Поручик - Евгений Адгурович Капба

вешали? — спросил я Вольского.

Он помрачнел, сжал скулы и решительно ответил:

— Нет!

— Ну вот, значит и бояться вам нечего. Поедем на поселение дружной компанией, на месте разберемся.

* * *

Теплушка была ничем не хуже тех, на которых я со своими солдатам объездил половину Империи.

Эта мысль заставила меня глубоко вздохнуть: черт побери, даже мерзкая рожа Стеценки была бы куда более приятным соседством, чем нынешняя компания. Нет, правды ради, людьми они были в целом неплохими. В целом. Не плохими.

Тот же Вольский — реалист и практик, неплохой собеседник… Но быть аполитичным пограничником- «оливкой» с каждым днём становилось всё труднее. Особенно допекал меня Эдик. Тот самый принципиальный парень в очках. Эдуард был очень типичным лоялистом. Мы с ним были одного возраста, оба росли на периферии — только я на юге, а он на западе. И смотрели на мир как будто через очки разного цвета.

— … как всякий разумный человек! Я не смог не выйти на демонстрацию после того, как увидел, как кавалеристы плетями разогнали антивоенный пикет! Это в стране, где за десять лет до войны была объявлена свобода собраний!

На подобные темы спорить с лоялистами любил Лазаревич — успешный делец и неуспешный контрабандист, который погорел на ввозе особо крупной партии контрафактных папирос. На его смуглом лице иронично блестели голубые глаза, выдавая огромное удовольствие от доведения до белого каления вспыльчивого Эдуарда.

— Это вы про события в Искоростене? Город был на военном положении, вы в курсе? Это предполагает запрет на любые митинги и шествия — в соответствии с законом.

Эдик возмущенно выдохнул:

— Разве можно оправдывать насилие к мирным протестующим? Они били плетями невинных людей, женщин! У одной девушки оказалось изуродовано лицо, до конца жизни! Они гайки накручивали на кончики хлыстов, понимаете?

— Девушка знала о военном положении?

— Это не помеха для тех, у кого есть совесть! Войну нужно было прекращать — это было понятно любому разумному человеку! Люди гибли ни за что, ни про что…

— То есть когда Протекторат напал на наших иллирийских союзников, вступать в войну не следовало? — это было тактикой Лазаревича — выбесить Эдика бесконечными вопросами.

— Да! То есть нет! Почему наши солдаты должны были гибнуть за чужие интересы? Мир без аннексий и контрибуций — вот первое требование которое выдвинула Ассамблея, и мы всячески…

— И что — получилось? Ваш родной Искоростень был оккупирован Протекторатом сразу после подписания перемирия, и находился в таковом состоянии, пока Новая Имперская армия не вышвырнула оттуда тевтонов!

Тут уж я не смог удержаться:

— Справедливости ради, там стояли не тевтонские, а сарматские части, и они сами сложили оружие…

— Ради Бога, поручик, вы военный, вам виднее… — поднял ладони вверх Лазаревич. — Ой, простите… Не военный, а пограничник, а то ведь снова прицепитесь…

В этот момент состав остановился, и вдоль него забегали жандармы — разносили ужин. Это была жидкая комковатая овсяная каша с черным хлебом. После каши раздали яблоки, вялые и иногда — червивые, каждому по штуке. Эдик слопал кашу очень быстро, орудуя ложкой с завидной энергией. Яблоко он тоже сожрал моментально — остался только хвостик.

— Мы для имперцев — расходный материал, — сказал Эдик. — Сдохнем — и черт с ним. Посмотрите на эти вагоны — разве можно людей возить в таких вагонах в такую погоду?

Тут мы с Вольским понимающе переглянулись. Вагон был еще ничего — по крайней мере из щелей не дуло и соломы нам набросали прилично. Да и погода для Севера была вполне терпимой — то ли еще будет осенью-зимой!

Лазаревич перехватил наши взгляды и тут же сообразил, что упустил целую тему для издевательств:

— Эдуард, а вы служили?

— Служить бы рад, прислуживаться тошно! — гордо ответил Эдуард.

— А как же лояльность?

— Лояльность можно по разному проявлять! У меня была ответственная работа!

— В штабе, писарем? — усмехнулся уже Вольский.

Вообще-то он парня периодически защищал. По собственному признанию старшего лейтенанта — сам таким был, пока не попал в войска.

— Нет, не в штабе. В Главпродзаге! — гордо ответил Эдик. — Снабжать продовольствием голодающих рабочих — что может быть достойнее? Я руководил отделом статистики!

В углу вагона зашевелились душегубы. На самом деле эти дюжие сельские парни никого ни разу не убили — по крайней мере при имперской власти. Эти доведенные до ручки поселяне с голодухи грабили прохожих и проезжих на большой дороге. Работники ножа и топора винили во всех своих несчастьях продразверстки, и, соответственно — Главпродзаг. Правда, о причинах, вынудивших двух братьев заниматься всё тем же ремеслом после отмены продразверсток и решения о Земельном проекте они умалчивали.

Слова Эдика они восприняли близко к сердцу.

— Тише, тише братцы-разбойники! — лоялисты тут были в большинстве, и Вольский пользовался авторитетом, поэтому шевеление прекратилось.

А Лазаревич оскалился:

— Вот Эдик, пойди, ребятам расскажи о достойной работе по заготовке продовольствия…

— Саботажники… — буркнул Эдик. — Люди в городах пухли от голода, а они зерно прятали… Куркули…

Говорил он это тихо, чтоб поселяне-душегубы его не услыхали.

— Я вот помню как в конце той войны стоял в очереди, за сдобой… — снова не смог удержаться я.

— Чертовы очереди! — тут же подключился Эдик. — На целую версту порой растягивались, за всем чем угодно — за молоком, хлебом, не говоря уже о мясе!

— Кошмар-то какой! — хохотнул Лазаревич. — Ты после того, как по приговору Ассамблеи императора-батюшку за ноги-то подвесили, мясо в глаза видел?

— Вообще-то, — заявил Эдик, — у меня был усиленный паёк!

* * *

Наша станция называлась Остров. Почему остров — непонятно? Морем тут и не пахло. Каменистая равнина, станционные постройки, форт, и, где-то на горизонте — темно-зеленая полоска леса.

Жандармы вывели из вагонов лошадей, построили нас, и старший охраны — огромный фельдфебель с шикарными усами, заявил:

— Так, — с господа ссыльнопоселенцы. С сего момента — вы имеете все права и обязанности, связанные с этим новым статусом. Предупреждаю сразу — захотите сбежать — бегите к чертовой матери. Следующий поезд через три дня, ближайшее место, где есть живые люди — это Новый Свет, куда мы с вами и направляемся. А здесь, на Острове — все жители — это железнодорожники, гарнизон и их семьи. Из питания тут — одни лишайники на камнях, можете попробовать — они невкусные. До Нового Света как раз до вечера доберемся, там сегодня на ужин… Сегодня среда? По средам у них рыбные котлеты и картофельное пюре. Вот и решайте сами. Мы поехали — а вы догоняйте.

Жандарм неожиданно легко для его комплекции