Возмездие на пороге. Революция в России. Когда, как, зачем? - Михаил Делягин

При этом, чем меньше сотрудники силовых структур вовлечены в силовой рэкет и коррупцию, чем больше они склонны заниматься исполнением своих служебных обязанностей, а не грабежом бизнеса и населения, тем меньше у них поводов для названного внутреннего противоречия. Чем они честнее, тем более полно испытывают они раздражение и недовольство в связи с последовательно антигосударственной политикой правящей бюрократии, претворяемой в жизнь с поистине убийственной последовательностью и эффективностью.

Эти чувства усиливаются многими конкретными обстоятельствами, среди которых следует прежде всего выделить неизбежную, объективно обусловленную многонациональностью страны многонациональность и многоконфессиональность состава ее силовых структур. Их сотрудники неизбежно болезненно воспринимают свою беззащитность перед лицом роста этнической преступности (в том числе этнической коррупции, скупающей должности, по всей вероятности, и в самих этих структурах). Остро реагируют они и на рост националистических настроений в обществе, в значительной степени разжигаемых правящей бюрократией (а возможно, и руководством некоторых силовых структур) в целях вульгарного политического самосохранения.

Яркой иллюстрацией остроты межнациональной проблемы для работников российских силовых структур представляются многочисленные и ставшие уже обыденными случаи притеснения (не говоря уже об избиениях и задержаниях) московскими милиционерами даже широко известных и уважаемых добросовестных сотрудников этих структур – вплоть до Героев России.

Особая «головная боль» сотрудников силовых структур, по интенсивности уступающая, вероятно, только чеченской войне и межнациональным отношениям, – последовательная сдача геополитических позиций России. Превращение МИДа и российской дипломатии в целом в «похоронную команду», обслуживающую удачливые бригады западных внешнеполитических «киллеров», утрата остатков политического влияния не только в «дальнем зарубежье», но и на собственном «заднем дворе» – в постсоветском пространстве – оказывается психологически невыносимым для людей, «по должности» вынужденных считать себя активными патриотами и часто действительно являющихся ими.

Ситуация, в которой вся деятельность государства превращается в череду национальных унижений, нетерпима для людей, отождествляющих себя со своей страной и при этом стоящих к процессу государственной деятельности слишком близко – и, соответственно, осведомленных о нем слишком хорошо. Для понимания их психического и эмоционального состояния представляется существенным и то, что в силу профессиональной специфики работники силовых структур сталкиваются с наиболее грязными, а зачастую и просто омерзительными аспектами деятельности как «силовой олигархии», так и в целом органов государственного управления.

Не стоит забывать и такой сильнейший раздражитель, как внутренние дрязги в силовых структурах, также имеющие разрушительные для страны последствия. Принципиально важно, что они носят далеко не только «системный» характер и касаются не только столкновений, например, «силовых олигархов» и либеральных фундаменталистов или «силовых» и обычных коммерческих олигархов.

Более того: наибольшей остроты (в полном соответствии с биологическим фактом о большей остроте внутривидовой конкуренции по сравнению с межвидовой), как представляется, конфликты достигают внутри самой «силовой олигархии», буквально раздираемой ими. В современной России она всесильна лишь как класс, как целое, а внутри состоит из большого количества жестоко и достаточно хаотично воюющих между собой группировок. Эти внутренние конфликты представляются совершенно неизбежными из-за того, что «силовая олигархия» служит не объективно объединяющим патриотическим (или иным идеологическим), а объективно раздробляющим ее коррупционным (или в лучшем случае просто индивидуальным корыстным) целям.

При этом специфика деятельности «силовой олигархии» и понятная профессиональная склонность ее представителей к применению аргументов, сочетающих предельную простоту и действенность с окончательностью,[29] делает эту внутреннюю конкуренцию исключительно, а в отдельных случаях и непредсказуемо опасной. В первую очередь эта опасность существует для самих участников этой конкуренции, которые отнюдь не защищены не только от произвола конкурентов (не говоря уже об ударах, наносимых ими под прикрытием юридически и содержательно безупречных разоблачений их обыденной деятельности как членов «силовой олигархии»), но и от обычных «случайных» наездов. Однако она автоматически распространяется и на «обычных» сотрудников силовых структур, непосредственно не являющихся ни членами «силовой олигархии», ни даже ее обслуживающим персоналом и, соответственно, не получающих от своего положения сколь-нибудь существенных выгод.

О степени ожесточенности внутренней борьбы между различными группировками «силовой олигархии» некоторые аналитики пытаются судить по загадочной, но во многом вполне однозначной смерти Романа Цепова, однако значительно более откровенной и прозрачной представляется история с делом так называемых «оборотней в погонах» (во главе с генералом Ганеевым из МЧС). Инкриминируемые им и, по-видимому, действительно совершавшиеся ими злодеяния при всей вероятной (с точки зрения репутации современных российских силовых структур) обыденности были чудовищны. Помимо традиционного «силового рэкета» и вымогательства денег они включали поставленное «на конвейер» выбивание из огромного числа заведомо невинных, а часто и совершенно случайных людей признаний в совершении ими тяжких преступлений с последующим их осуждением.

В то же время, насколько можно судить по сообщениям СМИ, следствие не заинтересовалось достаточно разветвленными связями этой группы в среде «силовой олигархии», без которых ее действия в описываемом официальной пропагандой масштабе были попросту невозможны, а суд над этой группой идет в закрытом режиме без всякой видимой спешки, «ни шатко ни валко». При этом один из каналов российского телевидения показал сюжет, из которого следовало, что обвиняемые в тягчайших преступлениях находятся (или, по крайней мере, находились одно время) в зале суда вне специальной клетки – что создавало отчетливые иллюзии «социальной близости» обвиняемых власти (по крайней мере, на фоне шедшего в то же самое время процесса над Ходорковским и Лебедевым, в соответствующую клетку демонстративно помещенным).

О «заказном» характере дела «оборотней» косвенно свидетельствует и наглядно демонстрируемое его инициаторами и официальными пропагандистами равнодушие к судьбам как минимум десятков невинно осужденных людей, продолжающих отбывать наказания за преступления, которых они, как стало совершенно ясно, не совершали, в весьма суровых условиях мест лишения свободы.

В результате разоблачение «оборотней» представляется не более чем внешним проявлением победы одной группировки «силовой олигархии» над другой в борьбе за контроль над значительными финансовыми потоками (и, возможно, значимыми политическими ресурсами). Вероятно, непосредственной причиной этой победы стала объективная необходимость частичной дискредитации «министра-спасителя» Шойгу. Его колоссальная популярность (рейтинг которой устойчиво является вторым после президентского) в эпоху «путинских катастроф» сначала была необходима для раскрутки «партии власти», но затем, по-видимому, начала представлять собой реальную угрозу политическим перспективам президента Путина и непосредственно связанным с ним лицам. Дело «оборотней» стало, насколько можно понять, прекрасным инструментом обеспечения жесткого контроля за Шойгу, бывшим в то время одним из лидеров «Единой России» и единственным ее руководителем (не считая популярных губернаторов), имевшим свой собственный авторитет у широких масс населения.

Однако оно же весьма убедительно и в предельно доступной для сотрудников силовых структур форме показало неустранимую неустойчивость положения практически всех без исключения групп «силовой олигархии» и их уязвимость перед принципиально непредсказуемыми и не только не контролируемыми, но даже и в принципе не наблюдаемыми ими факторами.

Разобранные факторы раздражения и недовольства сотрудников силовых структур в основном были связаны со спецификой их положения. Вместе с тем не стоит забывать, что при всей своей безусловной особости они являются не только неотъемлемой, но и вполне органичной частью государственной бюрократии, которая в целом взбешена полным параличом, в который погрузили ее административная реформа и очевидная неспособность нынешнего руководства государства заниматься даже рутинной административной деятельностью.