На тебе греха не будет... - Татьяна Голубева

— Ты же вчера мылась! — воскликнул он.

— Так то вчера было, — удивилась в свою очередь Илона. — Я же полдня бегала сломя голову! Мне надо искупаться.

Карпов умолк, а Илона далеко не сразу поняла, что именно привело его в недоумение. Лишь со временем она обнаружила, что Алексей Алексеевич привык мыться раз в неделю и свои привычки в этом смысле менять не намерен. Ну и пахло же от него… Илона мучилась несказанно, однако заставить Карпова принимать душ каждый день оказалось невозможно. А Карпов, в свою очередь, совершенно не понимал, зачем плескаться в воде ежедневно, где же это видано — каждый день мыться? Из-за этого он даже считал Илону немножечко ненормальной. Ну никому же от ее сумасшествия вреда нет, думал Карпов, а так-то она хорошая девочка, тихая, работает… И какие деньги зарабатывает! Больше двух тысяч рублей! Если бы он мог много ходить, он бы тоже пошел в почтальоны. Да куда уж с его-то спиной… Правда, Илоночка тоже жалуется, что у нее спина болит, но там совсем другое дело, у нее с почками что-то, это, наверное, можно вылечить, хотя девочка почему-то не лечится… А ему-то ничего не светит. Ему бы дожить свое потихонечку, и все.

И поскольку зарабатывать он не мог, а ел и пил в последние дни то, что было куплено на деньги удивительно красивой девочки, прибившейся к его дому, Карпов всячески старался доказать, что и он человек полезный. Ну, впрочем, так ведь и раньше было. Лялька добывала деньги, он занимался домашним хозяйством.

Стирал, готовил, убирал в квартире. Хотя Илона его уборкой недовольна, считает, что у них очень грязно… А ему кажется, вроде ничего, все в порядке, как всегда было.

В пятницу терпение Илоны лопнуло. Едва закончив труды по разноске писем и газет, она отправилась в универсам и истратила все, что у нее еще оставалось, на водку и хорошую ветчину. Ей хотелось прихватить и сырокопченой колбаски, но на это денег уже не осталось. Придя «домой», Илона с отвращением глянула на приготовленные Карповым щи из квашеной капусты, жареного лука и бульонных кубиков. «Как он может есть такую гадость, — думала она, выставляя на стол три бутылки и выкладывая пакет с ветчиной, — этим же отравиться можно…» Однако Карпов своей стряпней был доволен. Пока Илона принимала душ, он накрыл на стол, порезал толстыми ломтями ржаной хлеб, выложил на тарелку принесенную Илоной ветчину, покачав головой при мысли о том, сколько этот продукт может стоить. Распечатал одну бутылку, достал стопки, внимательно осмотрел и решил, что надо бы их еще раз помыть. Илоночка уж очень брезглива — если заметит на посуде хоть маленькое пятнышко, ни есть, ни пить не станет. Приходится тарелки по три раза перемывать, чтобы ей угодить…

Карпов от природы был изрядным копушей, делал все чрезвычайно медленно, так что к тому времени, когда Илона выбралась из ванной (отмытой совместными усилиями до вполне приличного состояния), он только-только закончил сервировку. Илона села к столу, с отвращением уставилась на уродливые граненые стопки, на грубые тарелки из потрескавшегося дешевого фаянса, на алюминиевые ложки и вилки… Ох, какая гадость, какая гадость этот ваш суп, и этот ваш ржаной хлеб, и все вокруг… Ох, какая гадость!

Карпов придвинул к ней тарелку, до краев наполненную отвратительным варевом, налил в стопочку водки, заискивающе улыбнулся:

— Ну что, девочка, давай за твое здоровье выпьем!

— Давай, — хмуро кивнула Илона.

Выпив, она взяла кусок ветчины и принялась лениво жевать его, уставившись в тарелку и думая о том, как жить дальше… Хорошо еще, что это хромое и кривое чучело не помышляет о сексе, оно давным-давно забыло, что это такое… Илона хмыкнула при этой мысли. Секс! Да уж, это было бы сверх всякой меры… Но спать-то все равно приходится в одной кровати с этим убогим, хотя и под разными одеялами. Просто у него нет другого места для постели, даже дивана не имеется в этой нищей дыре, только кровать, два полуразвалившихся кресла и низкий столик. Да еще старый платяной шкаф и тумбочка, на которой когда-то, в незапамятные времена, стоял телевизор. Большая комната выглядит совершенно пустой… Голые стены, рваные занавески на грязных окнах… Господи, да куда же это она попала?! И телевизора нет. Как же она будет следить за лотерейными тиражами? Илона терпеть не могла проверять результаты по газетам. Это же сколько ждать приходится! До вторника, а то и до среды! Никакого интереса. Илоне нравилось следить за пляской шаров, с азартом ожидать следующего номера, лихорадочно отыскивать нужную цифру в своих билетах… А заглянуть в газету и прочитать сухие числа… Да какая же в этом может быть радость, даже если и выиграл? Нет, тут важен процесс игры…

А что, если пойти в казино?

Илона вдруг сообразила, что Нерадов ни разу не водил ее в игорные залы. Почему? Вот так раз… И ей не пришло в голову попросить его об этом. А ведь в казино люди выигрывают сумасшедшие деньги… Но для того, чтобы пойти туда, нужен приличный туалет, кое-какая сумма денег и сопровождающий, во всяком случае, для первого похода… Так что вряд ли в ближайшее время удастся посетить одно из этих заманчивых заведений. А что касается Толяна, то он, наверное, боится игорных залов. Возможно, он азартен, не умеет вовремя остановиться… Ну уж она-то сумела бы. Илона представила, как она бросает жетоны на зеленое сукно… На ней открытое черное платье из плотного матового шелка, на шее — колье с бриллиантами, на ухоженных руках — тонкие кольца (бриллиант, изумруд, сапфир)… Голос крупье звучит мягко и завлекающе: «Ставки сделаны, дамы и господа…» И начинается круженье колеса рулетки, и шарик танцует нервно и многообещающе, приковывая к себе взгляды игроков… А потом он. замирает, и Илона видит: она выиграла! Сто тысяч долларов!.. Нет, она не станет продолжать игру в надежде ухватить еще больше, с фортуной не шутят, Илона слишком хорошо знает, чем это кончается… Полным проигрышем, крахом, депрессией…

Она пила рюмку за рюмкой, совершенно забыв о Карпове, не видя его, не слыша его слов, и в ее душе постепенно нарастала злоба — на весь мир, на свою неудачливость. Она ненавидела Толяна Шрадова, она готова была убить любого, кто подвернется под руку… Но выплеснуть свои чувства она могла только на жалкого Карпова, сидевшего напротив нее и с удовольствием уплетавшего щи.

— Ты… — процедила Илона сквозь зубы. — Ты, вонючка…

Карпов поднял голову и удивленно посмотрел на нее. Илона при виде его сморщенной обезьяньей рожицы окончательно вышла из себя.

— Тунеядец! — хрипло выкрикнула она. — Только и умеешь, что жрать. На мои деньги живешь!

— Ну, хрен махровый, — растерялся Карпов, — девочка моя, так ведь я же инвалид, что я могу-то? Я же стараюсь, без дела не сижу…