Тропой дружбы - Макс Брэнд

— Сколько она стоит? — полюбопытствовал я.

— Я снизил на нее цену, не важно, по какой причине, — сообщил он, — до восьмисот долларов!

Вы поверите, если я скажу, что меня не удивила такая огромная цена? Но это было так. Потому что деньги, казалось, не могли иметь ничего общего с этой кобылой. Заплатить за нее столько, привести домой и назвать своей собственностью было бы просто глупостью. Нет, казалось просто несправедливым, что деньги могут дать кому-то право владеть такой лошадью, как она!

Но я не выдал моих мыслей, а только кивнул:

— Цена нормальная.

Краем глаза я заметил, что зеваки попадали с забора один на другого и вытаращили глаза на человека, способного так спокойно и небрежно заплатить за одну-единственную лошадь по цене целого табуна!

Дженкинс тоже почти растерялся, даже ушам своим не поверил.

— Вы говорите, что цена вам кажется нормальной?

— Да, — подтвердил я.

Он хрюкнул, будто его ткнули локтем в живот.

— Но, — продолжил я, — что за причина, по которой вы снизили цену? Что с ней такого?

— Сами видите, что у нее все в порядке, — хмыкнул Дженкинс.

Я вновь посмотрел на Кейт. Впрочем, в этом не было никакого смысла, я уже сказал — с первого взгляда было ясно, что она в порядке.

— Ну и все-таки, что же заставило вас снизить цену? — попытался настоять я на своем.

Дженкинс выплюнул соломинку.

— Дело в том, что она не совсем обычного роста. Для одних слишком мала, для других — велика!

Он произнес это медленно и серьезно, но почему-то по забору пробежал смешок.

Я повернулся и оглядел их всех, чтобы показать, что здорово презираю невежественных бродяг вроде них, а потом так же спокойно и уверенно, как Дженкинс, ответил:

— Похоже, она именно такого роста, какой мне и нужен. Я ее попробую.

— В самом деле? — удивился он.

— Да, попробую.

— Очень хорошо, сэр. Мы оседлаем ее.

— Не беспокойтесь, — остановил я его. — У меня есть седло. Просто пошлите кого-нибудь из ваших ребят в мексиканскую седельную лавку принести оттуда мои вещи.

— Какое имя назвать, сэр? — спрашивает Дженкинс.

— Просто скажите там, седло с резьбой.

Страшно пораженный, Дженкинс хотел что-то возразить, но тут на него напал приступ ужасного кашля, и он заткнулся. Однако Джорджа за седлом отправил. В ожидании я прислонился спиной к ограде и раскурил фабричную цигарку, хотя на мой вкус она была малость сладковата. Как я выяснил, высокая цена не всегда делает вещи хорошими.

Наконец прибыло седло и произвело настоящую сенсацию, можете мне поверить. Золото и серебро уже через секунду ослепляет людей, но эффект от уздечки превзошел все.

Когда всю эту амуницию, о которой я вам подробно рассказывал, надели на Кейт, она стала просто картинкой. Седло не может скрыть настоящую лошадь, оно и не скрыло Екатерину Великую.

Она стояла как вкопанная, пока я на нее забирался.

— Кейт привыкла к поводьям поверх шеи? — уточнил я.

— О, вы бывали на Западе и раньше, судя по тому, что вам известны здешние обычаи? — отозвался Дженкинс.

Вдоль ограды опять пробежал смешок. Я посмотрел туда и увидел такие широкие усмешки на лицах, что можно было в каждую попасть яблоком.

Неожиданно мне пришло в голову, что я вот-вот пойму, почему на Кейт снизили цену. И действительно понял это, когда с нее сняли недоуздок и повод, а она стала медленно, незаметно собираться подо мной и вдруг круто выгнула спину.

Ну, мне стало плоховато. Потому что, видите ли, с того момента, как мне исполнилось шесть лет, я ездил на всех четвероногих от ослика до вола, и все они сбрасывали меня на землю столько раз, что и не упомню. Но чаще всего это делали лошади. Я летал через их головы и через хвосты. Я выделывал в воздухе разные кренделя, мне доводилось приземляться на все части тела и даже на голову.

Если вас сбрасывают множество раз, то в конце концов вы кое-что постигаете насчет того, как ездить и как падать, что так же важно, хотя все равно бледнеете каждый раз, когда чувствуете под собой выгибающуюся спину животного. Даже опытные наездники при этом на глазах сереют от страха. Я это сам не раз видел. Может, вы и выиграете борьбу, но нужно быть каждый миг готовым к тому, что окажетесь на земле.

Так вот, по тому, как Кейт вся подобралась подо мной, я понял, что она чемпионка по брыканию. И понял, что меня побили. Стало ясно, почему на нее снижена цена, но, что хуже всего, понял, почему ухмылялись все эти бездельники у забора: они знали, что их ждет захватывающее представление.

Я даже начал сомневаться в Дженкинсе и его почтении ко мне, когда он касался полей своей шляпы и называл меня сэром. И начал думать, что он с самого начала затеял показать этот спектакль с моим участием.

Потом кто-то завопил, резко и визгливо. Оказалось, это был Джордж. И как только Кейт услышала этот сигнал, она начала выкидывать фокусы.

Глава 32

В ней как будто была спрятана пружина. Она взлетела прямо вверх, так что я увидел крышу конюшни, а потом опустилась и выбила из земли целые клубы пыли, как хозяйка из ковра. Затем встала на дыбы и подняла красивые ушки, чтобы показать, что это занятие ей по душе и очень скоро она уж порезвится по-настоящему, вот только разведет пары.

Я старался направить ее вдоль ограды корраля, на чем свет проклиная мою новую одежду. В ней мне было несподручно, если вы понимаете, о чем я говорю. Эта одежда была гладкой и скользкой, и таким же гладким было новенькое, с иголочки, блестящее седло. С самого начала я съезжал с него то на один, то на другой бок. Я вонзил шпоры в бока Кейт, и она тут же сбросила меня, да так ловко, что будь здоров!

В общем, я приземлился на собственный зад, и пыль вокруг взлетела вверх ярдов на двадцать. Страшно загудело в голове, а в ушах гремел сумасшедший хохот всех этих зевак.

Кое-как встав на ноги, я сразу понял: что-то изменилось. Во-первых, у меня из носа прямо на мой новый сюртук капала кровь, во-вторых, мои новые штаны лопнули, потому что сзади я ощутил холодный воздух, а в-третьих, эти наглые бездельники у забора радостно взвыли. Понятно, для них чужое горе — огромная радость!

И тут я увидел Дженкинса. Он не смеялся, потому что, видать, был не из хохотунчиков, но его рот до самых ушей растянулся в торжествующей ухмылке. В глубине души он, наверное, был доволен больше всех, вместе взятых, если не считать веснушчатого мальчишки. Тот стоял на верхней перекладине ограды, ни за что не держась, — сразу было видно, что выставлялся таким манером, — вопил, размахивал руками и выкрикивал всякие гадости о чертовых заезжих хлыщах.

Я слегка улыбнулся, подумав, что сделаю с этим мальчишкой попозже, хотя и видел, что он здорово постарше меня, более плотный и в плечах очень широкий. Но это не важно. Когда как следует разозлишься, становишься во сто крат сильнее.