Обретенный май - Мария Ветрова

— Похоже, вы прослушиваете еще и наши телефоны?

— Ну что вы… Конечно нет! Насчет звонков у меня вырвалось случайно, — улыбнулась Аня. — Возможно, по тому же принципу, по которому и вы пытались солгать.

— Я не пыталась солгать, — Эльвира изо всех сил старалась взять себя в руки. — Я и сама перепутала, когда именно муж ездил к Владимиру Павловичу… Слишком много всего случилось за считанные дни… Да, вы правы, — я вспомнила, Володя был у него еще до убийства.

— Зачем?

— Все гораздо проще, чем вы думаете. — Эля отвела взгляд. — Этот человек когда-то проходил у нас по одному делу. Там была масса неясностей, следственная группа работала небрежно… В итоге Любомир из соответчиков попал в обычные свидетели. Когда я узнала, что он стал нашим соседом по даче, я… Словом, я сочла необходимым проинформировать своего шефа, вот и все… Мы с ним тогда, в процессе слушания собирались даже возвращать дело на доследование, но ничего не получилось. Тем более что в центре событий находился не Любомир. По поводу него у нас возникли подозрения другого рода…

Эльвира судорожно сглотнула и продолжила, по-прежнему не глядя на Калинкину.

— Собственно говоря, я поэтому и спрашивала так настойчиво насчет Маши и найденного вами документа.

— То есть?

Эльвира помолчала, явно колеблясь, говорить правду или попытаться в очередной раз выкрутиться из ситуации. Калинкина решила помочь ей разрешить сомнения и покачала головой:

— Знаете, Эльвира Сергеевна, вы совсем не умеете лгать… Позвольте вас заверить, мы в курсе, что господин Любомир шантажировал супругу Евгения Константиновича. Она рассказала нам об этом сама. Итак?

— Да, — вздохнула Эля. — Вы правы, просто мне… Ну мне очень не хочется, чтобы вы дергали лишний раз Нину Владимировну…

— А при чем же тут она?

— Так вышло, что Нина Владимировна краем уха услышала, как Машу шантажируют… Правда, из разговора она не сумела разобраться, кого именно из нас, но что это голос Любомира, расслышала абсолютно достоверно. Но чем, для нее так и осталось неясным… Когда она нам всем об этом сообщила, я поделилась с мужем своими… предположениями. Боюсь, он сказал об этом брату…

— Давайте называть вещи своими именами, — Анино терпение начало потихоньку иссякать. — В процессе слушания упомянутого вами дела вы пришли к выводу, что Леонид Леонидович Любомир зарабатывает себе на жизнь вульгарным сутенерством…

Эля протестующе подняла руку:

— Это были лишь подозрения! Следствие расследовало убийство молодой женщины, случайное, заметьте, убийство! И никаких доказательств по поводу причастности Любомира собрать не удосужилось!..

— Сам следователь, который вел дело, так не считает! — усмехнулась Аня. — Так что там насчет шантажа?

— Единственное, чем он мог шантажировать Машу… это тем, что Маша — бывшая девица по вызову.

— А вы сами? — насмешливо спросила Калинкина. — Вероятно, тоже были шокированы мыслью о том, что в вашу благородную семью обманом проникла бывшая проститутка?

— О Господи!.. Так это правда?! — Эля резко поднялась со стула и заметалась по кабинету. — Но вы же сказали, что шантажировал он ее каким-то документом, а не… Ну, допустим, не снимками или какой-нибудь картотекой, если она у него имелась?..

— Разве я сказала, что это правда?

— Тогда… Тогда что же?.. — Эля вернулась и буквально упала на свой стол, растерянно уставившись на Калинкину.

— Кажется, мы с вами вернулись к тому, с чего начали. Мне действительно необходимо напоминать вам, что есть такое понятие, как тайна следствия?

— Извините, — устало сказала Эля. — Считайте, что я ни о чем у вас не спрашивала… Да, а что касается моего шефа, узнать об убийстве он элементарно мог из прессы. Из того же «Московского комсомольца», который выписывает и регулярно прочитывает от корки до корки. Вы хотите узнать у меня еще что-то?

— Пожалуй, на сегодня достаточно, — Калинкина задумчиво посмотрела на Элю. — Я бы хотела еще раз побеседовать с вашей свекровью. И еще: можете вы завтра часикам к двенадцати подъехать к нам вместе с Катей, чтобы, как положено, оформить все показания?

— Да, конечно.

— Кстати, она так и собирается жить у вас?

— Это решение свекрови, поэтому сказать, сколько она здесь пробудет, не могу. Нина Владимировна ее пожалела, услышав эту ужасную историю… У нее самой был чудесный муж, а тут — настоящее предательство… Хотя на деле, думаю, все гораздо сложнее… Кстати, у него столь определенного алиби, как у нас, нет?

— Если не считать того, что у этого господина просто не было времени, чтобы обежать сторожку, заскочить убитому в тыл и выстрелить, а затем вернуться назад… Так что его алиби почти в точности повторяет алиби вашего супруга и его брата… У вас есть еще вопросы?

— Нет, только просьба: будьте помягче с Ниной Владимировной, она в самом деле проболела всю зиму. Она и собрала-то нас всех здесь подле себя, потому что уверена — это ее последнее лето… Вам ее пригласить сюда?

— Желательно. Но если она себя неважно чувствует…

— Вы просто не знаете мою свекровь, — слабо улыбнулась Эля и встала. — Она очень сильная женщина. Как бы ни чувствовала себя, обязательно придет сюда. Разговаривать с вами лежа было бы для нее верхом неприличия… Я могу идти?

Нина Владимировна в этот день действительно чувствовала себя неважно, чему немало способствовал разговор с младшим сыном.

Маша засела в комнате, которую после ее появления Евгений покинул, даже не взглянув на жену, и теперь уже часа три подряд бродил по саду, погрузившись в свои невеселые размышления, и ни с кем не общался. Приезд следователя Калинкиной и ее длительная беседа с Эльвирой тоже не добавили генеральше хорошего настроения: о чем таком можно допрашивать человека, обладающего столь очевидным алиби? Так что приглашение Калинкиной побеседовать с ней Нина Владимировна восприняла чуть ли не с облегчением, надеясь хоть как-то прояснить для себя сегодняшнюю ситуацию. Остановив рукой нахмурившуюся и открывшую было рот Нюсю, коротавшую время возле своей хозяйки с вязанием в руках, Нина Владимировна направилась в кабинет.

Поздоровавшись, она опустилась на стул, на котором только что сидела Эля, и вопросительно посмотрела на следователя. Калинкина, в свою очередь, не торопилась, перекладывая свои бумаги с места на место и понимая, что ее вид — вид чужого человека, расположившегося в святая святых этого дома, за столом покойного генерала, его вдову радовать не может. Ане было немного стыдно оттого, что настоящего сочувствия к Нине Владимировне она не испытывает. Что так же, как и остальные члены этой семьи, она ее подспудно раздражает.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});