Хроники открытия Америки. Новая Испания. Книга I: Исторические документы - Христофор Колумб

Оставим, однако, жрецов и вернемся к Кортесу, который с помощью наших толмачей, доньи Марины и Херонимо де Агилара, произнес им весьма поучительное слово — мол, отныне мы будем почитать их братьями и он во всем окажет им поддержку, какую только сможет, против Моктесумы и его мексиканцев и уже, мол, послал тем предупреждение, чтобы они здешних не трогали и дани с них не взимали. И отныне, сказал он, поелику в их высоких храмах идолов у них не будет, он поставит там великую владычицу, мать Господа нашего Иисуса Христа, в которую мы веруем и которой поклоняемся, дабы они тоже почитали ее своей владычицей и заступницей. На сей предмет повел он с ними беседу и рассуждал столь успешно и к случаю уместно, что нет слов для похвалы, и было индейцам объяснено многое касательно нашей веры, да так красноречиво, как ныне умеют делать священники, и индейцы выслушали сии речи с великой охотой.

Затем Кортес велел созвать всех индейцев-каменщиков, сколько их было в том селении, да нанести побольше извести и ее замесить, и он приказал им соскрести засохшую кровь на стенах их капища и хорошенько их очистить. А на другой день побелили стены и поставили алтарь, накрытый красивым покрывалом, и Кортес приказал принести побольше роз, которые там растут, на диво душистых, да зеленых веток, и украсить капище ветками, и впредь содержать его в чистоте и постоянно подметать.

Для исполнения сих обязанностей он назначил четырех жрецов, приказав им отрезать их длинные волосы, о коих я уже рассказывал, и надеть белые сутаны, а те, что на них, скинуть, и велел всегда соблюдать чистоту и служить изображению Пресвятой Богоматери, подметать кругом и украшать храм цветами; а чтобы не ленились, приставил к ним нашего солдата, хромого и старого воина по имени Хуан де Торрес де Кордова, наказав ему жить при храме на манер отшельника и следить, чтобы жрецы исполняли все как велено. И еще отдал распоряжение нашим плотникам сделать крест и водрузить его на основании, которое мы заново сложили и аккуратно побелили известью.

На другой день поутру отслужили перед алтарем мессу, правил ее фрай Бартоломе де Ольмедо, а затем индейцам сказали окурить здешними благовониями святое изображение Богоматери и святой крест, и еще их научили делать свечи из здешнего воска и велели, чтобы свечи эти постоянно горели перед алтарем, а раньше-то они воском не умели пользоваться.

На мессе присутствовали знатнейшие касики этого селения и других, присоединившихся к нашим, а также привели восьмерых индеанок, дабы их окрестить, — покамест они пребывали у своих родителей и дядьев, — и объяснили им, что отныне они не должны приносить жертвы и поклоняться идолам, а только веровать в нашего Господа Бога; многому научили их касательно нашей святой веры и затем окрестили, и племянницу толстого касика нарекли доньей Каталиной, а была она очень уродлива; подвели ее к Кортесу, и он принял ее с радушным видом. Дочь Куэско, тоже знатного касика, была названа доньей Франсиской, эта для индеанки была очень хороша собой, и ее Кортес отдал в жены Алонсо Эрнандесу Пуэртокарреро. Что ж до шести остальных, я имен их не помню, но знаю, что Кортес распределил их между солдатами.

Совершив эти дела, мы простились со всеми касиками и старейшинами, отныне и впредь они относились к нам как нельзя лучше, особенно же им понравилось, что Кортес принял их дочерей и что мы их забираем с собою; Кортес еще раз пообещал им всяческую помощь, после чего мы отправились в нашу крепость Вилья-Рика.

Глава XLIX

о том, как мы возвратились в нашу крепость Вилья-Рика-де-ла-Вера-Крус

Окончив этот поход и заключив дружеский союз с индейцами Сингапасинги и Семпоальяна и других окрестных селений, согласившихся повиноваться Его Величеству, а также совершив все прочее, о чем я рассказал, мы возвратились в Вилью, приведя с собою некоторых старейшин из Семпоальяна; и тут мы узнаем, что в этот же день с острова Куба пришло судно, капитан коего именовался Франсиско де Сауседо, а нами был прозван франтом — за то, что чересчур похвалялся своей учтивостью да щегольством, — и с ним еще приехал Луис Марин, капитан, побывавший уже в Мексике, весьма достойный человек, и еще десять солдат. Сауседо привез жеребца, а Луис Марин — кобылу, и еще привезли они вести с Кубы: из Кастилии прибыли Диего Веласкесу грамоты с полномочиями на то, чтобы выменивать золото и заселять новые земли. Друзья Диего Веласкеса весьма были обрадованы, особенно когда узнали, что ему привезено назначение на должность губернатора Кубы.

Оказавшись снова в Вилье и не имея охоты возиться с завершением крепости — а ее постройкой еще занимались, — большинство наших солдат, и я в том числе, сказали Кортесу, чтобы то, что уже построено, пусть, мол, пока остается в том виде, как есть, а там уже можно было приступать к плотницким работам. Мы, мол, уже более трех месяцев находимся в этих краях, и неплохо было бы пойти поглядеть, что за птица этот великий Моктесума, и поискать счастья и богатства, но, прежде чем пуститься в путь, надо бы послать поклон Его Величеству, передать, что мы целуем его ноги, и представить рассказ и отчет обо всем, что произошло с нами после отъезда с острова Куба. Пошел также разговор о том, чтобы послать Его Величеству все золото, которое мы раздобыли — и в обмен, и в виде подарков, присланных Моктесумой.

Кортес ответствовал, что надумали мы дело весьма похвальное и что сам он уже говорил об этом с некоторыми из наших, но, как полагает он, среди солдат, возможно, найдутся такие, что пожелают получить свою долю, а ежели все наше золото разделить, то послать придется слишком мало, по каковой причине он, мол, поручил Диего де Ордасу и Франсиско де Монтехо, людям деловым, обойти всех солдат и тем, кого можно заподозрить в желании потребовать свою долю золота, сказать следующие слова: «Сеньоры, вы знаете, что мы хотим послать в дар Его Величеству золото, которое здесь раздобыли, и, поскольку это будет первое золото, посланное из здешних краев, его бы должно быть куда больше; вот мы и решили, что должны отдать причитающиеся нам доли. Мы все, кабальеро и солдаты, перечисленные в этом листе, расписались в том, что отказываемся от золота, ибо хотим побольше послать Его Величеству, дабы снискать его милости. Ежели кто потребует свою долю, ему не откажут. Но кто ее не потребует, тот пусть поступит как мы — поставит здесь свою подпись». И таким образом подписались все как один.

После чего прокурадорами[109] для поездки в Кастилию были назначены Алонсо Эрнандес Пуэртокарреро и Франсиско де Монтехо, коим сам Кортес отдал более двух тысяч песо из своей доли, и было велено подготовить лучшее судно нашего флота с двумя лоцманами, одним из коих был Антон де Аламинос, знавший, как пройти по проливу среди Багамских островов, ибо он был первым, кто плавал по тому проливу, и еще мы снарядили пятнадцать матросов и обеспечили их необходимым провиантом.

Закончив же приготовления, решили, что надобно описать Его Величеству все, что с нами тут произошло. Кортес написал особо и, как он нам сказал, написал все точно, однако его письма мы не видели; а члены нашего аюнтамьенто[110] и мы, десятеро солдат, написали о том, как заселяли сию землю и как избрали Кортеса генералом, описали все, как было, ничего не упустив, и я, вместе с другими, поставил свою подпись; но, кроме этих писем и реляций, мы все вместе, капитаны и солдаты, написали еще другое письмо и реляцию.

Глава L

о том, как Кортес вершил правосудие

Сердца у людей разные, у каждого свое, на другие непохожее, также и мысли, и вот, через четыре дня после отплытия прокурадоров к императору, нашему повелителю, некоторые друзья и слуги Диего Веласкеса, а именно Педро Эскудеро, Хуан Серменьо, Гонсало де Умбрия, лоцман Бернальдино де Кория, священник Хуан Диас и братья-матросы по имени Пеньятес, недовольные Кортесом, вошли в сговор. Одни были обозлены потому, что он им не дал разрешения возвратиться на Кубу, хотя прежде обещал это; другие — потому, что не отдал их долю золота, но послал ее в Кастилию; братья Пеньятес — потому, что приказал их высечь за то, что в Косумеле они украли окорок у некоего Баррио. И порешили заговорщики захватить небольшое судно и отправиться на Кубу, дабы известить Диего Веласкеса о том, что он в Гаване может в усадьбе Франсиско де Монтехо арестовать наших прокурадоров, везущих золото и послания.

Люди, о коих я говорю, уже и провиант погрузили — лепешки из юки, оливковое масло, рыбу, воду и прочее из тех жалких запасов, что у нас имелись. И когда они уже готовились взойти на судно — а дело было после полуночи, — один из них, Бернальдино де Кория, видимо, почувствовал раскаяние, что возвращается на Кубу, и донес обо всем Кортесу.

Едва Кортес узнал о сговоре, о том, сколько человек, каким способом да по какой причине хотят уехать, узнал, кто именно обсуждал этот тайный побег, приказал немедля убрать с судна паруса, компас и руль, а заговорщиков схватить и произвел дознание. Они признались во всем и обвинили еще нескольких, якобы стоявших за нас и до поры до времени, не имея другого выхода, притворявшихся. Кортес вынес приговор: Педро Эскудеро и Хуана Серменьо повесить, лоцману Гонсало де Умбрия отрубить ступни ног, братьям-матросам Пеньятес — двести ударов бичом каждому, а падре Хуану Диасу, не окажись он в это время на молитве, тоже досталось бы, но и так он был перепуган до смерти.