Фидель Кастро - Себастьян Бэлфор

По его собственному признанию, Кастро сыграл небольшую роль в процессе организационных реформ. То, что он не был полностью удовлетворен их проведением, обнаружилось много лет спустя в его интервью итальянскому журналисту. Вспоминая перемену в политике от радикализма в конце 60-х гг. к ортодоксии в начале 70-х гг., он признался: «Мы прошли через период самоудовлетворенности, в течение которого мы узнали больше, чем другие люди, и могли бы сделать все лучше, чем они, и мы перешли в новую фазу, в которой я лично не участвую, в которой развивается тенденция к подражанию. Я считаю, что мы хорошо повторяем плохое и плохо — хорошее»[155]. Вместо этого в семидесятые годы энергия Кастро расходовалась на внешнюю политику. Но не из-за того, что ему надоела однообразная картина Кубы, стоящая перед ним, как предполагает Тэд Залк в биографии Кастро[156]. И только потому, что новое разделение работы внутри правительства Кубы освободило его от непосредственных обязательств перед текущей экономикой. Его сильная вовлеченность во внешние отношения в 70-х гг. являлась прямым результатом изменения в иностранной стратегии Кубы, сопровождающей преобразование во внутренней политике. И во внешней и во внутренней политике еще раз проявился талант Кастро использовать максимально возможности, попадающиеся на его пути, чтобы поднять свое положение и вес Революции.

Глава 7

МИРОВОЙ ЛИДЕР

К концу 60-х гг. Куба осталась фактически одна в мире, замученная Соединенными Штатами, изгнанная из сообщества большинства стран Латинской Америки, с увеличивающимся недовольством со стороны Советского Союза. Десять лет спустя, наоборот, остров обладал международным престижем, несмотря на его размеры и экономическое положение. В 1979 году Кубу выбрали страной проведения шестой Конференции Движения неприсоединения, председателем которого на 4 года стал Кастро. Тридцать пять стран получали военную и гражданскую помощь от Кубы, и Кастро, как старший государственный деятель, давал советы новым революционным режимам в различных частях света.

Новое международное влияние Кубы частично определялось изменением положения стран «третьего мира» в 70-е гг. На это изменение равновесия власти повлияли особенно три следующих события: нефтяной кризис, война во Вьетнаме и падение португальской империи в Африке. Картель, состоящий главным образом из нефтепроизводящих стран «третьего мира», использовал преимущества растущей опоры индустриальных экономик на нефть, чтобы поднять цепу на сырую нефть в 1973 году, что вызвало первый самый большой кризис западного капитализма после второй мировой войны. Поражение США в войне с Вьетконгом и Северным Вьетнамом явилось важной психологической поддержкой делу национального освобождения стран «третьего мира». Из-за этого отпала угроза заморской американской интервенции. Независимо от вьетнамцев и жителей Камбоджи, кубинцы были одними из тех, кто получил наибольшую выгоду, ощущая в течение десятилетий стоящую над душой морскую пехоту. В-третьих, в 1974 году переворот в Португалии привел к освобождению последней европейской колонии в Африке и возникновению трех новых наций. Преобладающее теперь на юге самоуверенное настроение поддержало кубинское руководство в намерении играть новую напористую роль в мировых делах. Как Давид для американского Голиафа, Куба внушала уважение большинству стран «третьего мира».

Способности кубинского режима оказывать влияние на международные события Куба большей частью была обязана связям с СССР. Возвращение Кубы после 1968 года к верному союзничеству с Москвой возобновило поток как нефти и основных товаров из восточного блока, так и военной помощи и услуг по обучению. Это также открыло многие дипломатические двери. Движение более прагматической внешней политикой, чем в 60-х гг., кубинское руководство нашло новых союзников в странах «третьего мира», которые обращались к Революции за вдохновением и приветствовали ее иностранную помощь. По сильное вовлечение Кубы во внешние дела происходило, помимо всего, от огромной энергии, исходящей от Революции. Тысячи добровольцев выезжали с острова для медицинских, образовательных, технических и военных миссий за границей. Привлечение скудных внутренних ресурсов для иностранной помощи может быть объяснено только неистощимой поддержкой кубинским пародом интернациональных целей, провозглашенных Революцией.

Дипломатический успех Кубы в 70-е годы в большей степени был связан с Кастро. Освобожденный от прямого управления внутренними делами реорганизацией правительства, он погрузился в напряженный список визитов за границу и переговоры с главами государств, наносящими визиты на саму Кубу. Перед тем как отправиться в 1972 г. в двухмесячное путешествие во десяти странам Африки и Восточной Европы он заявил о своей уверенности в новой структуре руководства: «Всего несколько лет назад никто из нас не мог далее мечтать об отлучке из страны на слишком длинный срок, предполагая, что империалисты действуют в это время своими угрозами и всеми остальными методами. Кто-то всегда должен был находиться поблизости. К счастью, сейчас все изменилось. Несмотря на империалистов, их угрозы и их задачи, мы знаем, что у нас верные люди, прочная Революция и крепкое руководство, составленное из тех, кто более чем способен выполнить любое задание и предстать перед любой ситуацией»[157].

Визиты Кастро не были просто церемониальными событиями, а часто служили началом или созданием тесных экономических и военных связей с союзниками за границей. Пока он вел переговоры на высшем уровне, более конкретные двусторонние переговоры проводились следующим слоем кубинских лидеров — Президентом Освальдо Дортикосом, братом Фиделя, Раулем Кастро, министром Вооруженных Сил, и наиболее уважаемым самым старым политиком и дореволюционным коммунистом Карлосом Рафаэлем Родригесом, который был ответственным за экономические и дипломатические внешние отношения. Под ними находились министерства, а бок о бок с ними — мощные комиссии по планированию и военным делам, связывающие Кубу и советский блок.

Хотя Кастро приходилось работать в пределах организационных ограничений, он обладал большей автономией в определении внешней политики, чем внутренних дел, не только потому, что был непосредственно ответственным за внешние связи, как глава государства, но также из-за того, что он всегда являлся наиболее решительным защитником международного назначения Революции. Хотя вся политика представлялась как плод коллективного решения, в кубинской внешней политике можно найти много типичных черт, присущих Кастро, что доказывает то, что он оказывал решающее влияние на ее развитие. Наиболее важное значение придавалось интернациональной солидарности. Главенство политики над экономикой являлось одним из ведущих принципов во внутренних делах; такой же идеологический компонент можно найти в кубинской внешней политике 70-х и 80-х гг. Озадаченные явным отсутствием эгоизма в большинстве случаев кубинской международной заинтересованности, некоторые комментаторы видели в этом дорогостоящую отличительную черту; другие объясняли это тем, что Куба действовала просто как зарубежный заместитель СССР[158]. Сам Кастро утверждал, что кубинская внешняя политика мотивировалась самыми высокими принципами. В беседе с иностранным корреспондентом в 1983 году он заявил: «Мы не очень националистичны; мы патриоты, мы решительно преданы нашим политическим принципам. Много раз мы узнавали, как жертвовать своими национальными интересами ради принципов нашей Революции и наших интернационалистических принципов. Северная Америка не понимает этого, это приводит их в замешательство… наш дом не только Куба, наш дом — человечество. Мы учимся думать об интересах человечества»[159].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});