Ловушка желаний. Как перестать подражать другим и понять, чего ты хочешь на самом деле - Люк Берджис

современный мир кажется нам безумным, это отчасти объясняется тем, что мы очень остро осознаем эксплуатацию и насилие, направленное против невинных жертв, но в то же время не знаем, что с этим делать. Нам словно сказали нечто ужасное, чего мы не хотим знать и что бессильны изменить самостоятельно. А это верный рецепт коллективного безумия.

Тем из нас, кто вырос в культурах, затронутых подобной историей, настолько прочно внушена тревога за судьбу невинных жертв, что мы с легкостью забываем о том, как сформировались некоторые из особо прочных убеждений.

Кое-что из того, что было увидено, уже никогда невозможно «развидеть».

Самоосознание и ненависть к себе

«Изучайте древние источники, изучайте все, ройтесь в самых удаленных уголках планеты – и вы не найдете ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы современное переживание за жертв», – писал Рене Жирар.38 Задумайтесь, а не странно ли это?

Сегодня мы настолько остро сочувствуем невинным жертвам, что ищем новые несправедливости, чтобы постоянно осуждать самих себя. Нам некомфортно при мысли о том, что тот, с кем обращаются жестоко, может быть невиновен. Откуда же взялась страстная жажда защищать жертв?

Может быть, это всего лишь результат просветления: сегодня мы стали более умными и рациональными людьми, способными правильно оценивать прошлое со своей возвышенной точки зрения? Или дело все-таки в чем-то другом?

Жирар полагал, что наше культурное осознание проистекает из библейских историй. Осознание не приходит от одного лишь напряженного мышления. Слепые точки остаются, потому что мы были участниками преступления. События, описанные в Библии показывают нам нечто такое, к чему невозможно прийти путем одного лишь разумного размышления. Библия показывает невиновность жертв.

Мы подобны человеку с гвоздем в голове. Гвоздь пробил мозг, а мы удивляемся, почему это у нас болит голова. И удивляемся мы до тех пор, пока кто-то не поднесет к нашему лицу зеркало. Эффект библейских историй распространяется на всех, кто вырос в культуре, затронутой ими, даже если люди сами не знакомы с ними. За тысячи лет эти истории глубоко впитались в саму ткань нашей жизни.

Западная культура издавна формировалась вокруг защиты жертв. За последние 2 тысячи лет гражданское и уголовное законодательство и экономическая политика изменились с целью защиты тех, кто особо уязвим. В IV веке появились гражданские (не военные) госпитали.39 В Средние века в монастырях заботились о престарелых и умирающих, о бродягах и сиротах. Сегодня мы назвали бы это сетью социальной безопасности. Они защищали жертв. Сегодня сторонники и противники абортов по-своему говорят на языке жертв. Нет в мире более сильного языка.

Величайшая ирония современного мира заключается в том, что западные демократии, например Соединенные Штаты, где Церковь отделена от государства, сделали защиту жертв абсолютным моральным императивом, несмотря на то, что религия практически исключена из общественной жизни. Кажется, эти страны говорят: «Мы возьмем защиту невинных жертв, иудеев и христиан, на себя и сделаем это гораздо лучше, чем вы».

В результате, многие религиозные люди воспринимают светскую культуру как подражательного соперника. Культурные войны – это великое миметическое соперничество со множеством лиц, гидра с тысячью голов. Но было бы гораздо мудрее просто выйти из такого соперничества.

Движение за права человека, каким мы его знаем, родилось отчасти из косвенного признания простого факта: в определенных обстоятельствах любой может стать козлом отпущения. Во Второй мировой войне погибло 75 миллионов человек, и Организация Объединенных Наций приняла Всеобщую декларацию прав человека, которая защищает фундаментальные права каждого. Этот документ переведен более чем на 500 языков и диалектов. К составлению декларации привело страшное количество невинных жертв, погибших и пострадавших во время войны.

Все это резко поменяло баланс сил. Раньше большинство жертв были совершенно беспомощны. Люди не могли защитить себя. Сегодня же никто не имеет большего культурного влияния, чем тот, в ком видят жертву. Кажется, что полюса магнитного поля Земли резко поменялись местами, что происходит каждые несколько сотен тысяч лет. Механизм козла отпущения поменялся так резко, что сегодня мы видим его полную противоположность: когда к невинной жертве относятся жестоко и несправедливо, вокруг такого человека поднимается мощная волна поддержки.

Изначально механизм козла отпущения был направлен на восстановление порядка из хаоса, но порядок зависел от насилия. Обратный процесс порождает хаос из порядка. Хаос потрясает «упорядоченную» систему, строящуюся на насилии, пока не произойдет некое серьезное событие, которое все изменит. Ярким примером может служить смерть Джорджа Флойда в США в мае 2020 года.

Да, конечно, защита жертв – дело хорошее. В то же время этот процесс несет с собой новые опасности. Ритуалы козла отпущения в древних религиях имели чисто практическое значение и использовались для достижения прикладных целей. Защиту жертв тоже можно использовать для практических целей. В предисловии к одной из самых известных работ Жирара «Я вижу Сатану, падающего, как молния» Джеймс Г. Уильямс пишет: «Виктимизм (Виктимность – склонность становиться жертвой преступления. – Прим, ред.) использует идеологию заботы о жертвах для получения политической, экономической или духовной власти. Статус жертвы становится способом получения преимуществ или оправдания собственного поведения».40 Сегодня жертвы получили возможность назначать новых козлов отпущения по собственному выбору.

Чтобы эта власть не превратилась в тиранию, нужна открытая и честная память.

Пророков древнего Израиля постоянно высмеивали и превращали в козлов отпущения. Многих убивали. Фарисеи (религиозная секта в Палестине I века) почитали древних пророков и воздвигали монументы в их честь. Фарисеи боролись против насилия и тщательно следовали закону. Они утверждали, что, живи они во время своих предков, то никогда не убили бы пророков.41

А потом они объединились с убийцами Иисуса.

У тех, кто живет сегодня, есть некая странность мышления. Думая о тех, кто жил в нацистской Германии, советской России, Америке 50-х годов или во времена Христа, они твердо уверены, что никогда не разделили бы подобной идеологии, не стали бы расистами