмяткин ехал в электричке, листая скучную институтскую газету под названием «Энергетик». Неожиданно, со стороны обоих тамбуров послышался нахрапистый лай и в вагон ввалились озверевшие контролеры в красных повязках и с огромными черными собаками на поводках.

– Билеты! – возопили стражи железной дороги в один голос.

Почти все пассажиры посрывались со своих мест в тщетной попытке скрыться. Они лезли в окна, самоотверженно бросались на зубастых собак, искали запасные выходы в полу и в стенах вагона.

Билетов, видимо, не было ни у кого.

Широкоплечие контролеры шли по вагону и расторопно усмиряли резиновыми дубинками обнаглевших зайцев. Собаки рвались с поводков, пытаясь в чем-то разобраться. Надо заметить, что адский шум образовался в электричке.

Людей выводили в тамбур с вывернутыми, уже на всю жизнь, руками и заставляли платить штраф.

«Штраф! Штраф!» – лаяли черные доги и кусали на память пассажиров.

Наконец, пыль осела, дым от шашек рассосался в многочисленные щели, слезоточивый газ стек по стенам.

– А это кто?! – прорычал главарь с черной повязкой на оба глаза, когда на свет фонарей из-под лавки выволокли Шмяткина.

– Матерый, видать! Под лавку, сука, залез!..

Билет у Шмяткина был, более того – проездной!

Ему повезло – он отделался легким испугом, но, все равно, он серьезно пожалел, что поехал сегодня в институт.

С тех пор он стал ездить в институт редко и крайне неохотно, и вскоре его вообще отчислили.

Манилов в колхозе

В пьесе задействованы:

Манилов – студент с воображением,

Сидоров – студент с папиросой,

Бригадир – студент, напрочь лишенный фантазии.

Во время десятиминутного перерыва Манилов и Сидоров лежат на пустых мешках для сбора картошки среди бескрайних колхозных полей.

Манилов (потягиваясь): Эх, а вот хорошо было бы полностью механизировать работу в колхозе! А то, и автоматизировать! Поставить уборку картофеля на высоту развития НТР и в ногу с техническим прогрессом!

Сидоров (закуривая): Да, неплохо было бы…

Манилов (азартнее): Вот, допустим, идешь ты по полю, а корзинка уже полная. Проще простого поставить в нее фотоэлемент! Как корзинка набирается до краев, фотоэлемент срабатывает и раздается звуковой сигнал – биб! И к тебе сразу же с мешком бегут – высыпать!

Сидоров (выдыхая дым папиросы): Не слабо…

Манилов (загораясь): А вот способ еще лучше: можно запросто сделать тележку. Проложить между грядами рельсы – ложишься на тележку и едешь по полю, а картошку в поддон собираешь. Как поддон наполняется, срабатывает фотоэлемент – биб! – и к тебе с тремя мешками уже бегут – высыпать!

Сидоров (вдыхая дым папиросы): Здорово!..

Манилов: Или даже так! Привить семенам картофеля металлизацию – и искать с миноискателем, с щупом, с магнитом. Как только раздается сигнал, картошка по системе магнитов передается в корзину. Так еще эффективнее!

Сидоров: А варить ее как?

Манилов: Темнота! Организму железо нужно!

Сидоров: Тогда неплохо…

Манилов: А вот здорово бы комбайн картофелеуборочный модернизировать! Чтобы он весь картофель сам убирал, а не высыпал бы все на соседнюю грядку. Вот это была бы техника! Жаль, что наша кафедра этим не занимается…

Сидоров: Ну, это ты загнул! Потом еще скажешь – подавай тебе автоматы с газированной водой!

Манилов: А то! И лавочки – шашлыками торговать! Лежаки для принятия солнечных ванн поставить!

Сидоров: Смотри, бригадир к нам пилит…

Манилов (увлекаясь): А что мне бригадир? Мне бригадир не указка, у меня своя голова на плечах есть! Да, может быть, в будущем студенты на личных вертолетах на поля летать будут – день поползал по грядке – и домой, к телевизору… И никаких тебе бригадиров!

Бригадир: Подъем, ребята! Перерыв окончен! Вставай, вставай, Манилов, хватит тебе языком чесать!

Сидоров и Манилов послушно становятся на колени и ползут в том направлении, где еще не убран картофель.

Манилов: А все же хорошо бы наш труд хоть немного автоматизировать. Ну хотя бы, чтобы корзинки сами ездили.

Сидоров: Корзинки? Это ты неплохо, Манилов, придумал… Передвигая перед собой корзинки, оба на коленях уползают за кулисы. Для экономии занавес можно не делать.

Джин Абдула Хусейн

Был как-то у студента Шмяткина джин. Жил он в бутылке, потрешь ее – он и вылезет. Что ему скажешь, то и сделает. Класс! Не жизнь, а одно удовольствие. Да вот только делал все этот джин с большой неохотой и все как-то шиворот-навыворот. Пошлешь его в магазин с червонцем, так он продавцу нагрубит, сдачу не принесет и, вообще, норовит все брать бесплатно, за что его бьют и пытаются ловить. Скажешь ему, шпаргалки к экзамену написать, так он такое напишет, что прочитать нельзя, а если прочитать можно, то вслух не скажешь.

Ясное дело, Шмяткин распекал джина всячески и поругивал, и на этом поприще дошел до такой выразительной словесности, что джин зеленел, залезал в бутылку и пробочку за собой аккуратненько закрывал. Дошло уже до того, что никакими силами нельзя его было оттуда вызвать. Пробку откупоришь, а оттуда только дымок выходит да ругательства. В общем, заболел джин. У меня, говорит, период спячки начался. У меня, говорит, настроение не важное – боюсь и вам испортить… То у него мутации, то насморк, а то и того похлеще и из другого места.

Шмяткину симуляции эти не особо-то понравились. Ладно, думает, без тебя, проходимец, сессию сдам. Законопатил он бутылку и понес, куда глаза глядят, а так-как такую ржавую и старую ни в одном приемном пункте стеклотары брать не хотели, так и осталась она лежать возле мусорных ящиков, неизвестно до каких времен.

Что-что, а ждать джин умел…

Шел как-то прораб Хрюшин к себе домой и заметил бутыль, которая привлекла его внимание. Принес он ее домой, облюбовал, а так как классику читал еще в детстве, вытащил пробку, да потер о горлышко. Джин и вылез, грустный, правда, немного после заточения.

– Да, застоялся ты, милый, – покачал головой Хрюшин. – Потускнел весь, даже дым не идет. Ну, мы тебе работенку подыщем, не боись…

Известное дело, у прораба Хрюшина строительство объекта ну никак к сроку сдачи, на каких-нибудь полгода, не поспевало.

– Ну что, саксаул, город построить можешь?

– Могу, – честно ответил джин. Это ведь входило в список его услуг.

Недели две джин строил объект. По двадцать норм давал в день и, верите ли, успел к сроку. Комиссия ахнула, пожала плечами, пожала руку Хрюшину и где надо поставила крестик. На радостях, с премии Хрюшин напился, да и джина своего подпоил изрядно.

– Да, что там построить город! – стал кричать джин. – Я его и разрушить могу! Гораздо быстрее!

– Ломать-то, в общем-то, не строить, – согласился Хрюшин и подумал, что неплохо бы еще сарай и строительный мусор убрать. – Кое-что, вообще-то, можно и сломать…

– Сделаем! – вскричал Хусейн-джин, исчез куда-то на полчаса, а вернувшись, полез в бутылку – отсыпаться.

Наутро прораб Хрюшин так и подпрыгнул, проходя мимо строительного объекта: стены кривые совсем уже обвалились, из проломов сантехника выглядывает. Так и стоит его объект с недоделками, словно и не принимал участия в его строительстве Абдула Хусейн. Взял Хрюшин на работе отгул, пришел домой, бутылку двумя пробками забил и выкинул на все четыре стороны.