По Восточному Саяну - Григорий Федосеев

– Зачем же ты шел с такой болячкой сюда? – вырвалось у меня.

Он с сожалением покачал головою.

– Знаю, что во всем я виноват, даже в своих болячках… Думал зайти в Черемшанке к фельдшеру, да побоялся: начнет резать – задержимся, и тогда бы уж мы не догнали вас, – ответил он.

Наши познания в медицине не выходили за пределы нескольких самых элементарных заболеваний, сопутствующих экспедиции, для лечения которых в походной аптечке всегда хранились в достаточном количестве наиболее радикальные средства. Кроме медикаментов мы имели с собой небольшой набор хирургических инструментов для наружных операций и щипцы для удаления зубов.

После подробного осмотра Трофим Васильевич наложил на больной палец пластырь, считая его универсальным средством от всех нарывов, и перевязал кисть чистым бинтом.

С противоположной стороны костра сидел Козлов и что-то рассказывал группе товарищей, выбирая из консервной банки мясо.

Примостившись возле кухонной посуды на виду у всех, Алексей рассматривал потрепанный конверт, на лицевой стороне которого стоял знакомый ему штамп родной деревенской почты. Нужно было видеть этого счастливца! Сколько важности и блаженства было в его глазах! Он долго вертел в руках письмо, затем прочел вслух адрес и медленно стал «вспарывать» конверт кухонным ножом. Все притихли. Алексей вытащил письмо, бережно свернул пустой конверт и спрятал его в карман телогрейки. Все это он делал не спеша, с большой любовью, а товарищи, не двигаясь с мест, с завистью следили за ним.

Наконец, письмо развернуто. От первой же теплой фразы лицо Алексея озарилось улыбкой. Невольно заулыбались и сидевшие вокруг товарищи. Но вдруг счастливец помрачнел. Глаза его, продолжая скользить по строчкам письма, все больше и больше заволакивались влагой, и две крупные слезы упали на бумагу. Он читал и плакал.

Товарищи подошли ближе к Алексею и, выражая взглядами молчаливое сочувствие, хотели было успокоить его, как вдруг он сорвался с места, подскочил к Мошкову и поцеловал.

Потом подбежал к Козлову, обнял его и закричал:

– Степа! Степа! Спасибо, дорогой! – и снова заплакал.

Затем Алексей бережно свернул письмо, вложил обратно в конверт и спрятал его в кухонный ящик, который всегда у него находился на замке. Так и не узнали мы тогда, что же необычного было в этом письме, от которого можно было и плакать и радоваться.

Нежные лучи утреннего солнца осветили лагерь. Подошли лошади, не дождавшись, когда о них вспомнит Самбуев, но никто не снимал палаток, не свертывал постели, не складывал груз. Никто не собирался покинуть поляну. Нужно было разобраться в сложившейся обстановке и решить, что же действительно делать нам дальше?

Наша работа была рассчитана на шесть месяцев, а имеющегося запаса продовольствия могло хватить максимум на сорок дней, включая и то, которое должен был доставить Кудрявцев на устье реки Кинзилюк. Этого запаса нам безусловно не хватило бы даже при самой строгой экономии.

Если бы мы начали заброску продовольствия из населенного пункта через мертвый лес или по Кизиру в глубь Саяна, это затянуло бы нашу работу до зимы и поставило бы нас перед большими, да, пожалуй, и непреодолимыми препятствиями.

Таким образом, задача могла быть решена двояко: или найти продовольствие на месте, или возвращаться, не закончив работу, не побывав в центральной части Восточного Саяна.

Последнее было выше наших сил!

Обстановка оказалась чрезвычайно тяжелой. Для того чтобы продвигаться вперед и вести по пути работу, нам нужно было не только преодолеть дикую, необузданную природу этих гор, но в то же время и прожить за ее счет.

В преддверии Саяна, в тех небольших оазисах зеленой тайги, которые нам пришлось пересекать, пробираясь сквозь мертвый лес, мы видели стада диких оленей, встречались с медведями, часто нападали на след маралов и лосей. Надо было приучить себя питаться только рыбой и мясом и, самое главное, научиться добывать зверя, птицу и рыбу в любое время и в самых разнообразных условиях. У нас теперь не оказалось запаса одежды, обуви, не хватало спичек и многого другого, необходимого для существования. Казалось, самым разумным было вернуться и отложить путешествие на некоторое время. Но люди и слышать не хотели об этом, и не потому, что они недооценивали положения, в котором находились. Путешествуя много лет по неисследованным районам страны, мои товарищи не раз испытывали недостаток продовольствия и знали хорошо, что такое голод. Но они так свыклись с условиями работы в экспедиции, с борьбой, лишениями и невзгодами, что неожиданная весть, принесенная Мошковым и Козловым, не остановила их.

Теперь, спустя много лет, вспоминая это утро 13 мая, я думаю – работа в экспедиции вообще тяжелый труд. Человек, отправляющийся в далекое путешествие, должен знать многое и уметь многое делать, чтобы обойтись без посторонней помощи. Непросто спастись от мокреца, починить обувь, разобраться в седлах своего каравана, сохранить горящий уголь на сутки, разыскать брод через бурную реку или сделать кладки через нее, определить без компаса север в пасмурный день, поймать рыбу, заседлать лошадь, содрать с дерева кору и соорудить из нее балаган, заснуть у костра, найти воду, испечь лепешки и многое, многое другое.

Только люди, глубоко любящие и понимающие природу, чувствуют себя в экспедиции легко, и их работа полна неподдельного энтузиазма. Они способны увидеть настоящую красоту, им легче распознать скрытые в недрах сокровища, их трудно сбить с пути, они сумеют найти для себя наслаждение и в тяжелом походе, и в ночной грозе, и в грохоте обвала. У них на всю жизнь неизгладимо остается в памяти брачная песня марала, и отдых у костра под старой елью, и даже кружка выпитого горячего чая где-нибудь на леднике или под пиком. Они с удовольствием вспоминают опасные переправы, случайные встречи с медведем, неудачи в пути, и их снова и снова тянет туда, где побеждают только знание и сила, а риск и смелость являются залогом успеха.

Каждый человек от своей профессии получает удовлетворение: художник, писатель, конструктор, токарь, забойщик, машинист и люди других специальностей.

Мы тоже не являлись исключением. В силу ли характера работы, в силу ли уже выработавшейся привычки мы находили в трудностях какое-то необъяснимое наслаждение. Чем сложнее складывалась обстановка для нашей работы, чем опаснее был путь, тем увлекательнее становилась самая работа. Вот почему мы не повернули обратно, а решили продолжать свое путешествие.

Нам предстояла трудная борьба, и мы должны были завершить ее победой.

На устье реки Белой

С приходом в лагерь Мошкова и Козлова жизнь в экспедиции резко изменилась. Мы теперь возлагали большие надежды на охоту, и исход экспедиции во многом зависел от того, смогут ли Саяны прокормить нас и сумеем ли мы приспособиться к столь необычным условиям.