Мародеры - Леонид Влодавец

Нет надо было тогда дернуться, выпрыгнуть в дверь с «ПСМ», попробовать добежать до леса! Может, и убили бы, но не тосковал бы тут на одной воде из-под крана, да и то с привкусом ржавчины…

Но больше всего, конечно, Ежик переживал насчет того, где Макар и что с ним происходит. Потому что без Макара он сам себе человеком не казался. Макар — тот все знает, чего можно говорить, чего нет, как врать и в каком объеме. А он.

Ежик, ежели его начнут метелить, наверняка либо начнет говорить все, как на духу, и тем себя погубит, либо начнет врать, но так, что в два счета запутается и заполучит еще массу приключений на задницу. Хорошо еще, что Ежик не видел той фильмушки, которую Макару показывали, а то бы помер со страху. Конечно, нет-нет, да и наезжало на Ежика сомнение, что, может, Макар уже как-то открутился, куда-нибудь слинял, а его. Ежика, тут оставил, волкам на растерзание.

На самом деле все было совсем не так. Макар сидел в точно таких же апартаментах, что и его юный ученик. Точнее, лежал на топчане, подложив ладони под затылок, и, прикрыв глаза веками, размышлял о своих перспективах. У него тоже не отобрали часы, и он мог время от времени поинтересоваться, сколько натикало. Получалось, что перерыв в допросе несколько затянулся. По идее, если самой хозяйке некогда, то могла бы поручить своим жлобам без нее продолжить с Макаром просмотр фильма насчет «Маленьких наслаждений», а может, уже и начать их практическое осуществление. Но никто Макара не беспокоил, и от этого становилось почему-то еще страшнее…

ВЕЧЕРОМ

Никита проснулся оттого, что ему пощекотали нос. Он чихнул, открыл глаза и увидел, что около его кровати стоит Света.

— С добрым утром! — улыбнулась Света. Все еще полусонный, Ветров сел на кровати и покрутил головой.

— Просыпайся, просыпайся! — Света похлопала его по плечу. — Есть разговор.

Пока Никита умывался, она выставила на столик какую-то посудину, сделанную из ограненного под хрусталь стекла в форме прямоугольной башни старинного замка или монастыря, с притертой пробкой, как у графинчика. На этикетке значилось:

«Древлеславльская водка». В посудине вмещалось никак не меньше пол-литра. Кроме нее, на столике появилось несколько прямоугольных упаковок из прессованной бумаги с какими-то готовыми закусками, черная икра, бутерброды с колбасой, ветчиной и красной рыбой, шпроты и еще что-то. В тот момент, когда Света приглашала Никиту садиться, она доставала нарезанную на тонкие ломти буханку ароматного черного хлеба, похожего на «Бородинский». Не удержалась, чтобы не прорекламировать:

— Наш, здешний, свеженький! Чувствуешь запах?

— Чувствую, — сказал Никита, — своеобразный.

— Сейчас еще нашу водочку попробуешь, — сообщила Света, — только здесь, в области, такую делают. Тара оригинальная, правда?

И с этими словами она налила две хрустальные рюмашки.

— Значит, так, — торжественно объявила Света. — Сегодняшний день мы с тобой прожили не зря. У меня в сейфе лежит одна важная-преважная бумага, которую наш губернатор подмахнул от всей широты сердца и за очень скромную сумму. Вот за эту бумажонку мы и выпьем первую!

Чокнулись, выпили. Водка действительно была хорошая. Мягкая, не обжигающая, а чуть согревающая горло. И все остальное тоже, в том числе и душу.

— Сейчас я тебе еще салатик открою, остренький — как паз под водочку, — Света содрала фольговую крышку с одной из пластиковых упаковок и пододвинула к Никите. — Вот тебе вилка, кушай, поправляйся!

Никита разглядел, что в салате было много острого перца маринованных огурчиков, лука и зеленых помидоров.

— Не удивляешься, что к тебе с бутылкой пришла?

— Вообще-то удивляюсь. Днем как-то без этого разговаривали и, в общем, понимали друг друга.

— Так вот, я хочу выпить за то, чтоб ты всегда меня понимал и чтоб я тебя тоже понимала. Пьем?

— Нормальный тост. Пьем!

Чокнулись, выпили, закусили… Никита ощущал себя ни в одном глазу, только малость повеселее и попроще. При этом ему показалось, что Света намного хмелее его. Не то чтоб у нее язык заплетался или координация движений сильно нарушилась, а просто было впечатление, что она на пару рюмок больше выпила.

Например, она невзначай спихнула на пол вилку.

— Злая баба придет, — припомнил старую примету Никита, — постучи вилкой по деревяшке.

— Ты суеверный? — спросила Света, уже стуча вилкой по ножке стола.

— Не знаю. Иногда — да, иногда — нет, а что?

— А в судьбу веришь?

— Если б мне толком объяснили, что это такое, может быть, и поверил бы.

— Понимаешь, мне очень давно, лет десять назад, на старый Новый год, пришлось гадать с девчонками. Ну, знаешь, наверно, как иногда наша сестра дурью мается? Мне нагадали, представляешь себе, что я замуж не выйду до тридцати лет!

Уже хорошо, правда? Раньше мне казалось, чтo тридцать лет — это уже старуха. А теперь мне до тридцати осталось два месяца дожить. Всего-то!

— Зря сказала, — заметил Никита, — я думал, тебе двадцать пять, не больше.

— Врешь, подлизываешься. Я старше смотрюсь. И знаешь, почему? Потому что я не секретарша, а директор и должна быть солидней. Чтоб чувствовали, что с силой имеют дело. Видел в приемной теток? Им всем под полтинник. И каждая жутко важная, хотя всего-то управляет парой-тройкой булочных в лучшем случае, а в худшем просто десяток лоточниц снабжает, как посредник. Цены на мои булки нагоняет. А забрать отсюда — норовит дешевле… Вот поэтому я и привыкла их ошарашивать. Знай наших!

— Слушай, — спросил Никита, — давай еще по одной — и хватит?

— Это почему хватит? Пока весь графин не усидим — никаких гвоздей.

— Ты ведь еще до этого приняла? Небось в обладминистрации?

— Ну, приняла. Правда, не в администрации, а у главы на даче. Сегодня ж воскресенье. Чуть-чуть коньячку, в представительском плане. А что, я очень сильно пьяная?

— Нет, просто возбужденная немного. В России, если человек выпил, либо о политике говорить начинает, либо о работе. Правда, это больше мужчин касается.

— Ну да, а бабы чаще кости мужикам перемывают. Но если бабы при деле — их тоже на разговор о работе тянет. Это ты прав. Но бутылку уговорить надо. Сейчас третью выпьем — сделаем перекур.

— Хорошо. За то, чтоб тебе везло, как сегодня!

— Спасибо! Очень хорошее пожелание. Сегодня мне везет, это точно. А вчера

— очень хреново было. После Балясина.

— Все позади, не расстраивайся…

— Расстраиваться? Зачем? — улыбнулась Света. — Теперь мне на все начхать, я все сама поведу. А этим козлам — во!

Мисс Булочка согнула локоть и изобразила такой предмет, каким по природе не располагала. Никита усмехнулся.

— Слушай, — сказала Света, — пригласил бы ты меня потанцевать?

— А музыка? Из телевизора?

— Зачем? У меня плейер есть.

Света порылась в пакете, добыла оттуда плейер, пристроила один наушник себе в ухо, а другой — Никите, повесив сам аппарат на поясок своих брючек.

Щелк! Запись закрутилась…

«Пригласите! Пригласите! Пригласите!» — страстно выкрикивала в наушниках Пугачева. Никита осторожно положил руки на тонкую талию партнерши и ощутил, как ее маленькие, теплые ладошки легли ему на спину. Чуть покачиваясь, они стали ходить из стороны в сторону по небольшому пятачку пола, между кроватью, столом, креслами и тумбой телевизора…

ИЗ БИОГРАФИИ НИКИТЫ ВЕТРОВА

Никита рос в эпоху, когда на дискотеках редко танцевали в обнимку. Все больше дергались в общей куче, вихляясь и толкаясь, визжа от избытка чувств, сил и энергии. Тем более что были еще спиртным подогреты, а иногда и дурью какой-нибудь. Парни и девки на тусовках были одеты и пострижены почти одинаково — унисекс царил. Говорили на общем сленге, «грузили» друг друга малопонятными, но вызывавшими общий смех анекдотами, матерились хоть и относительно редко, но совместно, а также придумывали себе «жен» и «мужей» «по системе». То есть играли, шутки шутили. Конечно, при том, что чуть ли не все девицы в тусовке какое-то время числились Никите «женами», он ни с одной не целовался даже, не то чтоб что-то посерьезней. У других что-то было, а у него нет. Конечно, он был о сексе хорошо информирован — как-никак рос в эпоху гласности и порнографии! — но только теоретически.

В армии он тоже практических навыков не набрал. Там для этого условия не самые лучшие. Кто был очень охоч до приключений, те бегали в самоволки, а Никита нет. Ну а в Чечне вообще надо было побольше о собственной шкуре думать, чем о девушках. Очень многих дурачков, которые этого не понимали родители не дождались вообще или до сих пор дожидаются из плена.

Потом на какое-то время Никита впал в депрессию и вообще не мог врубиться в жизнь. Он уже и с прежними знакомыми не мог общаться, потому что их не понимал, куда уж тут о новых говорить. Причем ему и искать-то их не хотелось.

Лишь в последние месяцы, понемногу оттаяв за два года от зимы и весны 1995-го, он стал чувствовать в этом подспудную потребность. Но слишком много занимался учебой и слишком редко общался вне университета с однокурсниками, чтоб завязать какое-то серьезное знакомство.