Суперклей для разбитого сердца - Елена Логунова

– Каким другим немецким шкафом? – Зяма в растерянности заозирался по сторонам.

В принципе его недоумение было понятно: никакой мебели, кроме вышеупомянутого стола с лавочками, во дворе не было. Разве что собачья будка, исторически предназначавшаяся для немецкой овчарки, которая оказалась настолько плохим охранником, что не устерегла саму себя. С тех пор как овчарку украли, конура пустовала. С учетом германских кровей похищенной овчарки будку в принципе можно было считать немецкой, но принять за шкаф ее мог разве что Барклай.

– Несуществующим немецким шкафом! – Я доела огурчик и освободившимся кулачком постучала себя по лбу: – Думай, Ватсон, думай! Мы с Ваней пообещали продать бандитам шкаф. Они по опыту знают, что он большой и тяжелый, значит, прибудут сюда в полном составе – им же «Хельгу» грузить придется! А мы голубчиков тут встретим, схватим и выпытаем у них, куда они подевали нашу собственную «Хельгу»! А потом поедем туда и заберем ее! Вопросы есть?

– Только один! – нарочито кротко сказал Зяма. – Как мы их схватим, если они прибудут в полном составе, а нас только трое?

– Я думаю над этим вопросом, – с достоинством сообщила я. – Если у вас есть какие-то соображения, я готова их выслушать.

– Нам хана! – простонал Зяма, обессиленно опускаясь задом в мангал.

– Это совсем не то соображение, которое мне хотелось услышать! – с укором сказала я.

Зяма не обратил на мои слова внимания: он потирал припеченную задницу.

– Я думаю, сначала надо покушать! – подал голос Ваня Горин.

Он раздувал ноздри, принюхиваясь к аромату жареного мяса.

Я не стала возражать. Я девушка здоровая, аппетит у меня прекрасный, и на сытый желудок думается куда лучше, чем натощак.

Зяма довел до кондиции шашлык, я построгала овощи в салат, а Ваня не поленился смотаться к машине и притащил литровую бутыль грузинского вина в тростниковой оплетке.

– Выкатилась из пакета и осталась в багажнике, – водружая «Хванчкару» на стол, пояснил он Зяме.

– Вчера у вас тут был пикник? – догадалась я.

– Ох, был! – признался Зяма, машинально потерев виски.

– А я так волновалась, не зная, куда подевался мой любимый старший братишка!

– Я хотел тебе позвонить, но своего мобильника у меня не было, а Ванькин разрядился, – виновато развел руками Зяма.

– Ладно, я вас прощаю! – великодушно сказала я.

При виде стола, уставленного едой и питьем, у меня резко повысилось настроение.

– Ну, за счастливую встречу! – радостно провозгласил Горин, успевший под шумок раскупорить бутылку и разлить вино по стаканам.

Мы выпили вина, съели мясо, и, как я и надеялась, план захвата в плен бандитской группировки сложился сам собой. Под влиянием выпитой «Хванчкары» никаких дефектов придуманного нами плана мы не увидели и преисполнились энтузиазма. Закончив обед, превратившийся в военный совет, мы начали готовиться к вечернему шоу.

Спецкоманда «Икс-Эль» прибыла в Бурково за час до операции, запланированной на восемнадцать ноль-ноль. Четверо велосипедистов с яркими рюкзачками на согбенных спинах с веселым шуршанием шин прокатились по поселку и остановились на его окраине.

Возглавлявший пелетон лейтенант Бякин в желтой майке лидера поверх легкого кевларового бронежилета поднял на лоб велосипедные очки, остро глянул на табличку «Зеленая, 1» и кивнул своим бойцам. Парни сошли с велосипедов и рассредоточились по фронтальной линии забора дачного участка.

Рядовой Агапкин по команде приблизился к калитке и громко постучал массивным железным кольцом-колотушкой, продублировав стук голосовым сигналом:

– Тук-тук-тук!

Голос у Агапкина был юношеский, ломкий, с обилием петухов, как на вышитом украинском рушнике. Наружность Агапкина решительно не позволяла заподозрить в нем хорошо тренированного бойца спецкоманды. При одном взгляде на румяные агапкинские щеки в белесом тополином пуху, облупившийся курносый нос в веснушках и ясные синие глаза люди непроизвольно начинали улыбаться: бабушки и тетушки – умиленно, девушки – кокетливо, а мужики – покровительственно.

– Хозяева-а, есть кто дома-а? – ломким тенором пропел Агапкин, поднимаясь на цыпочки, чтобы заглянуть поверх калитки.

После довольно долгой паузы во дворе послышался хруст гравия, и по дорожке к калитке приблизился высокий парень с подозрительно настороженным взглядом.

Лейтенант Бякин напряг свою фотографическую память и мысленно сопоставил наружность парня с имеющимся у него описанием внешности молодого хозяина дачи, дизайнера Казимира Кузнецова. У гражданина Кузнецова были вьющиеся светлые волосы, голубые глаза и прямой греческий нос. Парень, подошедший к забору, был черноволосым, зеленоглазым, и нос его не был ни греческим, ни прямым. Опытным глазом Бякин безошибочно распознал давний перелом носовой перегородки. Надо признать, легкая кривизна носа мужественной красоты парня не портила, но придавала ему вид задиристого и опасного типа. Бякин подмигнул Агапкину и почесал макушку. Это был условный сигнал, означающий, что объект не опознан и до выяснения его личности и обстоятельств появления в зоне проведения операции подлежит мягкой, щадящей нейтрализации.

– Что надо? – нарочито хриплым и оттого весьма пугающим голосом спросил неопознанный спецназовцами Ваня Горин, осторожно выглядывая поверх закрытой калитки.

– Водички бы попить! – просительно пискнул рядовой Агапкин, до предела округляя невинные васильковые глазки и хлопая ресницами, как дорогой гуттаперчевый пупс.

Увидев в поводу у Агапкина велосипед, любитель экстрима Горин расслабился и расцвел улыбкой.

– Спортсмены? – обрадовался он.

– Сборная Южного округа, – не без гордости подтвердил лейтенант Бякин, любовным отеческим взором окинув нестройные ряды своих бойцов.

Он не стал уточнять, что имеет в виду Южный военный округ, в подразделениях которого и в самом деле ребяток для спецкоманды «Икс-Эль» отбирали почти так же придирчиво, как балерин в труппу Большого театра.

– Заходите, парни! Небось пить хотите, как лошади! – посочувствовал «иксам» добродушный Ваня.

Обманутый выраженной спортивной внешностью и профессиональной экипировкой «велосипедистов», Горин потерял бдительность и широко распахнул калитку.

– Спасибочки! – вежливо сказал умилительный Агапкин и, проходя в калитку мимо посторонившегося Вани, незаметно и аккуратно провел спецприем нейтрализации.

Горин согнулся пополам быстро и беззвучно, как хорошая раскладушка. Агапкин ловко переставил его в сторону, сложенный Горин пошел по рукам выстроившихся в цепочку бойцов и закончил путь в орешнике. Ему залепили рот скотчем, связали руки и уложили на травку под кустом, предварительно засунув в спальный мешок.

Тихим, почти неслышным свистом Бякин собрал свою команду у калитки и кивком задал направление движения группе захвата.

В калитку постучали гораздо раньше, чем я ожидала.

– Все-таки к шести явились, идиоты! – в сердцах обругал Горин тупоголовых бандитов, не способных запомнить время назначенной встречи.

– Ничего, мы ведь уже готовы! – Я прыгнула к окну, слегка раздвинула плотно задернутые шторы и выглянула в образовавшуюся щелочку.

Над калиткой торчала чья-то коротко стриженная белобрысая макушка.

– Ну, я пошел? – мужественно пробасил Ваня.

Мы заранее решили, что ответственная роль привратника достается ему. Нас с Зямой бандиты знали в лицо, а Ванина личность была им незнакома.

– Ни пуха! – напутствовал друга Зяма.

Горин ощупью нашел в темном доме дверь, вышел на залитое солнцем крыльцо и немного постоял, то ли привыкая к яркому свету, то ли собираясь с духом, чтобы встретить бандитов. Через полминуты под ногами Вани тяжело заскрипел гравий дорожки, а потом я услышала хриплый окрик:

– Что надо?

Ответной реплики я не разобрала, и даже Ванькины следующие слова услышала частично, самое начало и самый конец фразы:

– Заходите… Лошадь!

– Заходите и заводите лошадь! – расшифровал Зяма. – Индюха, это точно они, наши конские бандиты!

– Уже идут! – сообщила я, увидев молодых мужиков, ручейком вливающихся в калитку. – Раз, два, три, четыре… Так и есть, их четверо! Зяма, приготовься! Я наверх!

Я отпрыгнула от окна и с проворством мартышки полезла по приставной лестнице на помост, наскоро сооруженный над дверью на менер козырька. Зяма, уже сидевший на этом не очень прочном насесте, подвинулся к правому краю, я замерла на левом.

Помост подо мной опасно задрожал. Я присмотрелась и увидела, что Зяма трясется, как в лихорадке. Судя по доносящемуся до меня придушенному кудахтанью, причиной этой дрожи был не страх, а смех. Приступ истерического веселья одолел смешливого братца в тот момент, когда он посмотрел на меня. Я могла это понять, меня и саму разбирал дикий хохот. Скорчившись на досках над дверью, мы с Зямой выглядели так, что химеры и горгульи на фронтоне собора Парижской Богоматери рядом с нами показались бы финалистками конкурса красоты «Мисс Вселенная».