Американец - Рожков Григорий Сергеевич

Зато есть интересный плюс… Советско-турецкий союзный договор 1940 года. Это интересно. В справке сказано, что с 1920 года СССР помогал Турции. Когда имперское правительство, чувствуя свой близкий конец, начало громить христиан, а Ататюрк, пользуясь этим как предлогом для свержения старого строя, призвал на помощь СССР. Короче, мир, дружба, чупа-чупс… И с той поры тянется довольно крепкое партнерство двух государств. Итог – договор и защищенное Черное море. Я уже чувствую, как нефтехранилища в румынской Констанце беспомощно пылают, оставшись без флота прикрытия, так и не прошедшего Дарданеллы…

Больше в справке ничего не было, поэтому, просто отбросив ее, не чувствуя вкуса, я жевал рагу. Ну и дела. Ну и дела… Сколько же тогда у немцев сил, без учета задействованных против англичан в Африке и Франции дивизий, брошено против СССР? А на границе Франции и Испании стоят немецкие дивизии? Испанцы-то не обратились в фашистов, и потенциально союзная Англия под боком.

Сколько всего нового и сложного… Что же нас ждет в будущем?..

Есть чувство, что ничего хорошего не ждет точно. Фронт стоит, но лишь слепой или глупец не ощущает приближения бури. Дурак я, надо было кое-что раньше сделать!

Подполковник Карпов немного удивился, услышав от меня предложение побеседовать.

– Товарищ Пауэлл, что-то случилось? К чему такая неожиданная спешка? И зачем вы попросили меня принести пустую папку?

Беседу тет-а-тет я хотел провести подальше от лишних глаз и ушей. Лучшим местом, по моему мнению, была опушка леса на дальнем конце взлетной полосы. Там только зенитчики да охрана изредка бродят, а бойцы из батальона обслуживания и летчики не суются на открытое пространство в промежутках между вылетами.

– Возьмите это.

Извлеченные из-под рубашки помятые листы бумаги вызвали у Карпова очередной приступ удивления. Непонимание длилось ровно секунду, потом подполковник, мельком пробежав по первой аннотации к рисунку, изменился в лице. Изобразив одну из своих «лучших» улыбок, он спросил:

– А почему вы отдаете это мне, а не своему командиру – полковнику Дерби?

– Потому что я хочу помочь в первую очередь Советскому Союзу. – В глазах собеседника читаю одобрение. – И я тут подумал, что раз здесь у вас такая крепкая дружба с США, то вскоре и мне достанется в пользование по экземпляру тех вещей, что изображены на рисунках. Вы же поделитесь с союзниками? – Думаю, меня не оставят без советского бронежилета, когда они пойдут в производство.

– Поделимся, товарищ Пауэлл, об этом можете не волноваться…

– Могу я попросить вас о небольшой услуге, товарищ подполковник? – Сначала я расстроился, что рейнджеры, приехавшие на практику, оказались моей охраной, но потом кое-что решил.

– Да, конечно.

– Мне нужен адрес семьи сержанта Мэтью Кипа… – Собеседник слегка нахмурился и задумался. Остальных из группы практикантов я толком не узнал, а вот с Кипом пообщаться успел. – Сержант очень хотел послать своей матери автограф капитана Стюарта…

– Насколько мне известно, командование корпуса уже отправило письмо с соболезнованиями семье сержанта… – Мы столкнулись взглядами, и Карпов коротко кивнул. – Я понял. Спрошу у Дерби…

Через два дня я наконец избавился от жутко мешавших повязок на ногах и голове. Все! Я здоров и мечтаю свалить отсюда. Письмо матери сержанта Кипа я уже отправил, даже удалось найти листок с автографом Джеймса Стюарта и вложить его в конверт. Что я написал? А то, что думал. Никаких тайн раскрывать не стал, просто рассказал о том, что знал про сержанта Кипа…

Перед отъездом мне удалось выловить капитана Стюарта, вернувшегося из госпиталя. Его ранение в руку потребовало «штопки», поэтому отсидеться на аэродроме ему не дали. Зато я все-таки смог с ним поговорить. Оскароносец был рад меня видеть в целости и сохранности. Он душевно поздравил меня с первой, и при этом сразу очень результативной, победой в воздушном бою, потом поблагодарил за спасение экипажа и самого самолета, который отправили всего лишь на ремонт, а не на списание, несмотря на всю серьезность повреждений. Также я узнал, что за трех сбитых мне полагается две тысячи сто долларов и Крест Летных Заслуг. Комэск уже отправил наградной лист в штаб Корпуса. Так что стоит ждать очередного приступа звездной болезни, подкрепленного фонтаном денег. Два косаря баксов – сейчас это ДЕНЬГИ…

Э-эх, вот выиграем войну, накоплю денег и куплю в Голливуде какую-нибудь кинокомпанию. Буду до старости фильмы снимать про войну совместно с «Мосфильмом»… Да такие, чтобы нигде и никто не посмел коверкать историю!..

Стюарт рассказал про Эрика Ди. Лейтенанта с иссеченными осколками руками и ногами отправили в Москву на лечение, и пока замены ему в эскадрилью не прислали, поэтому капитан будет куковать на земле, размышляя о высоком.

Расставались мы уже друзьями. Интересная штука получается: я с ним знаком всего пару дней, а война, легко отрубив все лишние препоны, оставила людей и их натуру такой, какая она есть на самом деле. Капитан дал мне свой нью-йоркский и адрес полевой почты. Под конец беседы я проговорился о желании купить после войны киностудию, и Стюарт просто загорелся идеей помочь мне… Ну что же, от помощи знаменитости не стоит отказываться.

После обеда дежурный по эскадрилье сообщил, что прибыл транспорт и меня уже ждут. Подполковник Карпов и полковник Дерби тоже собирались ехать со мной, поэтому они с вещами шли той же дорогой, что и я с дежурным. Меня это не удивляло, скажем так. Было кое-что иное, заставляющее сомневаться в правильности направления нашего движения. Мы шли не в глубь леса, где я позавчера нашел замаскированное место, куда приезжают машины с грузами и пассажирами, а в сторону поля, откуда взлетают бомбардировщики эскадрильи.

– Сэр, а нас что, на самолете в Могилев повезут?.. – Вопрос успел обрести звуковую форму, прежде чем я потерял дар речи.

Мы вышли из леса на опушку и замерли. На поле стоял… вертолет! Машина была очень похожа на «Литлберд» Эм-Ха-6. Только чуть крупнее – с двумя сиденьями впереди и тремя сзади и без вооружения.

– Это… вертолет? – промямлил я.

– Это геликоптер, лейтенант. Вам они знакомы? – Как же легко встревожить моих опекунов.

– О да, знакомы. В моем мире вертолетов, именуемых вами геликоптерами, много… – В голове что-то щелкнуло, и меня заклинило. – В армии их используют в качестве средств доставки мобильных групп войск на передовую или для эвакуации раненых непосредственно с поля боя. С ракетным, пулеметным и пушечным вооружением вертолеты выполняют функции штурмовиков и истребителей танков…

Голова слегка загудела от неожиданно прорвавшегося потока информации.

– Занимательно… Это геликоптер Си-6. Новейшая разработка гениального советского конструктора…

– Сикорского Игоря Ивановича, – закончил я за Карпова.

– Верно, – слегка запнувшись, подполковник подтвердил мою правоту. – Си-6 начал поступать в войска лишь в конце июня. Пока эти машины используют для выполнения курьерских, транспортных, эвакуационных и разведывательных задач. И я точно знаю, на данный момент проходят испытания боевые версии Си-6 и других новых геликоптеров. – Приятно знать, что вскоре над головами будут гудеть боевые вертолеты. – Ладно, забирайтесь в геликоптер, лейтенант. Через сорок минут мы будем в Могилеве…

Я, Карпов и Дерби уселись на задние сиденья вертолета. Никаких дверей в этой машине даже в помине не было, и я первым же делом поспешил пристегнуться страховочным ремнем. Дерби, севший на противоположной стороне, тоже быстренько обезопасился от возможного выпадения. Оторвались от земли легко, но очень шумно…

Пилот вертолета, веселый сержант, всю дорогу пел песни, наплевав на то, что с ним летят трое офицеров, двое из которых в довольно высоких званиях. Хотя тут не сильно-то его упрекнешь – полностью открытый Си-шестой гудел так, что я лишь изредка мог расслышать отдельные отзвуки песни пилота. К сожалению, в новенькой машине не хватало средств внутренней связи, и мы с товарищами из комсостава сидели всю дорогу молча, не имея никакой возможности поговорить.