Должница (СИ) - Асхадова Амина

А еще она сумела найти общий язык с замкнутой Алей.

Или только для меня она такая замкнутая?

- А вы знаете, какое имя нравилось отцу вашей супруги?

Я нахмурился, посматривая на Наталью с недоумением. Это ее советы?

Наталья улыбнулась – нервно, испуганно. Неужели я выгляжу так устрашающе?

- Богдан. Ему нравилось имя Богдан. Поэтому Аля дала вашему сыну такое имя.

- Как это связано с советом?

Пусть мои слова звучат цинично, но я чертовски не понимаю, куда она клонит.

- Я говорю это к тому, что мелочи важны. Для вашей супруги детали играют особенную роль, особенно в такое время… непростое для каждой женщины.

- Я нихрена не понимаю, Наталья. Так… идем в кабинет, - велю я.

Стушевавшись от моего тона, Наталья направляется за мной. Сама предложила, теперь пусть до конца объясняет.

В кабинете я сажусь за свой рабочий стол, Наталья - на стул передо мной.

- Заточение для женщины – это боль. Вдвойне тяжело, если она остается один на один с ребенком. Але больше не хватает воздуха в вашем большом и, несомненно, прекрасном доме.

- В лес пошла и подышала…

- Нет же! – воскликнула Наталья, вызывая мое удивление.

Она притихла и продолжила:

- Здесь очень напряженно. Даже я чувствую это, а вам оно вдвойне ощущается. Богдан вновь начал плохо спать, краски в этом доме сгущаются. Сегодня был последний всплеск, и я бы не решилась учить вас тому, как вести себя с женщиной, но… Аля задыхается. В этом доме она скоро погибнет – ей нечем дышать, вы забираете у нее все!... даже воздух. И вместо того, чтобы позволить ей надышаться свободой, открыть тяжелые запертые двери и избавить ее от высокого забора, вы…

- Ты хочешь, чтобы я отпустил ее?

Наталья не преминула мудро заметить и укорить меня:

- Я? Я ничего не хочу. Сегодня я здесь, а завтра я могу разорвать рабочий контракт и уйти, - она машет в сторону выхода, - ведь я тоже замужем, Артем Ильясович, но заметьте: я свободна. Это тонкая грань, которую я пытаюсь сделать видимой для вас. Не я так хочу. Это вы должны хотеть, чтобы ваша женщина была счастлива.

Я замолчал, раздумывая над ее словами.

Наталья замужем, но ее муж не против того, чтобы она работала вахтой и жила в совершенно чужом для нее доме. Я бы не позволил Але работать так.

Но Наталья утверждает, что это и есть свобода. Нормальная жизнь, где есть место доверию и праву выбора.

А права выбора у Али действительно не было. После аварии она сдалась мне насильно – не было выбора, все равно бы нашли, район уже окружили. Она выходила за меня замуж под давлением, потому что просто хотела к сыну. Теперь она в моем доме – уже целые месяцы она заточена в нем, потому что… я боюсь дарить ей свободу.

А я и не знал, что я чего-то боюсь в этой жизни.

- Это для вашего будущего. Просто дайте ей свободы.

- Я уже начал это делать, Наталья, - мой голос звучит оправданием, - как я и сказал, Аля получит свободу, но в другом формате. Она хочет быть независимой от меня, и поэтому она получит финансовую независимость. Аля начнет свое дело – маленькими шагами, пока Богдан еще мал. Скоро я предоставлю ей план, деньги есть, кабинет ей строю…

- Я не об этом, но это тоже верное решение.

- Наталья, ближе к делу. У меня скоро встреча, - бросаю взгляд на часы.

- Как давно вы водили ее в ресторан?

Я замер.

Сначала от этого вопроса хотелось рассмеяться и сказать: «Никогда», пока я не понял, в чем здесь, собственно, соль.

- Никогда… - мне незачем лгать.

- А свидания? А… деловые ужины? Ведь вы везде появляетесь один… - она смущенно опустила взгляд, - я видела по новостям.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Аля пока не готова. Я пытался нанять ей психолога, но каждый разговор об этом приводил к конфликту.

- А, по-моему, Аля Алексеевна уже готова.

- Ты думаешь? – прищуриваюсь.

Она совершенно точно лучше знает мою жену.

- Да, сначала она будет отказываться, но будьте терпеливым, и она пойдет вам навстречу. Аля Алексеевна такая… она добрая. Она все прощает, даже там, где, казалось бы, прощения не стоит ждать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Она меня не простит.

- Вы не причиняли ей физическую боль. Все то, за что сажают в тюрьму.

Я усмехнулся. Наталья умела скрыла слова «изнасилование» и «избиение».

- Все остальное подлежит выравниванию. Вы должны быть терпеливым, ведь Аля - готова к прощению.

- Неужели?

- Аля говорит Богдану о вас самое хорошее. Я знаю, я все слышу.

Внутри разливается благодарность к Але как к матери моего ребенка.

- Она разговаривает с вами и соглашается на прогулки по лесу. И пусть каждый разговор приводит к конфликту, но после этого разговора она возвращается в дом и… оживает.

- Что мне нужно сделать, чтобы вернуть ее? Не как мать. А как жену. Ты знаешь, Наталья, что я не последний человек в этом городе. Я не могу позволить себе ее отпустить – это не только моя прихоть. Она должна быть рядом, иначе… я не знаю, как буду без нее.

- Вам нужно забыть друг друга.

- Что?

- Забыть. Вычеркнуть друг друга из жизни - себя прежних, холодных, нелюбимых. Вас уже не спасти, Артем Ильясович.

- Все кончено? – подытожил я с мрачной улыбкой.

- Забудьте ее и позвольте ей забыть вас. Все кончено.

Я кивнул.

Другого выхода нет. Я не хотел смотреть правде в глаза, но в нашей истории не осталось ни одного светлого пятна.

Между нами с Алей все действительно кончено.

Глава 46.

Наступил день, который стал неожиданностью для всех нас.

Я верила, что Руднев не причастен к смерти Вики. Не из добрых побуждений верю. Я просто знаю, что Руднев прямолинеен, и не в его правилах - скрывать жестокость. Он бы непременно выдал себя в разговоре со мной.

Сегодня Руднев взял меня с собой на похороны и поехал туда сам, чтобы его не обвинили в случившемся. Явиться на похороны бывшей жены он был обязан, иначе что подумают люди? Руднев Артем Ильясович не последний человек в городе. Теперь – не последний.

Он прошел через ад, чтобы добиться такого положения, и протащил через ад меня. А теперь хочет взять меня в жены. Не на бумагах. Он всерьез взялся работать над нашими «отношениями».

«Наивный», - хотелось бы мне пошутить, но было не до смеха.

Сегодня первый дождливый день лета. И кроме огорчения по поводу пасмурного дня я не чувствовала ничего, даже боли от трагедии. Только жалость при виде медленно опускающегося гроба.

Я видела ее. Бледную, худую, сухую… с почему-то отстриженными волосами. Артем сказал, Вика бунтовала в последние дни своей жизни. Мне было жаль, что она встретила Руднева в своей жизни, хотя точно не он виноват в ее судьбе.

Не он, а женщина, что стояла по другую стороны могилы.

Ее мать.

Она возродила в ней меркантильность. Любовь к деньгам, капризам и власти. Есть истина: не будь Руднева, был бы кто-то другой. И, кто знает, оставил бы Вику в живых тот, другой. После того, что она натворила…

Воспитанная простым отцом, я не стремилась к материальным благам. А в детстве у Вики было все. И этого ей было мало.

Мать... Страшно от той простой мысли стать такой же матерью для Богдана, как она.

Все это время я стояла, прикрываемая Давидом. Его широкая спина укрывала меня от взгляда плачущей женщины.

Как бы она отреагировала на Богдана, своего внука?

Смогла бы полюбить его?

А меня? Она считает меня своей дочерью или?..

Чертовски много вопросов, которые потеряли смысл. Я не хочу знать на них ответа.

Послышался грохот. Гроб опустили до конца. Ее плач прогремел с новой силой. В сердце заныло, а у нее? У нее не ноет при мыслях обо мне?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я издала вдох. Прерывистый, как наша жизнь. И тогда моей ладони коснулась рука. Пожалуй, к этим собственническим прикосновениям я привыкла.