Фидель Кастро - Себастьян Бэлфор

Как самый решительный противник гегемонии США в Латинской Америке, Кастро приветствовал новые инициативы. В новых многосторонних организациях Куба могла помочь братским нациям избавиться от влияния Соединенных Штатов и обеспечить связь Латинской Америки и советского блока. Фактически, преимущества Кубы от участия в этих межамериканских группах были скорее политическими, чем экономическими. Надежды Кастро на возникновение нового экономического блока в Латинской Америке недооценивали тот факт, что рынки для кубинских продуктов и передовая технология, необходимая для развития острова, были сконцентрированы на Западе и, особенно, у заклятого врага Кубы — Соединенных Штатов. Более того, латиноамериканские страны в целом разделяли подобный вид экономической деятельности, сосредоточенной на производстве и обработке сырья и изготовлении потребительских товаров, в результате чего их экономики были скорее конкурентными, чем дополняющими[166]. Пока же Куба продолжала зависеть от Советского Союза в снабжении энергией и технологиями. Однако если бы остров осознал свой экономический потенциал, произошли бы коренные преобразования в американо-кубинских отношениях. Соединенным Штатам принадлежал ключ от кубинского развития, это могло обеспечить товарами, технологиями и возможность развивать туристический бизнес, в которых очень нуждалась Куба.

Вашингтон все еще продолжал относиться к кубинскому режиму как к угрозе для безопасности США и внешнеполитических целей, что было несоразмерно с действительной способностью Кастро влиять на международные события. Политика США по отношению к Кубе все еще была частично под влиянием реакции на драматические события 1959–1962 годов. Но это также основывалось на уверенности, что кастроизм представлял угрозу их главной цели — поощрению распространения западного капитала в страны «третьего мира». Хотя существовало некоторое давление внутри деловых кругов Соединенных Штатов по поводу нормализации отношений с Кубой, Вашингтон продолжал настаивать на главных уступках во внешней и внутренней политике со стороны кубинского режима в качестве цены за разрядку между двумя странами[167].

Необходимость улучшения отношений с Соединенными Штатами была для Кастро горькой пилюлей, которую, однако, он всегда готов был проглотить. На этом также в то время настаивал Советский Союз, как части его поисков разрядки отношений между Востоком и Западом. Давление также могло быть оказано более прагматичными тенденциями в рамках экономических отделов кубинского правительства. Более того, блокада США представляла собой непрерывный источник беспокойства для кубинцев. Существовало множество причин для войны, таких как воздушные и морские нападения с обеих сторон и случайный захват кубинских рыболовных судов американскими канонерками. Потепление американо-кубинских отношений на самом деле началось с соглашения против налетов, подписанного в 1973 году с администрацией Форда, и продолжилось тайными переговорами в следующем году. В 1975 г. Соединенные Штаты присоединились к большинству ОАГ, голосующему за прекращение санкций против Кубы.

Однако Кастро не был подготовлен к допущению ослабления напряженных отношений с Соединенными Штатами из-за умаления его цели построения союза со странами «третьего мира». Когда Фронт национального Освобождения Анголы обратился к Кубе за военной помощью в 1975 году после южноафриканского вторжения в поддержку «правых» партизан, угрожающих сорвать присвоение ими власти в день провозглашения независимости, кубинские руководители ответили немедленно, отправив тысячное войско на защиту столицы — Луанды. Но это отнюдь не было стремлением, рассчитанным на привлечение Соединенных Штатов, и когда в дополнение к этому Куба проанонсировала конференцию в Гаване в поддержку независимости Пуэрто-Рико, улучшение отношений приостановилось.

Выигрыш от кубинской интервенции в гражданскую войну в Анголе намного перевешивал потери, последовавшие от провала переговоров с США. Конфликт в Анголе возник накануне освобождения от португальской зависимости. Три партизанских движения, борющихся против португальцев в Аворе, в январе 1975 года подписали соглашение, требующее временного трехстороннего правительства и проведения выборов в тот же год. Было общепризнанным, что МПЛА, «левое» националистическое движение, которое во многом равнялось на Советский Союз и было самым популярным из трех организаций Анголы, выиграет большинством голосов. Однако их соперники при скрытой поддержке ЦРУ, южноафриканской организации «Заирин» и наемных войск разорвали соглашение и приступили к двустороннему военному нападению на МПЛА, которое контролировало столицу. В августе южноафриканские войска перешли в Анголу, и в октябре, накануне дня провозглашения независимости, начали полномасштабное наступление на Луанду. Стремительный кубинский воздушный и морской транспорт, следовавший прямо за МПЛА, попросил Кастро помочь сохранить столицу для МПЛА. Болес 20 000 кубинских войск пересекли Атлантику во время кризиса. Поток оружия и солдат был так велик, что Куба сама осталась незащищенной. К концу ноября южноафриканские войска и два партизанских отряда соперников начали отступать, и четыре месяца спустя МПЛА полностью контролировал вновь независимую Анголу.

По большинству мнений, решение Кубы об отправке войск в Анголу было принято без ведома Советского Союза. Кубинцы имели тесный контакт с МПЛА с тех пор, как Че Гевара обучал в 1965 году конголезских партизан. После присутствия лидеров МПЛА на Трехконтинентальной конференции в Гаване в следующем году некоторые из партизан прошли военную подготовку на Кубе. Кастро и кубинское руководство, по некоторым расчетам, были крепко связаны с борьбой в Анголе. Хотя Куба была латиноамериканской страной, она также обладала глубокими культурными и расовыми корнями в Африке через кубинских потомков африканских рабов. МПЛА была движением, по форме напоминавшим кубинский режим, благоприятствующий государственному управлению экономикой и политической централизации. Болес того, военная помощь Кубы МПЛА увеличила ее престиж среди неприсоединившихся народов, поднимая надежду, что это может оказать еще большее влияние на страны «третьего мира». Не было совпадением и то, что меньше чем через четыре года Гавана станет местом проведения шестой Конференции Движения неприсоединения с Кастро в качестве нового председателя.

Вознаграждение за кубинскую интервенцию было еще большим внутри страны. Хотя интервенция повлекла за собой неизбежные усилия, так как увеличивалась человеческая цена военного вмешательства, победа в Анголе стала новым подтверждением силы Революции для многих кубинцев и желанным источником национальной гордости после неудач конца 60-х и начала 70-х гг. Хотя Кастро не контролировал военные действия, он играл в войне выдающуюся роль военного советника и Главнокомандующего вооруженными силами. По слогам его друга, колумбийского писателя Габриэля Гарсиа Маркеса, Кастро «провожал все корабли, и перед каждой отправкой он подбадривал солдат. Он сам лично подбирал командиров батальонов специальных войск, павших в первой битве, и на своем советском «джипе» отвозил их на ровные места. Нет точки на карте Анголы, которую бы он не смог опознать, или физической черты, которой бы он не помнил. Его концентрация на войне была так огромна и тщательна, что он мог по памяти обрисовать любой пейзаж Анголы, как если бы это была Куба, и он говорил об ангольских городах, обычаях и людях, как если бы он жил там всю жизнь». Гарсия Маркес вспоминал, что в начале операции: «Кастро четырнадцать часов подряд пробыл в рабочей комнате генерального штаба без еды и сна, как будто он сам принимал участие в битве. Он отслеживал подробности каждого сражения, отмечая их цветными булавками на подробных картах, развешанных по всей стене, и оставался в постоянной связи с главнокомандующими МПЛА, находящимися на поле боя, правда, с промежутком в шесть часов»[168].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});