Неугасимый огонь (СИ) - Евгений Токтаев

Ели преимущественно руками, ложками пользовались для зачерпывания соусов, а ножами резали мясо на маленькие кусочки. Вытирая жирные пальцы куском хлеба, Александр неожиданно извинился перед Мерит-Ра.

-- Боюсь, как бы наши уважаемые гости не сочли нас невежами, но таковы наши обычаи. Земля нашей родины скудна и потому мы не можем пренебрегать хлебом, это слишком большая ценность для нас.

-- О чём ты, царь? -- недоуменно спросила Мерит.

Александр тоже удивился, объяснил:

-- Геродот писал, что жители Египта считают величайшим позором употреблять в пищу пшеницу и ячмень. Я подумал, что использование хлеба для вытирания рук вы и вовсе сочтёте кощунством.

-- Это какая-то ошибка, -- сказала Мерит-Ра, -- ремту пекут хлеб и делают пиво из всех известных нам злаков.

-- Развенчана очередная небылица "Отца истории", -- усмехнулся Птолемей.

-- А прикасаться руками к мясу, верно, считается осквернением? -- Александр не унимался, ему было интересно, почему не только царица, но и Анхнасир накалывают отрезанные кусочки мяса золотой, или же бронзовой, позолоченной иглой. Между тем все остальные египтяне, включая фараона, ели руками, -- или этот обычай лишь для служителей богов? Я слышал, ты жрица Маат.

-- Нет, здесь дело в другом, -- Мерит улыбнулась, -- Хранители всегда едят мясо, используя позолоченные бронзовые иглы, в память Праведногласных, ушедших в Та-Мери, искореняя варварство нечестивых царей.

-- Искореняя варварство? -- поднял бровь царь.

-- Не знаю, обратил ли ты внимание на то, как правители земель Фенех и Яхмада относятся к послам врагов. Ты ведь требовал открыть ворота городов без боя, прежде чем твои воины шли на штурм?

-- Я всегда поступаю так.

-- А жители этих городов отвечали стрелами твоим послам?

-- Никто не осмелился.

-- Но не из страха перед тобой, -- заявила Мерит-Ра, -- ещё пару веков назад все они считали за доблесть схватить безоружного вражеского посла и предать его мучительной казни. Но мы отучили их от этого.

-- Возмездием, -- скорее утвердительно, нежели вопросительно произнёс Александр.

-- Да, неотвратимостью стрел Нейти. Не было случая, чтобы нечестивцы не получили по заслугам. А однажды случилась следующая история. Хранитель Неферанх был посланником в Бабили при дворе царя Сумулаэля. Сей царь неудачно воевал с нами и, потерпев поражение, придумал мириться. Перед самым пиром, зная о том, что посланник искусен в знании лука, он предложил ему устроить состязание. Неферанх вкушал жаренное мясо бронзовой иглой, дабы жир не запачкал пальцы, что стало бы ему помехой в стрельбе.

-- Разве ему не дали очистить пальцы? -- спросил Парменион.

-- Вы же знаете, что жир плохо отмывается простой водой. Конечно, можно использовать воск и золу, но, вероятно, Неферанх побоялся, что в нужный момент ничего этого под рукой не окажется, а касаться тетивы жирными пальцами...

-- Негодному стрелку всегда мешает жир на пальцах, -- высокомерно заявил Омбрион, командир критских лучников, -- истинный мастер попадёт в цель в любой ситуации.

Анхнасир покосился на него, но ничего не сказал. Мерит-Ра улыбнулась, но тоже ничего не возразила.

-- Не потому ли достойнейший Анхнасир использует иглу, что ему тоже предстоит состязание лучников? -- спросил царь.

-- В том числе и по этой причине, -- кивнула Мерит, -- но слушай, что было дальше. На пиру царь Бабили выпил лишнего и принялся оскорблять Неферанха. Тот окоротил царственного невежу и Сумулаэль, разум которого помутился, вспылил. Он приказал немедленно убить посла. Неферанх не был вооружён, при нём была только игла для мяса, и он использовал её, убив нескольких стражей, которые пытались его схватить.

-- Ему удалось вырваться? -- спросил Александр.

-- К сожалению, нет. Силы были слишком неравны. Но Неферанху почти удалось поразить Сумулаэля, и царь испугался. В дальнейшем, чудом избегнув стрелы возмездия, он постарался загладить свою вину перед Сенусертом, тогдашним владыкой Обеих Земель. А эта вещь, -- Мерит повертела шестигранную позолоченную иглу между пальцами, -- с тех пор стала неотъемлемым атрибутом Хранителей.

-- Означает ли твой рассказ, царица, -- спросил Пердикка, -- что ты считаешь македонян дикарями, рядом с которыми всегда следует иметь при себе потайное оружие?

-- Это всего лишь традиция, достойнейший, -- мягко и доброжелательно улыбнулась Мерит, -- ей не одна сотня лет.

Александр дёрнул щекой. Непонятно было, чем он недоволен, словами Пердикки или скрытым превосходством в словах Мерит-Ра.

А правительница через некоторое время перестала улыбаться. Вернее, улыбка стала какой-то натянутой, неискренней. Анхнофрет заметила, что поведение Мерит-Ра меняется на глазах. Она явно чем-то тяготилась, выпила что-то и ненадолго опустила лицо, прикрыв небольшим опахалом. Потом, словно очнувшись, повернулась к посланнице и задала вопрос, не касавшийся застольной беседы:

-- Ты послала сову к Маатеманху, узнать насчёт этого Даная, которого упомянул царь? Это имя мне кажется знакомым. Вроде бы при дворе Йахумосе Избавителя служил какой-то Дана из акайвашта, но не помню, чем он известен.

-- Отправила, -- ответила Анхнофрет, -- Маатеманх откроет старые свитки. Но почему тебе это кажется важным, царственная?

-- Не знаю... -- негромко ответила Мерит-Ра.

Мимолётный взгляд привлекла неожиданная яркая вспышка пламени в ближайшей лампаде. Мерит медленно, словно во сне, поднесла чашу к губам. Почему-то не прикрыла глаз. Анхнофрет вздрогнула.

В полумраке зала вино казалось чёрным зеркалом, отражающей лицо правительницы. Мерит увидела своё отражение, через мгновение его разрушила лёгкая рябь. А потом вспыхнул синий свет.

Анхнофрет до крови прикусила губу, глядя, как исчезает жизнь из глаз царицы. Взгляд посланницы заметался и встретился с Птолемеем. Лагид, единственный из македонян, заметивший перемену в настроении Мерит-Ра, следил за царицей с возрастающей тревогой, которую не мог объяснить. Он увидел в глазах Анхнофрет панику. Посмотрел на Тутмоса и отметил, как напряжён фараон.

Лагид взглянул на Александра. Тот о чём-то беседовал с Парменионом и на гостей не смотрел. Птолемей догадывался, что происходит, вернее, что сейчас произойдёт, хотя никогда прежде не видел этого. Знал лишь по рассказам Анхнофрет и Ранефера, когда тот, изрядно выпив на том, давнем приёме, стал куда откровеннее обычного.

Мерит видит. И с минуты на минуту начнёт говорить. Это неподвластно её воле. Это, по меньшей мере, вызовет всеобщее смятение и страх, особенно среди македонян и эллинов. Пойдут ненужные кривотолки. Этот пир задуман, чтобы уронить стену отчуждения, а может случиться так, что она, наоборот, лишь увеличится. Никому это не нужно.

Плеча Лагида коснулась чья-то рука. Он обернулся -- за его спиной возле ложа стоял Эвмен. Кардиец в пире не участвовал. Когда другие развлекались, он нёс службу. Ага, канцелярскую, как посмеивались над ним некоторые. Стратег стила и восковой таблички. Что он здесь делает? Неважно. Он как нельзя кстати.

-- Царице плохо? -- спросил Эвмен.

Тоже заметил. Птолемей сжал его руку.

-- Эвмен, сейчас может произойти нечто... Нечто плохое. Нужно немедленно удалить её из зала. Но чтобы никто...

-- Я понял, -- кивнул Эвмен.

Он степенно, не привлекая внимания, обошёл ложа, столы и кресла, приблизился к Анхнасиру и спокойным голосом произнёс:

-- Достойнейший, там прибыл гонец-египтянин. Он спрашивает кого-нибудь из высшего совета Дома Маат. Я сказал ему, что все высокородные на пиру, но он настойчив, говорит -- важно.

Хранитель по привычке дёрнулся было встать, но его удержала Анхнофрет, которая вцепилась в слова Эвмена, как утопающий в соломинку и сказала быстро:

-- Наверное, в Пер-Маат прилетела сова, которую ждёт царственная.

-- Да, -- медленно произнесла Мерит-Ра, -- я сама переговорю с гонцом. Прошу прощения у радушных хозяев, но это действительно важно.

Она встала и направилась к выходу в сопровождении Эвмена и Анхнасира. На пороге оперлась о дверной косяк, задержалась на мгновение, наклонив голову. Хранитель шёл позади и своим телом скрыл её от досужих взглядов, если такие и были.

Снаружи у дверей стояли на часах двое телохранителей царя -- Селевк и Лисимах. Мерит-Ра вдруг обмякла. кардиец подхватил её, на помощь рванулся и Лисимах. Едва коснувшись Мерит, Эвмен вздрогнул. По голове словно молотом ударили.

Злой ветер, леденящий кровь в жилах, рвал с плеч плащ, бросая в пылающее лицо обжигающие холодом снежные заряды. Длинные чёрные полы плаща трепетали и хлопали, словно крылья огромной птицы, заглушая все прочие звуки.

"А вот и вороны..."

Кардиец удержал царицу, зажмурился, его лицо исказила странная гримаса. Подоспел Анхнасир. Эвмен уступил ему, попятился, посмотрел на Лисимаха. Тот ошалело мотал головой, словно его тоже оглушили.