Книжный клуб Джейн Остен - Карен Фаулер

Кассандра — лучше, чем ГиП — но не так хорошо, как МП.

Мистер и миссис Дж.О. [Джеймс Остен] — понравилось меньше, чем остальные 3. Иной язык; не так легко читается.

Капитан Остен [Фрэнсис Уильям] — чрезвычайно понравилось; заметил, что Юмора, возможно, больше в ГиП — а Морали в МП — но в целом за своеобразное присутствие Природы оценил ее выше этих двух.

Мистер Шерер [священник] — уступает и МП (который ему понравился больше всех), и ГиП. — Недоволен моими описаниями Духовенства.

Мисс Изабелла Херрис — не понравилось — возражала против подчеркивания женских качеств в характере Героини — убеждена, что за миссис и мисс Бейтс кроются какие-то их знакомые — Я никогда не слышала об этих людях.

Мистер Кокерелл — настолько не одобрил, что Фанни не захотела прислать мне его отзыв.

Мистер Фаул [друг детства] — прочитал лишь первую и последнюю главы, так как слышал, что книга неинтересная.

Мистер Джеффри [редактор «Эдинбургского обозрения»] просидел над ней без сна три ночи.

Критики, писатели и литературные деятели комментируют Остен, ее романы, ее поклонников и недоброжелателей на протяжении двух веков

1812 — неподписанная рецензия на «Чувство и чувствительность»{3}

Однако, чтобы не задерживать более наших читательниц, заверим их, что они могут изучать эти тома не только с удовольствием, но и с действительной пользой, ибо найдут в них, если им угодно, множество здравых и ценных наставлений, разъясняемых весьма приятным и увлекательным повествованием.

1814 — Мэри Рассел Митфорд, рецензия на «Гордость и предубеждение»{4}

В каждой строчке «Гордости и предубеждения», в каждом слове об Элизабет автор демонстрирует полное отсутствие чутья, сделав столь дерзкую, столь прагматичную героиню возлюбленной такого человека, как Дарси. Уикхэм в равной степени отрицателен. О! эти двое друг друга стоили, и я не могу простить этому восхитительному Дарси, что он их разлучил. Дарси следовало жениться на Джейн.

1815 — сэр Вальтер Скотт, рецензия на «Эмму»{5}

В целом стиль романов этого автора находится в том же отношении к сентиментальному и романтическому течению, что поля, деревенские дома и луга — к изысканно украшенному парадному особняку или суровому величию горного ландшафта. Он не так пленителен, как первое, и не так грандиозен, как второе, однако приносит удовольствие того же рода, что осмысление общественных порядков; и что немаловажно, юный странник после прогулки может вернуться к обычному ходу жизни, и воспоминания о пейзаже, по которому он бродил, никак не вскружат ему голову.

1826 — сэр Вальтер Скотт одиннадцать лет спустя, после смерти Остен, уже теплее{6}

Кроме того, снова прочитал, по меньшей мере в третий раз, превосходный роман мисс Остен «Гордость и предубеждение». Эта юная леди обладала даром описывать явления, чувства и характеры из обычной жизни; подобного чуда мне еще не встречалось. Высокопарной манерой я владею не хуже любого в наши дни, но в этом изящном стиле, когда правдивость описания и оценки представляет обыкновенные, заурядные вещи и людей в интересном свете, мне отказано. Как жаль, что столь одаренное создание умерло так рано!

1826 — Верховный судья Джон Маршалл, письмо Джозефу Стори{7}

Я с некоторой обидой обнаружил, что имя мисс Остен не попало в список ваших любимых авторов... Она не

летает высоко, не парит на орлиных крыльях, однако приятна, интересна, ровна и при этом занимательна. Надеюсь, что вы как-то извинитесь за это упущение.

1830 — Томас Генри Листер{8}

Мисс Остен никогда не пользовалась той популярностью, которой заслуживала. Стремясь к верности описаний, далекая от тривиальных уловок ее ремесла, в этот век литературного шарлатанства она не получила своей награды. Большинство читателей склонны судить о ней так же, как Партридж в романе Филдинга судил об игре Гаррика. Он не смог оценить человека, который просто вел себя на сцене так, как любой другой при сходных обстоятельствах в реальной жизни. Он безоговорочно предпочитал «бойкую башку в парике», что размахивает руками, словно мельница, и восклицает с утроенной громкостью. То же самое было и со многими читателями мисс Остен. Она оказалась для них слишком естественной.

1848 — Шарлотта Бронте, письмо к Дж. Г. Льюису{9}

Какая странная нотация следует дальше в вашем письме! Вы рекомендуете мне усвоить тот факт, что «мисс Остен не поэтесса, в ней нет "чувства"» (вы презрительно заключаете это слово в кавычки), «нет красноречия, совершенно нет восхитительного воодушевления поэта»; а затем добавляете, что я должна «признать ее одним из величайших художников, одним из величайших живописцев человеческого характера и одним из гармоничнейших в своей манере писателей, что когда-либо жили на свете».

Только последний пункт я и могу признать.

Возможен ли великий художник без поэзии?

1870 — неподписанная рецензия на «Биографию Джейн Остен» Джеймса Эдварда Остен-Ли{10}

Мисс Остен всегда была типичным «автором для литераторов». Неповторимые достоинства ее стиля признаны всеми, но так и не завоевали ей истинной популярности среди широких масс... Давно известно, что личную жизнь мисс Остен события и страсти, доставляющие профессиональную радость биографу, обошли стороной... В согласии с нашим представлением о ней мы узнаем, что писательница оставила после себя тончайшую вышивку, ни разу не была влюблена, «облачилась в наряд средних лет раньше, чем требовали того ее годы или внешность»...

Критики тех времен... ничего не ведали... Она и сама не знала, что закладывает новую литературную школу, которая создаст новые каноны критики.

1870 — Маргарет Олифант{11}

Книги мисс Остен не принесли ей внезапной славы. Они завоевывали внимание так медленно и постепенно, что даже к ее смерти не добились заметного успеха... Говорят, при жизни она получила за них всего семьсот фунтов и крупицы похвалы. Нельзя сказать, чтобы это нас хоть сколько-нибудь удивило; намного удивительнее то, что со временем ее книги вообще поднялись на такую высоту. Трудно ожидать, что широкой публике, которая любит сопереживать литературным персонажам, плакать и радоваться с ними и принимать участие во всех их заботах, когда-нибудь понравятся столь спокойные, холодные и проницательные книги, почти не пробуждающие сочувствия... Скорее они относятся к тому роду произведений, что привлекает ценителя, покоряет критические и литературные умы.

1870 — Энтони Троллоп{12}

Эмма, главная героиня, раскрывается почти беспощадно. На каждой странице ей ставится в вину какая-нибудь выходка, тщеславие, невежество — а то и настоящая низость... В наши дни мы не смеем так принижать собственных героинь.

1894 — Элис Мейнелл{13}

Она скорее мастер насмешки, чем остроумия или юмора... Ее ирония зачастую резко язвительна... Недостаток теплоты и душевности проявляется в безразличии мисс Остен к детям. Они почти не упоминаются в ее историях — разве что как иллюстрация глупости своих матерей. Сами по себе дети ей неинтересны; на детях показывается недостаток воспитания, дети нужны, чтобы мать напросилась на комплимент от своей лицемерной знакомой, досадила чувствительным подругам... Этой холодностью и сухостью мисс Остен напоминает Шарлотту Бронте.

1895 — Уилла Кэтер{14}

Я не очень верю в женщин в литературе. У них какое-то пренеприятнейшее половое самосознание. Они так привязаны к одной теме и так о ней лгут. Тех, кто действительно сделал что-то стоящее, совсем мало: великие Джорджи, Джордж Элиот и Жорж Санд, и их никак не назовешь женщинами; мисс Бронте, умевшая сдерживать свою сентиментальность; Джейн Остен, несомненно, самая здравомыслящая и в чем-то превосходившая их всех... Когда женщина напишет приключенческую историю, рассказ об отважных моряках, мужественную повесть о битвах, что-нибудь без вина, женщин и любви — тогда я начну ждать от них чего то великого, не раньше.

1898 — неподписанная статья в «Академии»{15}

Бывает, на выходные... мне посчастливится найти уютную старую гостиницу на побережье Норфолка, где пет площадок для гольфа, можно пострелять из лука, в изобилии водятся кролики для охоты, кормят незамысловатым хорошим обедом и есть приятная дубовая комната, в которой бы провести вечер. Для удобства назовем моих друзей... Браун и Робинсон...

Браун — преуспевающий журналист и, как следствие, полностью свободен от однозначных мнений и принципов... Его работа — держать палец на общественном пульсе и соответственно распределять газетное место.