Поручик - Евгений Адгурович Капба

к сердцу. Вечером мы ужинали вместе — была у генерала Крестовского причуда — он не любил ужинать в одиночестве, и в редкие вечера, когда не было гостей, я составлял ему компанию.

— Я склонен доверять молодым. Мы, старики, скоро уйдем — и Империя будет вашей. Такие люди как его светлость Тревельян, господин Вознесенский и их товарищи — вот будущее нашей родины. Я вам крамольную мысль скажу — Империю профукали нынешние полковники. Да-да, поколение этих сорока-пятидесятилетних холеных и во всех отношениях положительных господ. Они жили в слишком хорошие времена, а когда эти времена закончились — полковники просто не справились с управлением, сдали страну тридцатилетним голопанам с синими бантами. Самое крамольное — это то, что последний император тоже был полковником…Поэтому у меня одна надежда — мы, старики, продержимся еще лет десять-пятнадцать, и за это время нам нужно подрастить себе смену — из вас! Да-да, такие как вы, поручик, тоже будут очень нужны… Чтобы такие как Тревельян и Вознесенский не превратились в холёных и во всех отношениях положительных господ… А такие, как Арис, не уподобились лоялистам.

* * *

Я должен был забрать парадный мундир его превосходительства из прачечной через полчаса — нам предстоял торжественный выход. Это было первое мероприятие подобного рода за четыре недели моей службы адъютантом. Артур Николаевич усмехался в бороду:

— Ваше дело стоять слева и чуть позади меня, иметь бравый вид и бдить! Вот и бдите — и не задавайте лишних вопросов.

Перед тем, как зайти в прачечную, я наконец, наведался в библиотеку. Пожилая сухонькая дама выдала мне довоенный еще альманах «Кто есть кто в Династии» — он тогда издавался ежегодно, с фотографиями и комментариями. Времени было в обрез, и я листал страницы с бешеной скоростью.

«Его Высочество, великий князь Артур Николаевич!». Меня как громом ударило — Крестовский — это по матери! Родной дядя последнего императора, дитя морганатического брака без права на престол, великий исследователь Севера, председатель Императорского географического общества! Единственный пятый генерал-аншеф за всю историю Империи — этот чин ему присвоили в знак заслуг по освоению и изучению северных земель и Полярных островов…

Многое становилось на свои места, многое, но не всё. У меня было такое чувство, как будто меня контузило во второй раз, когда я забирал белоснежный мундир из прачечной и потом, когда помогал его превосходительству (Его Высочеству?) облачиться.

Наверх на мундир он накинул плащ, и мы вышли из подъезда. Нас встречал огромный черный автомобиль. За рулём сидел Арис в форме преторианца без знаков различия. Он даже кивнул мне, когда я открывал заднюю дверь перед Артуром Николаевичем.

Мы промчались по пустым улицам города и выехали на шоссе. Там к нам присоединились еще автомобили — целая колонна. Через сорок минут мы свернули в лес и по хорошей асфальтированной дороге доехали до внушительных размеров арки. На арке красовались череп и кости и девиз преторианцев: «Победа или смерть!»

Я выбрался первым и осмотрелся. Из автомобилей высыпали молодые люди в мундирах лейб-гвардии. Я нашел взглядом Тревельяна и Вознесенского. Доктор что-то сказал акустику и они оба рассмеялись.

Дождавшись, пока лейб-гвардия построиться, я открыл дверцу его превосходительству, и приложил открытую ладонь к виску, салютую по-имперски. Мы прошествовали сквозь арку к каменной трибуне — Артур Николаевич, я — слева и чуть позади, и два десятка лейб-гвардейцев — в каре, окружая нас со всех сторон.

Грянули звуки торжественного марша. Ровные ряды преторианцев чеканили шаг. Генерал Крестовский поднял руку в приветствии:

— Здравствуйте господа преторианцы!

— Здра-ви-я же-ла-ем Ва-ше Вы-со-чес-тво! — не теряя дыхания отвечал цвет и гордость имперской армии.

— Его Высочеству Регенту — ура! — раздался звонкий голос командующего парадом молодого статного генерала.

— Ура, ура, ура-а-а-а!!! — их клич был подобен грому.

Генерал-аншеф Крестовский, Его Высочество Регент — хозяин и правитель Империи, улыбался в бороду и жмурился от лучей солнца, которое выглянуло из-за облаков и испортило серьезность момента, заиграв солнечными зайчиками, отражаясь от обнаженных клинков, пуговиц на мундирах, поясных пряжек и кокард на фуражках.

XVII. КАЗЕННЫЙ ДОМ И ДАЛЬНЯЯ ДОРОГА

(наверное, это начало второй части книги?)

Давно ли мне били морду? Сложно сказать. На самом деле это очень ёмкое понятие — «бить морду». К этому сакральному действу нельзя отнести спортивные поединки, дуэли и сражение на поле боя. Битие морды предполагает самозабвенное нанесение ударов кулаками по лицу неприятеля и получения от процесса морального удовлетворения.

В той же ситуации, но ежели морду бьют тебе, удовольствие получить весьма сложно. Есть исключения — один знакомый подпоручик осознанно и добровольно напрашивался на мордобитие, желая усугубить чувство собственной ничтожности и никчемности в рамках вселенной. Чувство это его светлость Тревельян непременно обозвал бы экзистенциальным кризисом, и возникло оно у вышеупомянутого подпоручика в результате отвергнутой любви и на фоне алкогольного опьянения мало совместимого с жизнью.

В моем случае ни о какой добровольности речи не шло. Империя сказала — «надо», офицер ответил — «есть».

— … занимаются сраным говном, вместе со своим Регентом, Тайным советом и преторианцами! А там воруют людей, крадут прямо из родных домов и продают в рабство! — орал я, размахивая недопитой бутылкой. Мне особенно легко было изображать праведный гнев, поскольку тему я изучал на практике. — Жгут деревни, вырезают целые хутора! Лоялисты, имперцы — да пошли вы все в жопу вместе с вашими ассамблеями и регентами! Да гори они все синим пламенем!

Компания артиллерийских унтер-офицеров уже поднималась из-за стола и двигалась мне навстречу.

— Эй, «оливка», остынь… — легла мне на плечо тяжелая рука.

«Оливками» звали пограничников — за цвет их мундиров. Мне пришлось стать поручиком Корпуса пограничной стражи — коротко стриженным, бородатым и злым на весь свет. Я заметил черный рукав бушлата и пуговицы с якорями, и сбросил ладонь:

— Хорошо тебе, морячок, в консервной банке по ссаной луже плавать? Сколько вас тут, в этом болоте — двадцать тысяч засранцев на пятидесяти калошах? Пятнадцать тысяч пограничников на пятнадцать тысяч верст сухопутной границы империи, а? Нам жопами своими работорговцев и контрабандистов распугивать?

Морячок вломил мне первым, потом подключились унтера.

* * *

Всё дело было в позиции руководства Корпуса пограничной стражи. Если честно, меня они всегда восхищала. Пограничники остались на местах и несли службу, даже когда лоялисты захватили власть. И потом, когда началось имперское восстание. Помимо западной границы, которая горела огнем во время войны с Протекторатом, у нас был огромный восточный фронтир, и южная засечная черта. С