Штурман подплава. Торпеда для «попаданца» - Юрий Корчевский

Не медля ни секунды, Володя скинул теплый, обшитый брезентом бушлат, стянул с шеи ремешок тяжеленного морского бинокля.

На его глазах ушел в шахту перископ — Володя успел ударить по нему кулаком.

Вода уже дошла до пояса, обжигая холодом ноги.

Страх и ужас происходящего едва не парализовали волю Володи, но мозг отдавал трезвые команды. Надо было покидать рубку и отплывать подальше от лодки — погружаясь, она может утянуть его за собой в водоворот. Мелькнула предательская мыслишка: «А может, остаться в рубке? Все равно в море не выжить, только мучиться буду дольше?»

Но жажда жизни взяла свое. Он бросился с уходящей из-под ног палубы в волны. Холод сразу сковал грудь и ноги. Володя заработал руками, отплывая от лодки.

На месте погружения несколько секунд еще виднелся верх рубки, но потом и он исчез. Еще мгновение бурлила вода, потом волны захлестнули место, где только что была лодка.

От отчаяния и обжигающего холода Володя закричал, срывая голос, повертел головой из стороны в сторону. Ни кораблей, которые заметил Саша, ни лодки — никого вокруг! Он один в холодных водах. Страх сжал сердце ледяной рукой.

Стараясь удержаться на поверхности, Владимир изо всех сил молотил по воде руками и ногами, но намокшая одежда и разбухшая от воды обувь тянули его вниз. Он с тоской посмотрел в низкое небо. Как жалко и нелепо умирать в таком возрасте! И ладно бы от пули, от осколка в бою — как солдат. Но утонуть в море из-за нелепой случайности — что может быть мучительнее и страшнее?

В полукабельтове от него вспучился воздушный пузырь, потом показалась рубка, затем — корпус лодки, его лодки! Володя закричал.

На рубке показались люди. Вода заливала лицо Владимиру, и он лишь смутно видел их фигуры.

Лодка дала задний ход и медленно подошла к нему.

Из рубки по скользкой палубе к корме бежали подводники. Боцман в легком бушлате, уже промокшем от брызг, бросил ему конец:

— Держись!

Но озябшие руки не слушались, веревка вырывалась из рук. Ну нет, когда спасение уже рядом, он не сдастся! Но на лодку без помощи ему не взобраться — покатые бока корпуса ее мокрые и скользкие.

Боцман бросил конец еще раз.

Володя поймал его, намотал на запястье и, поскольку пальцы уже не слушались, вцепился в веревку зубами. Двое подводников потащили его к такой близкой и такой недоступной пока еще лодке.

Владимира втащили на легкий корпус, кто-то ухватился за робу, помог подняться на палубу. Однако ноги уже не слушались, он не мог встать. Тогда его подхватили под руки и потащили к рубке. Там обвязали мокрой веревкой вокруг груди и спустили в шахту рубки, а оттуда — в центральный пост. Здесь его приняли на руки подводники и понесли в камбуз. Сняв с него мокрую одежду, уложили на единственный обеденный стол и стали растирать техническим спиртом.

— Дайте ему спирта внутрь, для сугреву! — распорядился боцман.

Рядом с виноватым видом суетился Саша.

Володе поднесли кружку со спиртом. Он сделал пару глотков и закашлялся.

— Вот привыкли «шилом» все болезни лечить. Чаю ему нужно горячего! Боцман, организуй сухую одежду, что он нагишом на холодном столе лежит! — распорядился подошедший командир.

Володе дали горячего сладкого чаю, натянули сухое белье. Он еще помнил, как его донесли до отсека и уложили в гамак, но дальше — отрубился…

Очнулся, когда торпедист Сашка, подняв ему голову, поднес ко рту кружку с горячим чаем.

— Пей, тебе согреться надо!

Володя выпил всю кружку и откинулся на подушку. Руки — особенно пальцы — уже отошли, но ныли нещадно, как будто их грыз неведомый и невидимый зверек, а ног он не чувствовал.

— Саш, ноги мне разотри.

— Боюсь. Кожа на них красная, вздулась. Потерпи, скоро в базу придем.

Володя уснул, но вскоре проснулся оттого, что его стал бить кашель — сухой, раздирающий грудь, не дающий уснуть. Лоб стал гореть, а тело покрылось мелким потом. Похоже, вынужденное купание оборачивалось серьезной простудой.

Когда лодка вернулась в базу, Володя уже был без сознания. Четверо подводников вытащили его на веревках и отвезли в госпиталь.

Очнулся он на третий день. Голова была тяжелой, в груди при каждом вздохе кололо с обеих сторон.

За дверью палаты кто-то с кем-то спорил, женский голос кого-то убеждал:

— Нельзя тебе к нему, без сознания он. Доктор сказал — сильное переохлаждение у него, двухсторонняя пневмония.

— Да я только посмотреть и гостинчик передать…

— Хорошо, но только на одну минуточку.

Дверь приоткрылась, и в нее бочком проскользнул Сашка.

— Живой? — Он наклонился над Володей. Но тот, не в состоянии ничего сказать от слабости, только моргал глазами.

— Мы тут тебе подарок… витаминчиков… Ешь, поправляйся. Весь экипаж желает…

Что ему желает экипаж, Володя не узнал. Вошла здоровенная, как гренадер, медсестра, подхватила тощеватого Сашу под локоть и буквально выволокла его из палаты.

— Видишь, он слабый, а ты к нему с разговорами… Нельзя ему!

Саша что-то бубнил в оправдание, но сестра вела его к выходу.

Володя скосил глаза. На тумбочке в авоське лежали апельсины. В Мурманске — чудо редкое! Как потом узнал Володя, подводники выпросили пару килограммов у моряков американского транспорта, пришедшего с конвоем.

Хотелось пить. В этот момент стукнула дверь и вошла медсестра.

— Как себя чувствуешь, ранбольной?

— Пить, — прошептал Володя пересохшими губами. Медсестра поднесла к его рту носик чайника, и Володя, припав к нему, выпил едва ли не половину. Он пил бы еще, но медсестра больше не дала:

— Хватит, хватит.

— Где я?

— В госпитале, в Мурманске. Слава богу, в себя пришел, три дня ведь без памяти лежал. Тут твои с подлодки одолели, каждый день ходють и ходють. Говорю же им — нельзя, доктор не велел. Сейчас я тебе укольчик сделаю, а потом таблетку выпьешь.

Медсестра ловко сделала укол, а потом поднесла Володе таблетку — он с трудом ее проглотил.

— Где же тебя так простыть угораздило?

— В море смыло. Пока вытащили — простыл.

— Ох, несчастье какое! Ну, ничего, отлежишься в тепле, подлечишься. Давай я тебе апельсин очищу.

Медсестра ловко сняла с апельсина кожуру и стала подносить ломтики ко рту Володи. От апельсина пошел одуряющий запах, и почему-то сразу вспомнился Новый год, елка, салат «оливье», шампанское, апельсины и грохот фейерверков за окном.

Володя с трудом одолел апельсин.

— Вы возьмите пару апельсинов домой, детишек угостите.

— Что ты, милок! Тебе самому они нужны! Ешь, поправляйся.

— Ваши детишки давно, наверное, апельсинов не ели, а мне все не съесть.

— Ну, если так…

Медсестра сунула пару апельсинов в карман и ушла.

Вскоре заявился доктор — в белом халате поверх флотской формы. Деревянным стетоскопом он прослушал легкие Володи, простучал и покачал головой:

— Повезло тебе, парень. Я уж было думал — не жилец ты.

— Что, все так плохо?

— При поступлении было хуже, так что будем надеяться.

И потянулись нудные госпитальные дни. Еще дважды к нему заходил Сашка — сказал, что вместо заболевшего Володи им на время с лодки, стоявшей на ремонте, дали другого торпедиста. По всему выходило — скоро новый поход, ведь лодку забункеровали.

— Так что если не приду — не обижайся. Значит, в море ушли.

— Я понимаю, служба.

Ближе к вечеру неожиданно для Володи пришел командир лодки. Поздоровавшись, он присел на стул.

— Как ты?

— Иду на поправку.

— Это хорошо. Замполит на нового старпома в штаб стукнул о происшествии, дескать — халатность.

— Меня волной с палубы случайно смыло. Сам виноват — не привязался.

— Молодец, сам понял. Если кто из штаба придет, так и говори.

— Не мальчик, понимаю. Зачем лишние неприятности?

— Да, я насчет глубоководной торпедной стрельбы… Ты практику имел?

— Чисто теоретически. Я же на Балтике воевал, а там глубины сам знаешь какие. В училище рассказывали.

— А я вот в первый раз стрелял с твоей подачи. Получилось. Лодку подремонтировали. На легком корпусе пробоин от осколков глубинных бомб полно, ну да на скорость они не влияют.

Командир вытащил из кармана шинели пару шоколадок и положил их на тумбочку.

— Выздоравливай. Хороший ты мужик, жаль, что раньше не познакомились. Я постараюсь тебя из рядовых вытащить, на рули хотя бы посадить.

— Вместо боцмана?

— Рулевой-то нужен, да и посоветоваться, если припрет, будет не с кем. Дальше-то, после войны, как жить думаешь?

— Не знаю, не думал еще. Немца одолеть надо.

— Одолеем. После Курска немец уже не тот. Силен, слов нет, но не тот. И новинки постоянно появляются. Недавно наши столкнулись с акустической торпедой — по шуму винтов наводится. Немцы дали залп двумя торпедами по тральщику. Тот успел увернуться, думали — пронесло. А торпеды циркуляцию выписали — и в корму ему. «Коробочка» пополам и развалилась. Это в Карском море было, мне знакомый командир миноносца вчера рассказал — он людей из воды поднимал. Из всего экипажа в живых только двое и остались.