Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца - Нестор Бегемотов

Сидоров стоял под памятником Пушкина вот уже четыре часа. Подумаешь! Памятник стоял здесь уже несколько десятилетий – и ничего.

Призвание

– Почему ваш мальчик не кричит, когда ему делают больно?

– Это пройдет. Сегодня он все еще хочет стать дантистом…

Из разговора

– У меня вообще-то брат на подводной лодке служил. Приплывут они в какой-нибудь загранпорт, пройдут по кабакам, везде наскандалят, всем в зубы дадут – раз на подлодку, и сразу уплывают!..

ЗАБРОНИРОВАННЫЙ ОАЗИС

Рассказики

Тени сумрака сгущаются в полночь (рассказ из студенческой газеты «Бегемот»)

Запоздалый вечер спустился на город, и фонари кое-где уже успели набраться смелости и вспыхнуть электрическим светом, заменяющим дневной, солнечный.

В аллее был застоявшийся теплый и от лип вязкий воздух. Зелень листвы потухла до безликого черного цвета, и редкого прохожего могли увидеть Слонявый и Апачи, которые расположились на свежеокрашенной скамейке с запасом микстуры для молодых неженатых людей и с попыткой узнать, который, собственно говоря, сейчас час. Не пора ли идти домой – смотреть программу «Время»?

Неожиданно для наших наблюдателей на аллее показался Шмяткин, второнегодник МЭИ, и на беду, ни Слонявый, ни его верный Апачи, не были знакомы с этим достойным джентльменом.

– Еще один, – пробормотал Апачи, выразительно поглядывая на шефа. Но опять же, к сожалению, последний оставил это без должного внимания и поднялся навстречу прохожему.

Две фигуры преградили путь сразу же погрустневшему Шмяткину.

– С дороги! – гробоподобным фальцетом провозгласил студент.

– Буйный, – отредактировал Апачи, заискивающими глазами глядя на Слонявого. – Еще один буйный.

– И не таких ломали, – похвастался компаньон. – Ходют тут многие, а вот часов ни у кого не оказывается. Короче, у вас, молодой интеллигент, часы есть?

– Какое вам дело?! До моей личной жизни! – возопил Шмяткин.

Вообще-то был он несколько робок, но сегодня негодование раздирало его душу. Сегодня Шмяткин был готов у кого угодно поинтересоваться, зачем это он интересуется его личной жизнью.

– А дело у нас большое, – сказал Апачи как ни в чем не бывало. – Мы люди темные, но временем, время от времени, интересуемся…

И тут еще Слонявый не вовремя полез в карман, очевидно, почесаться. Шмяткин молниеносно подумал, что теперь, после стипендии, ему уже терять нечего, и инцидент был проработан до своего печального исхода.

«Бац!» – голова Слонявого удивленно покачнулась.

«Меня ударили? Вот как?» – задумался Слонявый.

Шмяткин выбил мизинец на правой и вывихнул большой палец на левой руке, но все равно решил, что удар в ухо – лучшее средство невинно пострадавшего. Он размахнулся и ударил Апачи.

«Шмяк! Шмяк! Шлеп!» – отозвался тот, отлетая к скамейке.

И когда Апачи уже стоял в излюбленной стойке разъяренного кенгуру, когда Слонявый поднял руку для выдающегося «Удара Слонявого», пробивающего газетный лист, положенный на стопу кирпичей, Шмяткин был уже в конце аллеи, и долго еще любопытное эхо разносило его обиженные замечания:

– Я им еще покажу!.. Если каждый будет почем зря двойки ставить и ничего не ставить в зачетку!..

– Не мог раньше, что ли, сказать, что он с экзамена по физике? – пожаловался Апачи, разыскивая один из «луноходов», который Шмяткин куда-то засандалил. – Эх, не заботятся об окружающих…

Друзья вздохнули и снова пошли к скамейке – искать оброненный стакан и отмахиваться от следующего пострадавшего по физике.

Сомнительная история

– Вы граф?

– О, да! Я – граф!

– А я вам сейчас докажу, что никакой вы не граф!

«Из теории построения графов»

На лекции математика Блина было как всегда шумно, но просторно. Блин, весь осыпанный мелом, стоял у доски и выводил на ходу новое доказательство теоремы, пришедшее ему в голову сегодня утром в трамвае. Большинство студентов этого успешно не замечали, только Б. Фандеев усердно списывал с доски в свою серую тетрадку.

Неожиданно из дальнего угла аудитории раздался звучный голос студента Данилы Слонова, известного на потоке литератора Союза Поэтов и Прозаиков.

– Вот тут ты наврал! Здесь же неправильно!

– Что за шум? – удивился Блин.

Все оглянулись на Данилу, который уже выбирался из-за учебников, и направлялся к кафедре.

– Вот тут вы доказываете неверно, – ткнул Данила большим пальцем левой руки в доску.

Блин застыл в молчании, потом смутился и посмотрел на аудиторию.

– Извините пожалуйста, я обманул вас, – вздохнул он и развел руками. – Но я думаю, что из-за этого мы с вами не поссоримся…

Даниле стало жаль лысеватого лектора и он помог ему вывести решение. Блин подавал мелки, которые вырывались из рук Данилы один за другим, и услужливо поддакивал, стараясь произвести благоприятное впечатление.

Отличник Боря Фандеев не смог вынести этого зрелища и демонстративно вышел из помещения. У дверей он все же обернулся и заявил:

– Я ухожу, господин Блин! – грозно разнеслось по аудитории.

– Ну и иди себе, – отвечал лектор и даже рукой махнул, мол, не мешай беседовать с Данилой Горынычем.

Через несколько минут Блин торжественно вздохнул и сказал: «Вашу зачетку!». Данила с готовностью протянул зачетку и Блин аккуратно проставил в ней отметку «отлично!» по «математическому анализу»!

Данила очень обрадовался! Он подпрыгнул на месте, еще и еще один раз, отчего проснулся и обнаружил, что сидит он в той же аудитории, но уже на совершенно другой лекции.

Видимо, не разбудили Данилу после окончания лекции профессора Блина, и пошли, как сволочи, пить пиво. Уж больно Данила хорошо улыбался в своем необычайном сне…

Повышение слонявости

«Слоники зеленые

Бегали по комнате…»

Данила Слонов

«Странички из похмельного дневника»

Слон был небольшой, серый, задумчивый, но со всеми тяжеловесными атрибутами своей родословной – хобот, бивни, большое тело и уши. Сомнений не оставалось и скептики разводили руками.

Слон бежал легкой трусцой по давно уже не ремонтированной дороге. Следствием этого был переход ее аварийного состояния с третьей стадии на последнюю, после которой заинтересованные и ответственные лица ищут другую работу, а СМУ – новых заинтересованных и ответственных лиц.

Одно удовольствие рыдающему от восторга гиду – заученно распинаться о численности легионеров Македонского А., проходившего здесь с походом в далеком, обветшалом прошлом.

Через некоторое время Шериф и Слонявый, курящие бычки у фасада дома, обнаружили, что слон бежит не просто так, а за длинноногим малым, в котором Слонявый не признал, нам уже знакомого, Шмяткина. Шмяткин тоже не узнал Слонявого, поскольку был увлечен своим бегом и ничего вокруг не замечал вообще.

– Эй, парень! – окликнул его Шериф. – Где это слонов выдают населению?

– Там только по студенческим! – ответил запыхавшийся Шмяткин и остановился.

Слон остановился тоже. Он оглядел ребят и, наверное, подумал, что их уже трое. Он – один.

– А зачем он тебе нужен? – полюбопытствовал Слонявый.

Слон обиженно опустил хобот и задышал, как это водится у слонов, когда они обижаются.

– Мне? Мне он вовсе не нужен… Вот зачем я ему сдался?

– Может, он просто хотел узнать в какой стороне находится зоопарк?

Шмяткин с сомнением посмотрел на слона, тот с пониманием на Шерифа. После минутного обсуждения сложившейся ситуации все трое отправились в сопровождении слона по той же дороге, но теперь в обратном направлении. Шериф спрашивал у очередного прохожего, прижатого к стене, где зоопарк, и по каким дням он работает, тот что-то мекал и Шериф махал на него рукой.

Лишь один толковый старик, сроднившийся с, чудом не упавшим, забором, со знанием дела пробормотал: «Славно я наклюкался… Теперь уже слоны…»

А Дима Шмяткин был в полном восторге! Он с жаром объяснял слону, как ему приятно идти рядом и видеть его, сравнительно маленькие, умные глаза, и трогать его большие, теплые и шершавые уши. Слон одобрительно хмыкал, все-все понимая.

Так они и шагали по дороге, пока не столкнулись лоб в лоб с участковым Внезапновым.

– Ну вот, пожалуйста, – отметил участковый Внезапное.

Он снял фуражку и ладонью протер лысеющую от пива голову. Реплика его относилась непосредственно к слону, но имел он в виду также и Слонявого, и Шерифа, и, по объективным причинам, Шмяткина.