Иностранные связи - Элисон Лури

— Господи, это же не от меня зависит. Надо возвращаться и вести занятия. К тому же я без гроша. Даже если бы я мог остаться, мне это не по карману.

— Ах, Фредди, — повторяет Розмари, но уже совсем другим голосом — нежным и удивленным. Перегнувшись через спинку складного стула, она протягивает к Фреду белые округлые руки в тонких серых кружевах. — Не тревожься об этом, котик. Если в этом все дело, мне ничего не стоит тебя выручить. Денег у меня сейчас полно от повторных показов, да и то, что мы сейчас снимаем, — скучища редкостная, но платят за нее хорошо.

— Я не могу жить на твои деньги, — глухо возражает Фред.

— Я и не предлагаю тебя содержать, глупенький. До такого я еще не докатилась. — Розмари весело смеется, но в голосе ее сквозит нетерпение. — Я всего лишь хочу дать тебе взаймы.

— Я не могу брать у тебя деньги. Они все погубят.

— Ах, бога ради, не прикидывайся дурачком. Это же совсем немного. А хочешь — перебирайся из этой гадкой дорогой квартиры ко мне? Вот и еще сэкономишь. А в Ирландии вообще все почти даром, а я заодно спрошу у Эла, не найдется ли для тебя в фильме какой-нибудь роли. Было бы просто восхитительно, правда?

— Ну… — тянет Фред, про себя отмечая, что Розмари вместе с викторианской модой переняла и язык тех времен.

— Роль будет без слов, — продолжает щебетать Розмари. — Тебе никак нельзя открывать рот. Из-за твоего акцента.

Фред улыбается. Мысль о том, чтобы сниматься с Розмари в британском телесериале, кажется нелепой, но приятной.

— Но из тебя вполне вышел бы молчаливый ученик садовника, или бродяга-цыган, или кто-то еще в этом духе. И тебе, конечно, заплатят кое-какие деньги. Буду на этом настаивать.

— Нет! — с жаром отвечает Фред и морщится, невольно примеряя на себя унизительную роль, которую придумала для него возлюбленная. — Это все равно что брать у тебя деньги. Нет, хуже.

Светлые, тонко очерченные брови Розмари хмурятся едва заметно, но тая угрозу. Розмари грациозно встает, поправляет складки кружевной юбки.

— Ты ведешь себя ужасно глупо, честное слово, — говорит она, глядя на Фреда сверху вниз. — Вообразил себя героем исторической драмы. Похоже, костюм и грим не мне, а тебе нужны. Хочешь нас обоих сделать несчастными из-за какого-то викторианского принципа, что мужчина не должен брать денег у женщины!

— Во всяком случае, не у любимой, — упрямо бурчит Фред.

— Не понимаю, что с тобой. — Мелодичный голос Розмари дрожит, дрожит и ее маленький округлый подбородок над высоким воротником с оборками. — Чего ты от меня хочешь? Ах, проклятье! — Розмари хватает из картонной коробки салфетку, вытирает влажные от слез глаза. — Из-за тебя весь грим испорчу!

Фред встает, обнимает Розмари. Стараясь не коснуться белого напудренного лица и испачканных тушью глаз, целует тонкий шелк волос за ухом, нежную шею под кружевами, белую, унизанную кольцами руку, в которой зажата мокрая салфетка.

— Ничего не хочу. Хочу все сразу. Просто хочу, чтобы мы и дальше любили друг друга.

— Еще четыре недели.

— Да, — отвечает Фред, удивляясь про себя, какая Розмари жесткая и в то же время мягкая: тяжелый, скользкий муар и тонкое кружево; жесткий корсет и нежная, податливая плоть под ним. Фред крепче прижимает Розмари к себе.

— Маленький паршивец! — говорит Розмари грубым, чужим голосом; таких слов Фред никогда от нее не слышал и не ожидал услышать. — Убери свои поганые руки.

Фред отшатывается.

— Надо было слушать миссис Харрис, — продолжает Розмари своим обычным голосом, но сердито. — Говорила она, что нельзя тебе доверять. — Розмари смотрит Фреду в лицо, прищурив огромные глаза с пушистыми ресницами. — Давным-давно говорила: «Вертихвост американский. Подлец, обманщик».

— Розмари, любимая…

— Прошу прощения. Мне нужно подправить грим. — Прошелестев длинной атласной юбкой, Розмари выбегает из дверей и летит прочь.

Потрясенный, Фред застывает на месте, потом пускается за ней вдогонку.

— Розмари, прошу тебя…

Розмари останавливается. Оборачивается и, смерив Фреда ледяным взглядом, подзывает одного из полицейских:

— Будьте любезны!

— Что вам угодно, мисс?

— Проводите, пожалуйста, этого джентльмена, — Розмари кивком указывает на Фреда, — он мне мешает.

— Будет сделано, мисс.

— Спасибо. — Розмари улыбается — ее огромные серо-голубые глаза влажны, и от этого улыбка еще более ослепительна — и исчезает.

— Не надо меня тащить! Сам уйду, — говорит Фред, освобождаясь от хватки полицейского.

Пробравшись среди змей-проводов, он обходит заграждение и большую толпу любопытных. Оглядывается, смотрит поверх голов на дом, окутанный неживым бронзовым светом. Во внутреннем дворике рабочий с ведром и кистью старательно красит пластмассовые розы яркой малиновой краской.

Даже после этого происшествия Фред не теряет надежды. Еще ни разу в жизни его не отвергала девушка или женщина, которая ему по-настоящему нравилась, и в чувствах Розмари он почти так же уверен, как и в собственных. Разве не оттого она плакала, что не хотела с ним расставаться?

Слезы ее, конечно, нельзя принимать всерьез. Фреду и прежде случалось видеть слезы любимой: то она рыдала над грустным фильмом, то оплакивала смерть актера, которого едва знала, а спустя полчаса могла самозабвенно хохотать над какой-нибудь скандальной историей о том же актере, рассказанной другом. Актерская душа, думает Фред, жаждет бурных сцен, стремится запутать отношения, а после так же увлеченно их распутывает. Их с Розмари чувства были не то чтобы бурными, а переменчивыми, словно погода в Англии весной, — то солнце, то дождик сменяли друг друга весело, стремительно, беззаботно.

Но дни идут за днями, о Розмари ни слуху ни духу, и Фред все больше волнуется, мрачнеет. Настроение у него меняется час от часу. То он злится на Розмари и не желает больше ее видеть, то хочет с ней увидеться, но лишь затем, чтобы отчитать ее, сказать, как он зол, то хочет ворваться к ней в дом, взять ее силой, то готов умолять ее: «Довольно от меня бегать! Времени осталось совсем мало, нельзя им так разбрасываться!»

И впервые Фред задается вопросом: а не подчиниться ли желанию Розмари? Может, и впрямь стоит позвонить или дать телеграмму в Коринф и отказаться в этом году от летних курсов? Сослаться, к примеру, на нездоровье? Разве два месяца в Англии с Розмари того не стоят? И пусть сердятся старшие коллеги, пусть даже не будет повышения по службе… Но если в это лето не преподавать, на что тогда жить? Деньги почти кончились, и, если остаться в Англии, придется жить у Розмари на ее деньги — разве не так? Она будет кормить Фреда, а когда придет время ехать в Уэльс или Ирландию, возьмет билеты на поезд или на самолет. Словом, Фред превратится в альфонса, жалкую личность, которую держат при себе и кормят, как дорогого ручного зверька. Выходит, недаром Розмари в прошлый раз назвала его «котиком»? Нет, не бывать этому!

Найти бы ключ от дома Розмари, который она дала когда-то, — можно было бы зайти в дом и дождаться ее прихода. Но проклятый ключ куда-то запропастился — должно быть, потерялся на вечеринке. Правда, Фред и без ключа делает все возможное — без конца звонит и даже ездит в Челси, да только дома никогда никого нет. Лишь однажды он застал миссис Харрис, а та не пустила его на порог, не пожелала передать, что он заходил. Гаркнула через дверь: «Проваливай!» — и большего Фред не добился. Может быть, Розмари переехала? Может быть, ее нет в городе? Фред обращается к ее агенту, однако на сей раз тот холодно-вежлив и неразговорчив. «Сожалею, — цедит он. — Я не имею представления, где искать Розмари» (и то и другое — явная ложь).

Друзья Розмари полюбезней, но помощи от них тоже немного. А их дружелюбие, как понял сейчас Фред, относится ко всем подряд, а не к нему лично. До ссоры с Розмари Фреда расспрашивали о работе, с ним советовались по вопросам политики, культуры и домашнего хозяйства. А теперь его просто-напросто бросили — мимоходом, небрежно, как смахивают на пол хлебную крошку. Знакомые Розмари очень милы и учтивы. Когда Фред звонит, они неизменно вежливы, но уклончивы и всегда «страшно заняты». Некоторые, похоже, не сразу узнают его («Ах да, Фред Тернер! Очень рад вас слышать!»). Хотя до его отъезда еще несколько недель, ему уже желают счастливого пути домой, в «Штаты», словно он уже стоит у трапа самолета. Его вопросы о Розмари или пропускают мимо ушей, или отвечают на них ничего не значащей болтовней, как принято у здешних аристократов, когда их спрашивают о неприятных мелочах («Господи, да кто ж ее знает… она, кажется, собиралась в Овернь?»). Самые близкие друзья Розмари могли бы помочь, если с ними поговорить начистоту, но их сейчас не найти. Пози живет за городом, а номера ее телефона Фред не знает (его нет в справочнике), Эрин, Надя и Эдвин за границей.