Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Александр Михайлович Горбов

следовавшая за мной по пятам, тут же бросилась к бочке в углу и принесла деревянный ковшик. Я взял его и сам склонился над умирающим. Придерживая голову, смочил ему губы и дал сделать несколько глотков.

— Больно, — еле слышно выдохнул Емелька, — очень больно.

На лавку возле его головы запрыгнул Мурзилка. Озабоченно понюхал Емельку, фыркнул и положил одну лапу на лоб орка.

— А… — орк слабо вздрогнул, увидев над собой здоровенную рыжую морду, — а-а-а-а…

Он удивлённо вытаращился на кота. А через несколько мгновений облегчённо вздохнул, смежил веки и пробормотал:

— Котя… Спасибо, миленький.

Мурзилка строго посмотрел на меня.

— Мяу!

Кот словно требовал исполнить свой долг и подарить орку окончательное избавление от страданий. Анубис трепыхнулся в груди, пытаясь без слов подсказать, как действовать. Я наклонился над умирающим и взял его за руку. Пальцы горели огнём, но я крепко сжал его ладонь и закрыл глаза.

Минута, другая, третья… Ничего не происходило. Анубис молчал, зараза, только ворочаясь внутри и недовольно рыча. На меня накатило раздражение. Что делать-то? Как прикажете «отводить туда»? Или это образное выражение, а мне придётся собственноручно убить несчастного?

Рядом скрипнули половицы, кто-то недовольно засопел, и голос Лукиана пробасил мне в ухо:

— Совсем дурачок? Кто так делает⁈

Я открыл глаза и зло посмотрел на монаха.

— Ну так объясните, как надо. Или выйдите и не мешайте.

Лукиан насмешливо покачал головой.

— Возьми силы побольше да тяни человека за собой. Будто рыбу из реки тянешь. Ловил щуку? Нет? Тогда тяни, как можешь, а я подмогну на первый раз.

Снова закрыв глаза, я дёрнул Анубиса и попытался выполнить указание.

— Да что ты делаешь, криворукий, — заворчал Лукиан, — я же сказал, силой надо тянуть. Тянуть, а не дёргать. А-а-а, сам покажу! Смотри и запоминай. Куда глаза открыл? Изнутри смотри, а не зенки пяль.

Лукиан положил ладони на мои руки и «потянул» силой. Ёшки-матрёшки, да как он сделал так? Уловить детали странного колдовства мне не удалось. Попросить что ли повторить?

— Сам теперь, — пихнул меня в плечо Лукиан, — чай не маленький, дальше помогать не буду.

Я порядочно на него разозлился. Да как это делать? Непонятно же ничего! Несколько раз впустую дёрнув Анубиса, я чуть не шандарахнул перед собой «молотом». Тут же мне прилетел чувствительный подзатыльник, окончательно взбесив. Я собирался бросить руку умирающего и разобраться с монахом, но внезапно почувствовал, что начинаю «тянуть».

* * *

Жухлая трава под ногами сухо шуршала от каждого шага. Туман вокруг изгибался причудливыми фигурами, складываясь в незнакомые лица, обнажённые тела и призрачные надгробия. Холодный воздух, недвижимый даже слабым ветром, обжигал кожу изморозью.

— Куда мы идём?

Я обернулся. Орк Емелька, разом помолодевший, в белой холщовой рубахе и босоногий, держал меня за руку, будто ребёнок, и не собирался отпускать.

— Туда, — я кивнул на стену тумана.

— А зачем?

— За надом. Идём.

Сжав пальцы, я потянул его дальше. Какое-то шестое чувство шептало мне: нельзя останавливаться, надо двигаться вперёд, пока не найдём хозяйку этого места. А иначе туман сомкнётся вокруг нежданных гостей и мы навечно останемся бродить в этом густом «молоке».

Ещё через сотню шагов, на самой грани слуха, мне послышалось кошачье урчание. Мурзилка, если это он, был где-то рядом, прячась в белой завесе. Почему-то мне порой чудилась его тень — огромная, размером со слона, если не больше. Она оббегала нас кругом и исчезала, чтобы снова появиться где-то рядом.

— Не туда.

Из тумана выступила тёмная фигура. Здесь, за гранью привычного мира, Лукиан выглядел по-другому. Худой, поджарый, с острыми чертами лица и очень-очень мрачный. Вместо подрясника и скуфейки — чёрный кафтан и шапка с тёмным мехом, вместо чёток рука сжимает кнут.

— За мной, — скомандовал он хриплым басом.

И, не дожидаясь нас, Лукиан пошёл в другую сторону. Туман отшатывался от него, будто опасался касаться угольных одежд. Я поспешил за ним, таща за собой Емельку.

Долго идти не пришлось. Пара сотен шагов, и мы оказались возле каменной плиты, лежащей на гранитных валунах. Ровную, как стол, поверхность рассекала глубокая трещина, словно плиту раскололи могучим ударом.

— Ждём, — скомандовал Лукиан и замер возле каменной конструкции.

Время тянулось медленно. «Монах» застыл, будто муха в янтаре — не шевелясь и, кажется, даже не дыша. Емелька топтался рядом со мной, переминаясь с ноги на ногу. Мурзилка, если мне не показалось, фыркая, бродил вокруг, не рискуя выходить из тумана.

— И долго так ждать?

Лукиан обернулся и с возмущением посмотрел на меня.

— Сколько надо, столько и будешь ждать. Ты Хозяйке не указ, когда приходить. Ишь, выискался! — «монах» ехидно осклабился. — Давай, ещё покричи в туман, может, откликнется кто. Здесь много всяких ходит, кому живые как леденец.

Мне бросились в глаза его зубы. Вместо обычных человеческих у него во рту был целый набор хищника. Острые, белые, с торчащими загнутыми клыками. Заметив мой взгляд, Лукиан сжал губы и отвернулся.

— Учить тебя и учить, отрок, — буркнул он, — с почтением надо, с уважением. Кланяться не забывай, в пояс. Говори тихо, гляди в землю, смотреть на Хозяйку даже не думай. Строга, ох строга она, если не угодишь!

У меня запершило в горле от этих слов. Да уж, понятия у старого опричника-некроманта ещё те, старорежимные. И ведь не скажешь ему, что спокойно разговаривал с Хозяйкой, и всё было отлично. Не поймёт! Ещё и удар его хватит от моей «дерзости». Как объяснить, что Смерти плевать на поклоны и пиетет — через её руки проходят и простолюдины, и великие короли, и все равны перед ней.

— Ох, чую, намучаюсь с тобой, отрок. — Лукиан на секунду обернулся и сердито зыркнул на меня. — И ведь старшой уже, розгой не поучишь.

— Смотри, Луциан, как бы он тебя учить не стал.

Мягкий голос, неожиданно прозвучавший из-за спины, заставил нас с «монахом» вздрогнуть.

— Хозяйка, — Лукиан повернулся к женщине, появившейся из тумана, и низко поклонился, коснувшись рукой травы. — Явился пред очи твои с учеником, как и приказывала.

Я не стал повторять за ним и только склонил голову.

— Вижу, — Смерть в мгновение переместилась к нам, — и не только с ним.

Она протянула руку и взяла замершего Емельку за подбородок.

— Не бойся, — улыбнулась женщина, — больно уже не будет.

— Я звал тебя, — орк улыбнулся в ответ. Голос его наполнился спокойствием, а во взгляде исчезла тоска, — и ждал, когда ты придёшь. Чего же мне бояться?

— Идём, — она взяла его под руку, — я провожу тебя на другую сторону.

Вдвоём они двинулись прочь от нас. У самой границы тумана Смерть обернулась и царственно махнула рукой: мол, свободны, голуби сизокрылые, ваша работа окончена. И пропала вместе с Емельяном